Болейте на здоровье

Ян Подорожный
Медицина в Германии чрезвычайно гуманна. Будь-то врач-стоматолог, хирург, ортопед, но всегда сердце пациента обливается слезами радости и умиления. В какую отрасль медицины ни глянь. Не поэтому ли с таким удовольствием хворают мои соотечественники на германских просторах?

Особенно при воспоминаниях о наших зубодробительных механизмах, которыми под громкие стенания страждущих делали отверстия для пломб.  В придачу  слабо продезифинцированные иглы, а также  полное отсутствие бинтов, марли, лекарств и прочего реманента в разгар перестройки. А так, убивается свободное время, возникают новые темы для бесед.

 Можно с азартом поведать за рюмкой …чая, как ставил сам себе клистир в ванной, каким, именно, был выход стула из организма вчера. Когда о таких вещах говорится с юмором, слушаешь не без удовольствия, поддакиваешь, делишься сокровенным. Но, если на серьёзе? В «праксисах» (клиниках) происходят встречи с друзьями и недругами, делятся новостями и сплетнями, что, нередко, помогает получше любых таблеток или уколов.

В совковую бытность частенько на лечение не хватало здоровья. В основном приходилось бегать, вывалив язык, по лавкам и рынкам, ЖЭКАМ и конторам. Так что о самочувствии задумывались в самые, что ни на есть последние моменты. Когда уже и зарывать наступала пора.

 Здесь же, продрав утром глаза, сразу же начинаешь задумываться о состоянии своего ослабевшего от безделья организма. И сразу  отмечу: болезней, как правило, у каждого полный букет. Такое обилие расцветок можно отыскать только в цветочной  корзине любимому певцу или в теплице. И в зеркало с утра глядеть настоятельно не рекомендуется, дабы окончательно не испортить настроение на весь последующий день. Полезнее просто ощупать лицо.


               Но нравится отношение немцев к своим болезням. Весьма философское. К врачам приходят с улыбкой, создаётся впечатление, что  никакие диагнозы не могут вывести из себя пациента-оптимиста.  В первые годы проживания в Германии, наблюдая младенцев, сидящих в колясках или пришпиленных в мешке к спине или груди мамы, и видя их непокрытые головы и обнажённые руки, терял дар речи.

 Но и тут, оказывается, заложен свой глубокий смысл. В три-четыре года чадо начинает служить  в детском саду. А уж в этом заведении незакалённым делать просто нечего. Трудно выживать, оставаясь здоровым. По помещениям «выють витры, выють буйни. Аж дэрэва гнуться». У моих молодых друзей сынишка не вылазит из простуд. Но где это вы увидите еврейскую маму, закаляющую своё потомство? Совсем наоборот.

Не приведи Господь хотя бы слабенький сквознячок. Доходит до предынфарктного состояния. У мамы. И папа вынужден делать вид, что поддакивает. А за местных пацанов, которые часами валяются на сырой, промозглой траве с задранными сзади рубашками, я не волнуюсь. Они не пропадут. Даже в детсадах. И по жизни с песней прошагают. Дай Бог, чтоб не по головам.
            

 Однако, при всех достижениях германской медицины, что-то настораживает. Прежде всего, не переходимое ощущение: пришёл к лекарю – сел на крючок. Ты же неиссякаемый источник неплохих доходов. Или сам, проклиная бурную молодость, походы по кабакам и встречи с подругами детства, раскалываешься, или больничная касса отстёгивает от своих щедрот.

 И не оставляет неуловимое ощущение, что наш народ аборигенам в тягость. Однажды, полушутя, спросил врача-глазника родом из Москвы: «Ольга, а платят ли врачам за содействие для преждевременного ухода из земной юдоли клиентов - «совков?  Мне говорили, что за такую помощь выделяют тем большие суммы, чем моложе кандидат, которому отсушили корни.

(По меткому наблюдению гессенских аграриев: отсушить корни – отбросить копыта). Большая экономия средств». «Да, Вы что?! – вскричала оскорблённая до глубины души эскулапка, - у меня просто слов нет! Нет, вы категорически не правы! Знаете, сколько платит касса за каждого больного? Выгоднее лечить».

По достоинству, оценив душевный порыв и негодование возмущённой дамы, сохранил, однако, в душе некоторые сомнения. Своих пенсионеров не слишком  жалуют, а здесь чужаки. Да ещё и известной национальности, при упоминании о которой, автоматически бросает в непроходимую тоску. Конечно, признаюсь, положа руку на сердце, что слегка утрирую ситуацию. Сам не верю тому, о чём рассказал выше. Возможно, всё не так и мрачно.
               

 Но вот  самого прихватило и пришлось нанести несколько визитов в местные клиники. Сделали операцию в местной больнице. По большому счёту. Понимайте, как хотите. Не вдаваясь в последствия, отмечу чисто немецкую пунктуальность медсестёр и медбратьев этого заведения. MARIENHOFF-клиника. Необходимо было каждые полчаса-час закапывать глазные капли.

Так вот, хоть точное время проверяй по ним, по дисциплинированным  медсёстрам. Минута в минуту. Душа пела и воспаряла в немыслимые высоты. Заливались ангелы и херувимы. Возникали ощущения, что ты чуть ли не центр мироздания.  Но, увы, позже, выяснилось, что все положительные телодвижения со стороны врачей и среднего медперсонала оказались напрасными. Пришлось ехать на повторную операцию в славный город Киль. Столицу земли нашей, Шлезвиг-Гольштейна.

 «В местной UNI-клинике очень квалифицированный врач, - проинформировали меня в Любеке, -  прооперирует прекрасно. И учтите: такие операции, делает только он». Поездка в Киль была чудесной. Прекрасные ландшафты за окном, прогулка по городу в сторону клиники. Осмотр достопримечательностей, цоканье языком, русскоязычный ассистент, бывший житель Тбилиси. Живи и пой.
             

«Третьего декабря сделаем», - осмотрев меня, сказал доктор, - езжайте домой и готовьтесь. И старайтесь, чтобы давление не повышалось». Это был удар ниже пояса. Как его уменьшать? Третье декабря, по неизвестным причинам, плавно перешло на восьмое января. Однако, по телефону о переносе сообщили. Вдруг невзначай свалюсь на их головы. А потом на десятое. Но не в этом суть.

 Когда чикнули, привезли в хоромы и…забыли. Нет, еду приносили. Чисто. На окно ежедневно прилетала красавица чайка, благо в ста метрах кильская бухта. Залётную прикармливал к негодованию лежащего в нашей палате полицейского. И все блага на этом и заканчивались. На второй день удалось выловить в коридоре ни о чём плохом не думающую медсестру. В часа три дня.

 Она,  не спеша, ковыляла куда-то. Молодая, ещё неопытная. Девица по имени Сюзанна. Пожилая бы вряд ли так глупо подставилась. «Там мне надо капли закапать, - пробормотал я, - вроде приписано врачом». Сюзанна, глянув на меня слегка ошалевшим взором, согласилась и закапала. После этого эпизода она пропала из зоны видимости. Будто в колодец провалилась. Как оказалось, из-за молодости лет  работала не полное дежурство.

 В часов шесть вечера удалось захватить врасплох её коллегу и предложить ей повторить процедуру. Посмотрев на меня непонимающим ситуацию взглядом, медсестра всё-таки что-то разместила под веками. И после столь изнуряющего труда я был прочно забыт. До утра. Утром головная боль, гной в глазе. Влетевшая в семь утра в палату сестра начала обхаживать двух соседей-немцев. Мимо меня она просто пролетела. Как птица Рух из сказок «1000 и одна ночь».

 Буквально схватив её за полы развевающегося халата, я завопил что-то жалобное. Осмотрев следы деятельности своих коллег, она ощутимо вздрогнула. А вдруг побегу капать врачу. Не капли, естественно, а «телегу». Здесь дико пугаются таким методам решения вопросов. Воспитанный в советском духе, я никому не жаловался, но потребовал, чтобы мне дали капли и расписание. «Вы в отпуске, - сказал я средней медицинской работнице, - обойдусь и без вас». Протестов не последовало.
               

 Потом мне объяснили ситуацию. В клинике произошла смена поколений у врачей. Те, кто постарше или на пенсию подались, или заимели свои «праксисы». Вновь поступившие, сплошная юношеская поросль, выпускники. Ни рожи, ни кожи. Одни сопли под носом, улыбки и «спасибо» - «пожалуйста».

 Никакого авторитета. Таким образом, очевидно, рассуждали  медсёстры, средний возраст которых болтался между сорока и пятьюдесятью годами. Старый лекарь мог и зубом цыкнуть, и «клистир поставить» за недоработки. А эти? До смеха доходит, когда вспомнишь их поведение. Меня один такой парнишка осматривал.

 Когда я начал выпадать в осадок от того, что долго держал выпученным перед его наблюдательным взором глаз, он извинился и сообщил, что студент, и ему интересно, а также необходимо смотреть. Мне бы тоже было интересно, если бы я был студентом. Не имею ничего против молодых, в душе поддерживаю. Но всё-таки…
Ян Подорожный.