Над боронами

Сергей Смицких
            (быль)

      Вольготно расположились на склонах длинной лощины дворы хутора Гомзино - между соседними не менее полусотни метров. Почти во всех жилищах - земляные полы. Основное различие заключалось в кровле: хаты покрыты соломой, на избах - черепица или толь. Пятистенок Александры Спольник (в девичестве Харченко) находился на восточной половине хутора.
      Двадцать пять километров отделяли Гомзино от ближайших железнодорожных станций Долбино и Толоконное. Это расстояние дальние гости Александры Павловны преодолевали пешком и на попутных телегах - подводах.

      Однажды тихим летним вечером послышался яростный лай свирепого цепного пса. На хуторян и кошек он так сильно не лаял. Александра вышла во дворик, обнесённый низкой изгородью и увидела племянницу, державшую за руку слегка испуганного сына-младшеклассника. В другой руке у неё был большой чемодан.
      - Тю, Черныш, чего лаешь? То ж Тамара и Сева. Они у нас уже гостевали.
      Черныш фыркнул и ворчливо удалился в будку, выполнив свой долг сигнальщика.
      - Здравствуй, тётушка! - поприветствовала хозяйку гостья.
      - Здравствуйте, бабушка Шура! - радостно добавил её сынишка.

      Пока взрослые обменивались новостями, мальчик залез на пыльный чердак и обследовал его. Сквозь сероватое южное оконце различалось дно лощины, поросшее кустарником и деревьями, постройки на противоположной стороне и бесконечные поля. На северной стороне оконце было прозрачнее и даже открывалось. Тут Сева заметил чемоданчик, углом торчащий из-под груды досок и палок. Переложив доски, любопытный мальчик вытащил находку.
      Внутри обнаружились книги и отдельные страницы. Сева извлёк пожелтевшие листки с дореволюционными буквами ерами и ятями. На одном из них он прочитал: "Какъ сделать куриное яйцо каменнымъ", на другом: "Какъ засунуть сырое яйцо в бутылку, чтобы никто не могъ вытащить, не разбивъ посудину", на третьем: "Какъ оживить сваренныхъ раковъ"... Прочитав первый рецепт, Сева понял, что сможет разбивать любые пасхальные яйца, а прочитав остальные, почувствовал себя великим кудесником.
      Фокус "оживления" раков показался самым интересным: "Обмакните ватку въ спиртъ, натрите рака, подожгите и почти сразу опустите его в воду. Хитиновый покровъ станетъ яркокраснымъ, какъ у сваренного... Раковъ подавайте на столъ въ миске подъ непрозрачной крышкой. Вскоре после того, какъ выбранный вами самый смелый гость подниметъ крышку, раки начнутъ расползаться подъ визгъ бабъ и хохотъ мужиковъ. Держите подъ рукой нашатырь либо нюхательную соль на случай чьего-либо обморока..."
      Питьевой спирт крепостью девяносто градусов на родном Севере продавался по пятьдесят рублей за пол-литра, то есть лишь вдвое дороже самой дешёвой водки, ваты у матери всегда было много, но раки, увы, в тех местах не водились. Поэтому проверить опыт мальчик не мог.

      За ужином Шура сетовала на кур, повадившихся откладывать яйца в бурьяне и под картофельной ботвой. Тамара её успокоила, сказав, что Сева обыщет весь огород.
      Когда все трое заканчивали ужинать, появился Шурин сын Миша, полдня катавшийся с дружками на велосипедах. Он был на два года старше Севы.

      Следующим утром сразу после завтрака Сева ринулся прочёсывать огород. За час он принёс десяток яиц. Днём с Мишей сходили на озерцо в центре хутора, желтоватое от взвеси. Глубина везде не превышала двух третей метра, дно сплошь песчаное. Иногда под подошвой оказывался пескарик. Сева доставал его и относил на берег, в баночку с водой. В конце купания оказалось явно мало рыбок для зажарки, и мальчики отпустили их обратно.

      Александра до заката уходила на полевые работы. Тамара взялась шить платья хуторянкам с оплатой в твёрдой валюте - куриных яйцах, ведь бумажных денег у хуторян почти не было. Черныш всегда провожал и встречал её злобным лаем, Миша часто уезжал с дружками, Сева постепенно ликвидировал все заначки кур и гулял по окрестностям.


      Однажды днём, почитав старые книжки, юный гость захотел выйти во двор, но дверь оказалась запертой снаружи. Это Миша, уезжая, решил ограничить перемещения двоюродного племянника, чтобы тот не мог оставить избу без присмотра. Мать надолго ушла к знакомой, имевшей ручную швейную машинку и жившей через дом. Перспектива сидеть до вечера в душном помещении не обрадовала мальчика. Окна в комнате и "прихожей", служившей складом продуктов и старой одежды в ларях и сундуках, а также древесины для растопки печи, оказались забитыми наглухо. Тогда Сева выработал план: вылезти через слуховое окно чердака, дойти до края крыши, подняться по скату до вершины, пройти до места над спуском к сенцам, слезть по черепице и спрыгнуть вниз там, где было наиболее низко.
      Первая часть плана осуществилась легко: Сева вылез из чердака, убедился, что до земли почти четыре метра и спрыгнуть невозможно; держась за наклонную доску добрался до угла, из-за которого была видна восточная часть двора, и тут столкнулся с проблемой - ближний скат крыши был покрыт не черепицей, а слоем соломы шириной около метра. Но свобода манила.
      Черныш прятался от жары в конуре, высунув только голову. Сарай с подвалом, охраняемый псом, был приоткрыт, виднелся квадратный люк погреба с торчащим из него верхом лестницы.
      "Эх, её бы сюда!" - подумал мальчик.
      За изгородью в углу двора штабелем лежали бороны, все зубьями вверх. Лошадей у семьи Харченко не было - их вместе с коровой отняли и увели ещё до войны вооружённые представители власти, в 1932-ом году. Поэтому для боронования Шура нанимала кого-нибудь с лошадью.
      Сева перелез на солому, ухватился за стебли перед головой сначала левой рукой, затем, отпустив доску, правой, и начал подтягиваться. Подгнившая солома выползла из-под верхнего слоя и осталась у него в руках, а он чуть не скатился с крыши на бороны, но инстинктивно ухватился за другие пучки. Оправившись от испуга, мальчик попытался медленно ползти вверх, но вместо этого поползла вниз солома под его коленями. Сева распластался на неожиданно скользкой крыше и стал ждать. Солома шуршала, при глубоких вдохах пыталась ползти вниз.
      Белые барашки облаков появлялись из-за крыши и величаво удалялись за спину. Иногда они закрывали солнце, и становилось легче. Во дворе закудахтала курица, оповещая мир о снесённом яйце. Одинокая муха, видимо, почуяв запах пота, стала кружиться над Севой...
      Здесь бы пригодились душещипательные подробности, но умение выжимать слезу из сердобольного читателя дано не каждому. Поэтому продолжим повествование постороннего наблюдателя.

      Когда Ганна узнала, что к Шуре приехала племянница, которая хорошо шила, научившись этому в немецком лагере во время войны, она взяла отрез и пошла к дому Шуры. Женщину встретил сердитый лай цепного пса. Из дома никто не вышел.
      - Чи дома хто е? - громко спросила Ганна.
      Откуда-то сверху послышался детский голос: "Тётя, позовите маму Тамару, она через дом в сторону пруда - пусть снимет меня с крыши."
      Женщина подняла глаза и увидела на дальнем нижнем краю крыши мальчонка.
      - Як же ты туды зализ? - удивилась она.
      - Тётя, позовите маму. - вновь жалобно попросил мальчик.
      Ганна трусцой побежала через огороды. Ввалившись в нужную избу, она с одышкой произнесла: "Тамара, твий хлопец на крыше, нэ можэ слизть!"
      Тамара ринулась к дому Шуры. Черныш вылез из конуры, готовясь привычно облаять гостью, но решительное и страшное выражение её лица его испугало, и пёс благоразумно спрятался в будку.
      Вытащив лестницу, женщина отволокла её за изгородь, приставила к стене возле сына, и быстро залезла. Держась правой рукой за наклонную доску, она попыталась левой подтянуть к себе Севу, но поняла, что сама еле удерживается на вибрирующей верхней ступеньке.
      - Сынок, перехватись рукой за доску, - сказала она.
      - А если упаду? - боязливо ответил мальчик.
      - Не бойся, я тебя держу.
      Сева быстро ухватился правой рукой за доску и подтянулся.
      - Теперь заноси ногу и нащупай торец лестницы, - стараясь выглядеть спокойной и уверенной, подсказывала она сыну. - Встал? Вот хорошо. Левую ногу перенеси на нижнюю доску, по которой ты сюда пришёл. Крепко держись обеими руками? Сейчас я буду спускаться, а ты сразу за мной.
      Они успешно спустились на твёрдую землю и сели на завалинку. Руки Тамары мелко дрожали.
      Вечером баба Шура, узнав о злоключениях внука, сказала: "Сева, хорошо, что ты не добрался до середины гребня. Начал бы спускаться и покатился бы вместе с черепицей - ведь она не закреплена, каждая плитка держится своим весом."
      Ах, если бы кто-то раньше дал мальчишке эти, вроде бы ненужные, знания!

      Наступило время отъезда. Чемодан Тамары пополнился более, чем сотней добротных яиц. Телега отвезла мать и сына в Щетиновку, где они зашли к школьной учительнице, помнившей детство Томы. Другая попутная подвода привезла их в Толоконное, пригородный поезд - в Белгород, пассажирский - в Москву, а следующим вечером путники уже ехали в поезде "Москва-Воркута". Доброго им пути!

      Слава матерям, всегда готовым прийти на помощь детям!

P.S.
Александре Павловне посвящена "Хуторская гадалка".
Сева впервые появляется в миниатюре "Весенние яблоки".