черновик
Кладбище - шириной в 10 километров.
Длина, как говорят, километров сто.
На одном километре 67.000 могил, в среднем.
Стало быть, вероятно, на нем похорнено 6 миллионов 700 тел.
А, возможно, и гораздо больше, этого никто не знает.
Кладбищенский храм не очень большой, зато высокий, из красного кирпича, кремлевской архитектуры.
Огромные стеклянныие полукруглые и стрельчатые окна, а начинаются они этаже на третьем и восходят этажа до седьмого, колокольня же настолько высока, что когда задираешь голову, с головы непременно упадет шапка. Вокруг дореволюционные ажурные склепы, надгробия и памятники, скульптуры из белого мрамора, каменные кресты, надписи по черному граниту золотом, на церковнославянском, музей.
Густые дерева уже разрослись над этими могилками, самая старая могила - 1792 года.
До дальнего конца кладбища никто никогда не доходил и не доезжал.
Ибо центральная аллея вычищена километра на три от храма.Дальше - поваленные деревья, разбитый асфальт, где бурно растет кустарник и молодые деревца.
Но, если пробираться сквозь этот бурелом, дальше начинаются советские могилы, с 1917 года.Ржавые советские звезды на чугунных пирамидках с обваливающейся бронзовой или красной краской.
Некоторые заходили и еще дальше.
Кладбище размещено по годам, кое-кто доходил и до 1935 года. Там уже настоящий глухой лес с елями, березами, осинами, соснами.
Ржавые оградки оплетены черникой, забиты лесным папоротником и ландышами, верском, можжевельником, бузиной.На размытых фотграфиях не разглядеть лиц.
Кладбище идет вдоль речки, где ездят через нее через деревянный мост - церковь на другом берегу реки.
Село - с три сотни изб и новых кирпичных домов.Водокачка, фермы, гараж, мастерская, механическая мельница. а на впадающей в реку речушке - железобетонна плотина местной элктростанции, как бы сталинской постройки.
Дальше - поля, овраги, озера, непроходимые леса с болотами.
Ни одного шоссе или дороги.
В селе живет полторы тысячи душ.
Сеют пшеницу, картошку. подсолнух, у всех огороды, соток по 40, сады, пчельники, овины, сараи со сктоиной.Новосрубленные избы светятся свежим деревом даже лунной ночью.
Летом через три дня гроза, ливень, затем палит жара, из-за чего все буйно растет, жирный чернозем так густ, что кажется синим.К утру ночью холодно, зябко, по утрам гусотй туман такой, что едва видно на несколько метров, где в лесах крик проснувшейся птицы слышен глухо, как сквозь толстое одеяло.
В некое вот такое туманное уутро по тропинке к храму идет священник, молодой отец Анисим, с сумкой из кирзы, где, конечно, есть и ряса, и кадило, и крест, и требник.
Он не спеша открывает скрипучую деревянную калитку в церковный двор, заходит в трапезную, где уже готовы солнечные большие просфоры, затем поднимается по высокой каменной лестнице с каменными, как бы екатерининскими, перилами в храм.Двери в храм, тяжелые, чугунные, отворяются - и священника встречает Семен, истопник и служка.
Отец Онисим одевается, скрывается в алтаре, потом ходит по гулкому храму, возжигая всюду красные, синие, зеленые лампады.
Меж тем, утро еще совсем-совсем ранее.Сумрак висит в углах за аналоями, в окнах на ветвях дерев снуют воробьи, заглядывая в цековь, на чердаке храма воркуют голуби, а во дворе последние филины летят серыми комьями, отправляясь спать,гулко ухая.
Крупные капли росы висят на на разноцветье клумб, падают на песок дорожек, в тумане медленно восходит солнце, еще по-ночному зябко, сыро.
Подковы кирзовых сапог отца Анисима звонко цокают по каменным плитам храма.
В храме еще холодно, тьма шевелится в углах, недовольно пятя глазищи на лампады, шевелит лапами и когтями, шипит, уркает, поглядывая в светлеющие окна. Семен растапливает огромную баржу-печь, кидая в нее дрова целыми поленьями.
Постепенно пламя начинает гудеть, черный дымоход раскаляется, краснеет, в храме становится тепло.
Отец Анисим молится один в алтаре.
Огромные десятиметровые иконы в храме по стенам, расписанные масляными красками по штукатурке, тогда оживают, оглядывают свое хозяйство, смотрят сквозь стены на окружающий утренний мир.
Большая афонская Иверская на аналое водит взглядом, поглядывая на Семена и на отца Анисима - чудотворная.
На семиметровых окнах шевелятся голубенькие занавеси от тепла гудящей печи, открывая за окнами кусты и деревья бескрайнего кладбища.Ч
Часам к восьми местного времени начинают открывать тяжкую чугунную дверь и прихожане, кладут земные поклоны у больших афонских икон на резных аналоях, тихо переговариваются, пока хор из трех человек листает ноты, ищет распевы в тяжелых екатерирининских церковных книгах.
А наверху гудят колокола - Семен звонит ласково, призывающе и. одноверенно, грозно.
Звон несется далеко-далеко над окрестным сотнями тысяч могил, над рекой, над селом - и замирает в чащобах, еловых и сосновых по дальним холмам.
К началу службы все селяне идут в храм, но внутрь почему-то не заходят, а стоят во дворе и за оградой, жадно смотря на раскрытые двери с литыми иконами архангела Михаила с мечом и со щитом, и на архангела Гавриила со свитком и стилом в руке.
Медленно восходит дрожащий диск солнца, разгоняя белесые волосы ночного тумана по логам.
С певчими начинают звонки перекликаться и птицы.
Толпа, стоящая вне храма, земно кланяется, кто-то плачет, в храме начинается служба......
2
"Благослвенно царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, всегда, ныне и присно и во веки веков!"
Тхий голос раздается из алтаря - и древняя тайнственная мистерия начинает свой обход окрестностей, как бы раздвигая пространства вширь.
Человек сорок молящихся в храме кланяются, молятся, поглядывая на большие иконы высокого алтаря,сверкающие позолоченными виноградными лозами,капителями и колоннами.Иконостас десятиметровый - как в храмах Ивана Грозного.
Отец Анисим ходит по алтарю с кадилом, меж тем, как хор старательно выводит давно выученные песнопения.
Народ на улице кланяется, глядя на церковь.Когда начинают поминать за упокой - все замирают в земном поклоне, не поднимая лиц.
Долго-долго поминает священник усопших, не спеша читая заупокойные заказные.Медленными ударами в это время поет колокол на несколько тонн, оглашая лежащие вокруг поля могил.
И когда солнце уже стоит высоко в зените, служба заканчивается, молящие выходят из храма и спускаются вниз по высоким ступеням, к народу.
В большом укрытом зеленой муравой дворе храма кипят самовары, ставят столы, раскладывают принесенную с собой еду,пьют чай, обсуждая урожай, рыбалку - к селу с другой сторны примыкает огромное озеро, где другой берег еле виден - обсуждают дела в селе, вспоинают своих покойных, которых сегодня поминали.
Выходит из храма отец Онисим, вокруг него всегда собирается несколько десятков человек, прочие.
Садятся за несколько столов в сторонке.
К вечеру двор храма пустеет, в избах и кирпичных домах загорается свет.
Молодежь собирается на завалинке, кто-то играет на гармошке, пляшут, смеются.По селу ведут большое деревенское стадо, коровы, быки, кони, овцы, сзади гонят откормленных свиней.
Медленно и важно идут гуси с озера.
Кладбище на западе остается непроглядно темным, луна не может осветить там тьму под густыми деревьями.
Только иногда посверкивают золотые надписи на надгробьях дворян и купцов у церкви, там в этой части кладбища светло и все видно насквозь.
3
В понедельник село решает плыть на рыбалку, вверх по реке.
Человек с тридцать мужиков в фуфайках проверяют мотры на больших смоленых деревянных лодках,укладывают неводы, палатки, проверяют провиант на песчаном берегу.
Все так же утром густой туман, осязаемый, покрывает каплями лодки, фуфайки, рыболовные снасти, туман полощется в недвижной воде у осоки, скрывая противоположный берег, скрадывает звук разговора.
Гусеничный трактор с будкой на прицепе тарахтит на берегу, из будки несут канистры с бензином, веревки, наконец трактор уползает вверх по склону.
Недавно в селе появился Андрей, 26 - ти лет.
Он никак не может првыкнут к этому месту, поэтому ходит по селу, всех расспрашивая, всему удивляясь.
- Вон идет отец Анисим, говорит он, сидя на краю лодки.
- Верно, опять попросит зайти нас на кладбище, мы впервой идем так далеко. Только что Сидор там бывал в тех долах. - отвечает Егор, молодой здоровый парень в ситцевой рубахе.
- А где это?
- А вверьх по реке, верст сорок, там, говрит, озера жуть глыбкие, великие, а рыба прям гимзит.Соли взяли бочку и коптильню, и яшники.
- Ящики?
- Ну ящики. Рыбы привезем, всем ухватит по селе.Можа, лося подстрелим либо ли онагря.
- Что за онагрь?
- Ну, олень как бы.По старому.
Отец Анисим в брезентовом плаще с капюшоном, в резиновых сапогах ходит по песку возле лодок, наконец достает из сумки большую черную терадь в дерматиновом переплете, разговаривая с мужичками из соседней лодки:
- Вы уж на кладбище там загляните, перепишите имена тех, кто под крестами лежит.
- Перепишем, перепишем, не беспокойся, отец Анисим.- отвечают ему. - Ведь на целу седьмицу едем.
- А зачем переписывать имена. - спрашивает Андрей.
- А чтоб их поминать, за упокой, чтоб, значить, с покойных грехи снять в церькви ему.- отвечает Егор, сопя и укладывая невод. - Не спутался бы.Ты, парниша, айда-ко, подмогай мине.
Андрей помогает скручивать тяжелую снасть:
- Ох и тяжелый же!
- А то! - отвечает Егор, пыхтя. - Зато как закинем, сразу пуда три и выташшим...Теперь брезентом накрывай...Вот, ладненько!
Урчат моторы, лодки отваливают от берега.
Мужики машут шапками провожающим женам и детям, моторы фыркают сизым дымом, и вся флотитилия выходит на стремнину.