Советские очереди

Вадим Ирупашев
     Вот вы, молодой человек, возмущаетесь, говорите, очередь большую выстояли, время зря потеряли. А в очереди-то, поди, человек семь-восемь и было. Так какая же это очередь! Вы, молодой человек, настоящей-то очереди и не видывали.
     Возможно, молодой человек, вы мне и не поверите, но в советские годы приходилось мне выстаивать многочасовые очереди. Все граждане нашей великой страны стояли в одной бесконечной очереди за едой, одеждой, мебелью, холодильниками, пылесосами, туалетной бумагой… Всего-то и не перечислишь, за чем стояли. За всем стояли!
     Когда советский человек видел у магазина очередь, то сразу, не раздумывая, вставал в неё. И только простояв в очереди какое-то время, спрашивал: «За чем стоим?»
     В те годы было в очередях незыблемое строгое правило, которое должен был соблюдать каждый стоящий в очереди. А правило такое: не покидай очередь ни под каким предлогом, даже по нужде. И тот, кто нарушал это правило, изгонялся из очереди.
     Приятель мой как-то стоял в очереди за мясом. И по легкомыслию своему оставил очередь, и всего-то на пять минут: покурить ему приспичило. А когда приятель вернулся, то в очередь его не впустили. Сказали: «Не стоял ты с нами, в глаза мы тебя не видели». А приятелю-то и обидно стало, ведь часа два уж простоял. Ну и слово за слово, оскорбления обоюдные и драка. И кончилось тем, что приятелю-то моему передние зубы выбили, а в очередь так и не впустили.
     Вот и жена моя, помню, было это в 60-е годы, как-то встала в очередь за говяжьей печёнкой. Была жена тогда молодой и по глупости своей из очереди вышла, но далеко не отошла, а так со всеми и двигалась к заветному прилавку. Но когда к прилавку-то подошла, то к продавцу её и не допустили. Очередь сказала: «Не стояла ты с нами, девушка, впервые мы тебя видим» да ещё и «нахалкой» жену-то обозвали.
     Пришла она домой без говяжьей печёнки и весь вечер проплакала. И посочувствовать жене-то можно было, ведь четыре часа она в очереди-то простояла.
     Вот вы, молодой человек, говорите, что уж очень жестокое правило-то, какое-то бесчеловечное. Согласен, что жестокое, но я бы сказал, и справедливое.
     Но были и очереди, из которых можно было отлучаться, не опасаясь быть изгнанным. В таких очередях каждый, вставший в очередь, получал порядковый номер. Номер наносился химическим карандашом на ладонь человека, предварительно смоченную собственной слюной. И такие очереди выстаивать было намного легче. Можно было и за угол сходить помочиться, и сигаретку спокойно выкурить, и перекусить. Номер на ладони являлся как бы документом, подтверждающим право на место в очереди.
     Но иногда и номер на ладони не давал человеку стопроцентную гарантию сохранить своё место в очереди. Бывало, что очередь по какой-то причине переписывали заново, и тот, кто не присутствовал на этой переписи, оказывался вне очереди. Но такое случалось редко, и очереди с номерами на ладонях были самыми надёжными и спокойными.
     А в очередях всякое случалось. И драки случались, и оскорбления, и обмороки, и сердечные приступы с вызовом «скорой».
     А как-то в очереди, я был этому свидетель, женщина младенца родила. И слава Богу, в очереди-то врач-гинеколог оказался, он пуповину-то и перерезал.
     Дефицитом в советские годы были и книги. За подпиской на собрания сочинений классиков литературы выстраивались многочасовые очереди. В таких очередях стояли люди преимущественно интеллигентные, и потому оскорбления и драки случались редко.
     Как-то и я выстоял такую очередь за подпиской на собрание сочинений Чарльза Диккенса. И помню, когда подошла моя очередь, подписка на Диккенса закончилась, и пришлось мне подписаться на Теодора Драйзера. Но я и Драйзеру был рад.
     Но не все стояли в очередях в те годы. Можно было купить продукты и товары, минуя очередь.
     Вот вы, молодой человек, знаете ли, что означает слово «блат»? Ну, да откуда вам знать-то. А слово это в большом ходу было в советские годы. И означало оно: купить какой-либо дефицитный продукт, товар по знакомству, минуя очередь. А знакомыми могли быть: директор магазина или базы, товаровед, грузчик. Так и говорили: «достал по блату».
     А очереди 90-х годов формально были уже не советские, но по сути своей оставались советскими.
     Прилавки и полки магазинов в эти годы были пусты. В свободной продаже из продуктов можно было купить только морскую капусту, плавленые сырки и кильку в томате. И испуганные, голодные люди метались в поисках хоть какой-нибудь еды. Иногда в магазинах что-то «выбрасывали». Но очередей уже не было, а была неуправляемая масса голодных, озлобленных людей.
     Помню, в магазин недалеко от моего дома завезли кур. И уже скоро слух об этом разлетелся по всему району. Я зашёл в магазин и был свидетелем того, что происходило у прилавка. Продавцы подносили тощих, синюшных кур и бросали их в кричащую, шевелящуюся людскую массу. И те счастливцы, которым удавалось на лету поймать куриную тушку, прижимая её к груди, устремлялись к кассе.
     А очереди 90-х годов за главным российским продуктом — водкой отличались от очередей прошлых лет какой-то невероятной протяжённостью и жестокостью. В таких очередях люди стояли на удивление спокойно и как-то обречённо. Но с приближением к магазину в очереди нарастала нервозность, как бы паника, а уж у дверей магазина происходили настоящие бои с мордобоем и членовредительством. Бывало, что возбуждённые граждане и дверь с петель срывали. И часто милиционерам приходилось успокаивать наиболее агрессивных граждан резиновыми дубинками.
     И сигареты в 90-е годы были в дефиците. Когда в табачном магазине появлялись в продаже сигареты, то у дверей магазина собиралась огромная толпа и брала магазин штурмом.
     В те годы я был курящим, но участвовать в табачных баталиях как-то не решался: и воспитание не позволяло, и соответствующей физической подготовки у меня не было. Так и пришлось мне тогда с курением-то завязать.
     А вот столица нашей родины Москва снабжалась продуктами и товарами намного лучше провинциальных городов. И ассортимент в столичных магазинах был разнообразнее, и даже импортные товары, если повезёт, можно было приобрести.
     Ехали в Москву советские люди на поездах, электричках из ближайших городов посёлков, деревень. Ехали они за мясом, колбасой, одеждой, обувью.
     Самыми богатыми и популярными были в те годы в Москве магазины ГУМ, ЦУМ, «Детский мир». Но очереди в эти магазины по своей протяжённости и многочасовому стоянию в них превосходили даже провинциальные очереди.
     И я в те годы ездил в столицу «отовариваться». Всего-то шестьсот километров и ехать-то из моего города. Вечером сел в поезд, ночь проспал, а утром уж и в Москве.
     Помню, как-то выстоял я многочасовую очередь за вырезкой телячьей. А весна уж была. И когда я возвращался домой с вырезкой, в поезде тепло было, даже жарко, ну мясо-то моё и потекло, а за восемь часов пути уж и протухло. Сейчас-то я такую тухлятину, не раздумывая, на помойку бы снёс, а тогда жена моя Катька тухлятину-то эту в марганцовке вымочила и вкуснейшие котлеты из неё приготовила.
     И ещё помню. Приехал я как-то в Москву мясом и колбасой «отовариться». И надо было ещё туфли жене купить.
     Отстоял я многочасовую очередь в ГУМе и был допущен к полкам с обувью. Очень мне понравились туфли импортные, югославские. И решил я купить их. И уж держал одну туфлю в руке, но когда за второй потянулся, девушка меня опередила, схватила она вторую туфлю и к груди своей прижала. И так стояли мы и смотрели друг на друга. А девушка такая худенькая, рыженькая, с наивным личиком и похоже, что деревенская. И вдруг мне так жалко стало девушку, что я и уступил, отдал ей туфлю.

     Вот так мы и жили. И можно сказать, что половину своей жизни советские люди простояли в очередях.
     Вы, молодой человек, удивитесь, если я вам скажу, что мы, жившие в советские годы, не чувствовали себя несчастными. Все тяготы нашей жизни объясняли мы временными трудностями. И стояние в очередях не было для нас потерянным временем. Очереди советские не только оскорблениями и мордобоями славились, в очередях советские люди и знакомились, и друзей заводили, и информацией всяческой обменивались. Бывало знакомства в очередях-то и свадьбами заканчивались. И это была наша жизнь.
     Не видывали вы, молодой человек, настоящих-то очередей. Ну и дай Бог, чтобы не увидели.