ПИСЬМО
переписка бывшего канцлера с...
Друг Гельмут написал письмо другу Борису. Не в первый раз, между прочим. Поняли, о ком я? Если не поняли - дальше не читайте. Вместо подсказки напомню, что эта переписка в конце прошлого века, в девяностых годах происходила.
Итак, написал он письмо; помощники перепечатали в двух экземплярах - на родном языке и по-русски, и в конверт, марками обклеенный, сунули. А подписывал письмо друг Гельмут сам. Раньше-то как было - фельдегеря прямо в руки адресату доставляли. А теперь канцлер на пенсию вышел, так что письмо с обычной почтой в столицу России полетело. А адрес остался прежний: "Москва. Другу Борису". Другу, который тоже давно пенсионный стаж выработал, но на заслуженный отдых не спешил.
На центральном московском почтамте письма разбирал компьютер. Он и установил, что в столице Борисов тьма тьмущая, но ни одного с фамилией Друг нет. А ближайший такой - Друг Борис Николаевич - живет в городе Коврове Владимирской области, на улице Туманова, в доме номер пятнадцать...
Почтальон не поленился подняться на третий этаж, где жил адресат - больно уж конверт красивым оказался - почтовый служитель никогда настолько обклеенного марками не видел. Письмо скользнуло в щель, где раньше почтовый ящик висел, и спланировало точно на нос Борьке - его иначе никто во дворе не называл. Борька как раз отсыпался после бессонной ночи - на матрасе, который в единственном числе у Друга после развода остался. Кроме квартиры, конечно. Квартира была подарком покойной бабушки, и разделу не подлежала.
Борька письма очень любил. Наверное, потому, что никогда их прежде не получал. Надорвал он аккуратно конверт, а там сразу два послания. Одно ему лично, а второе - на немецком языке - какому-то Herr Boris. У Борьки со вчерашнего вечера трещала голова, потому он в своем письме только первый абзац осилил:
- Здравствуй, Друг Борис! Пишет тебе твой Друг Гельмут. Как твое драгоценное здоровье? Решил ли ты проблемы, о которых писал в прошлом письме?...
Борька когда-то в школе учил как раз немецкий язык. Но те уроки, где говорилось, что немцы все существительные с большой буквы пишут, пропустил. Поэтому сейчас и обрадовался, обнаружив, что в объединенной Германии у него обнаружился родственник. Он не стал дочитывать, а сразу перешел к проблемам, которых у него было выше головы (в которой по-прежнему трещало); к главной из них - хроническому безденежью.
Он вспомнил, когда в последний раз поскользнулся на карандаше, что всегда валялся на полу (у Борьки никогда ничего не пропадало). Потом поднапрягся еще раз. Увы - бумаги в квартире не было. Зато на стенах были обои в веселый цветочек. И как раз один угол - это с матраса было прекрасно видно - отошел. Обои тут же пошли в ход, и через пятнадцать минут Борис с гордостью перечитывал свое творение:
- Будь здоров и ты, братан Хельмут. Живу я неплохо. Со здоровьем, правда, проблемы. Не мешало бы поправить, но как раз вчера деньги кончились. Не мог бы ты по-родственному послать немного дойчемарок. Может, треску поменьше было бы...
Последнее - он про голову, в котором уже не кузнечики, а целые кузнецы били кувалдой. На большее у Борьки фантазии не хватило. Друг запихал кусок обоев в конверт, ненадолго задумался, и решительно поменял местами отправителя и адресата - грубо перечеркнув, а потом написав печатными буквами все тем же карандашом.
Что интересно, письмо дошло. Пересекло несколько границ, и попало в руки обрадовавшегося пенсионера федеративного значения. Друг Гельмут озадаченно повертел кусок листа неправильной формы, выслушал перевод краткого послания, и опять задумчиво уставился в кусок обоев.
- Да, - думал он по-немецки, - видно дела у друга Бориса действительно плохи. А может, он - как и я на старости лет - стал монеты собирать, или там денежные знаки? Похвальное увлечение...
В другой конверт (друг Гельмут не сообразил карандаш на первом ластиком стереть; сразу видно - нерусский) легли купюры разных достоинств, и очередное письмо. Оно - благодаря тому же компьютеру - тоже нашло адресата. Борька письмо ждал с нетерпением - других источников доходов у него так и не появилось.
Он сначала пересчитал деньги; поморщился: "Что так мало-то?!", - и даже из вежливости прочитал русский перевод письма - прежде, чем бежать в обменный пункт.
- Как вы там уживаетесь с Другом Женей? - пишет германский родственник, - не достает?
Дальше Борька читать не стал. Во-первых, кувалды в башке настоятельно звали в обменник, и дальше - в магазин. А во-вторых, он даже слушать ничего не хотел о своей бывшей, о Друг Евгении...
Так он и написал, после того, как голову подлечил:
- Развелись мы, - пишет, - с Женькой! И видеть больше эту тварь не хочу...
Друг Гельмут письму обрадовался больше, чем в первый раз. Почувствовал опять свою причастность к большой евразийской политике. Тут же накатал ответ с рекомендациями:
- А может, - он пишет, а переводчик тут же переводит, - тебе опять о рыжем друге вспомнить, или Витину кандидатуру на голосование в парламенте поставить?..
Дойчемарки у Борьки к тому времени уже кончились, и это письмо он читал в раздражении. Потому что купюр в конверте не оказалось. К тому же он рекомендации друга Хельмута прочитал. Рассмотрел предложенные кандидатуры со всех сторон и скептически покачал головой - там денег точно не раздобыть. Рыжая проститутка с пятого этажа сама вечно одолжить норовит, а Витина... Люська Витина из соседнего подъезда была бабой денежной - в ковровском отделении "Газпрома" работала уборщицей. Но на Борьку смотрела свысока.
- С тобой, Боренька, - говорила она, смеясь, - хорошо в туре вальса пройтись. Твой червячок плясать не мешает!
Это она так однажды застала Друга на крыше пятиэтажки. Когда Борька загорал нагишом. А Борис тогда не обиделся - чего на правду обижаться? Червячок-то действительно для других туров не годился. Может, потому Женька и ушла от него? Он так и написал в ответ:
- Не годится, - пишет, - твое предложение, друг Хельмут. К рыжей гадине я сам подходить не хочу. А о кандидатуре Витиной тоже можно забыть. Не понравилось ей со мной даже в первом туре... Ты лучше мне свою фотку пришли. И американских долларов всяких в придачу. Очень мне интересно будет посмотреть, кто лучше улыбается - ты, или американские президенты?
Друг Гельмут последнюю просьбу выполнил, но и от своей идеи не отказался. Пишет:
- Давай, Друг Борис, я свое лобби в вашем парламенте подключу.
Борька доллары пересчитал, подивился немецкой прижимистости, и содрогнулся, когда в письме до парламента дошел. Представил, как их дворовый парламент Витину за руки, да за ноги держит, а он, Друг, начинает "тур вальса". Парламент во дворе их дома заседал такой, что московский позавидует.
Самым громогласным в нем был громадный дед, носивший раньше кличку Жиртрест. Когда трестов в стране не осталось, кличка естественным образом сократилась до Жирика. Второго деда - бывшего учителя - жизнь так скрючила, что кличка родилась сама собой - дедушка Зю. Он был не таким крикливым, как Жирик, но тоже мог выдать - особенно когда по двору рыжая стерва с пятого этажа пробегала.
Третий дед - самый бравый - когда-то служил на флоте, на самой "Авроре". Хвастался - что даже один раз пальнул из орудия, лет восемьдесят назад. Говорил: "Дернул я за шнурок... а дальше не помню..". Теперь сам вечно ходил с развязанными шнурками, но все равно приплясывал матросский танец и откликался на имя Яблочко. Женская часть парламента ограничивалась бабкой Лидой, которая уже несколько раз сбегала из психушки, и потому получила кличку "Наш дом - дурдом".
И вот с этим парламентом, бандой перезревших, но от этого не ставших менее опасными маразматиков, хотел связаться Друг Хельмут? Да еще и Борьку втянуть? Ему-то - Хельмуту - что? Сидит себе в Германии и в ус не дует, а Борьке каждый день через двор проходить!
Вот эти претензии Друг в очередном письме и высказал: "Какой, - мол, - ты после этого друг и братан?!". Борька даже вспомнил, что грядет юбилей Александра Сергеевича, и сочинил стишок - на русском языке, естественно:
- Это что ты за регламент
Предлагаешь на парламент?
С комплексом подобных мер
Шел бы ты, немецкий херр...
А потом на двух листах подробно перевел все это на русскую прозу - куда немецкому пенсионеру идти следовало.
Друг Гельмут над стишком посмеялся, а над другими листочками (он теперь специально к письмам чистые листы и конверты прикладывал) крепко задумался. Переводчик их ему переводить не стал, но Гельмут и сам несколько раз в Москве побывал. Так что следующее письмо бывшего германского лидера ушло с глубокой обидой, и копией тех идиом, что Друг Борька в порыве страсти написал...
В московском почтамте как раз сломался компьютер. Конверты сортировал человек. Он то сразу сообразил, какому Другу Борису было адресовано письмо. Теперь в Кремле затылки чешут - сразу письмо адресату подсунуть, или подождать, пока наступит очередное российско-германское похолодание. И показывать ли последние два листочка. А главное - как объяснить, куда делись деньги, которые Германия уже два раза пересылала? Наверное, опять придется все на Рыжего с пятого этажа списывать...