В Москве у Ларичева
Музыка
После сессии начались трудовые будни. Лето было в разгаре. Моя подпольная цеховая подруга с нетерпением ожидала ближайшей поездки в оздоровительный лагерь. В первый же день приезда туда, мы едва дождались вечера. Взяли шерстяное одеяло и пошли в ближайший лесок. По пути спугнули несколько пар, которые раньше нас заняли удобные места и нам пришлось расположиться под большой старой грушей почти на открытом месте.
Когда начался «сладостный процесс» в классической позе, я заметил, моя подруга как-то странно себя ведет: вскрикивает невпопад, тазом совершает совсем нехарактерные движения для данного момента и как бы старается выскользнуть из-под меня. Вскоре понял причину. Мы легли рядом с огромным муравейником, и большие черные муравьи начали кусать не только ее, но и меня. Пришлось прервать технологическую цепочку и бежать к морю чтобы в воде хоть как-то ослабить боль и зуд от укусов.
Налюбившись до одури за два дня отдыха, мы с ней на обратном пути вели себя теперь пристойно, а я думал: «Если и эта забеременеет, то возьму тесак, порубаю гада на куски и выброшу собакам». (Я еще не знал, что Женя уже понесла). Слава Богу, здесь все обошлось. Не знаю, до конца ли она сдержала свою клятву, но ее подруги стали на меня поглядывать с большим уважением. А я на этом, как говорится, «завязал».
По графику мне был положен трудовой отпуск через две недели после окончания учебного. Оформляя его, встретил в здании администрации завода Зину. Поболтали о том, о сём и разошлись… Сразу скажу, что дружеские отношения с ней у нас сохранялись долго – пока я работал на ЗИПе. Она вышла замуж за отставного военного, вдовца, воспитывавшего сына примерно такого же возраста, как и у нее. Она очень помогла мне по бухучету, который в институте считался основным, и его преподавали там три года. Курсовые и контрольные я делал с ее помощью, приходя к ней на рабочее место. Она всегда выкраивала время для помощи мне. Впоследствии она родила дочь, ушла в декретный отпуск, и связи с ней оборвались.
Мои гитарные дела потихоньку двигались вперед. От этюдов средней сложности Каркасси, Джулиани и других мастеров итальянской гитарной школы я перешел к сочинениям Фернандо Сора и Франсиско Тарреги. Первый был по происхождению тоже испанец, впрочем, получив великолепное музыкальное образование в монастыре Монсеррат, писал классическую музыку в духе венских мастеров. Это был величайший гитарист своего времени. Его называли «Бетховеном гитары». Все, что написано им не для гитары, сейчас вряд ли кто вспомнит, но гитарные его сочинения знает каждый гитарист.
О Франсиско Тарреге я даже боюсь писать, чтобы не запятнать своим неумелым пером его светлый образ в развитии мирового гитарного искусства. Достаточно сказать, что он является основоположником современной школы игры на шестиструнной гитаре. У меня возникло много вопросов по технике игры, но получить консультацию было не у кого: я сам уже давал консультации начинающим играть.
В свой очередной отпуск я решил разыскать Евгения Ларичева. В московском городском адресном бюро мне дали не только адрес Евгения, но и его телефон. Вечером я отправился на городской переговорный пункт и заказал разговор с Москвой. С волнением услышал очень знакомый голос:
– Алло, я вас слушаю.
– Евгений Дмитриевич, вас беспокоит ученик, известный вам по Ленинакану…
– Николай!? Как же, конечно, помню. Где ты?.. Откуда звонишь?
Я ему вкратце рассказал, где живу, чем занимаюсь, и попросил о встрече с ним.
– Да, пожалуйста, приезжай. Я буду рад.
В летнее время авиарейсы в Москву и обратно тогда были с интервалом чуть ли не через час. С билетами проблем не было. Уложив свою гитару в самодельный, трапецеидальной формы кофр, я утром прилетел в Москву. Евгений ждал меня. Хорошо помню сейчас только Хорошевское шоссе, а номер квартиры, кажется четыре (как оказалось, три).
Позвонил в дверь. Он открыл, и мы по дружески обнялись. Узнал, что он закончил учебу в училище, прерванную службой в армии, работает по специальности (где, сейчас не помню). Поразил меня довольно спартанский вид его жилья. Стол у окна, кровать с металлическими спинками, шкаф. Была ли вторая комната, не помню. Сели у стола. Я предложил выпить за встречу, достав из своей сумки «злодейку с наклейкой», но Евгений от спиртного категорически отказался, а наш Краснодарский чай принял с удовольствием. За чаепитием мы рассказывали друг другу о себе. Ему было интересно увидеть, насколько я продвинулся в гитаре. Осмотрев мой инструмент, он достал свою из под кровати. Когда он открыл футляр, то я сразу увидел разницу. При всех своих достоинствах моя гитара была все же ученической. Его гитара была изготовлена каким то зарубежным мастером и представляла собой совершенство.
Начал я играть. Евгений сидел на кровати и не перебивал меня. Когда я выложил весь свой репертуар, он сказал:
– Николай, а знаешь, ты сильно продвинулся! В Москве у нас ты входил бы в десятку лучших гитаристов. Откуда у тебя такая стремительность во взятии довольно сложных аккордов?
Я рассказал, что почти год играл в инструментальном квартете и что учился у довольно квалифицированного гитариста. Думаю, что он сильно преувеличивал мои достижения. В десятку лучших гитаристов Москвы я вряд ли входил бы тогда, но за место в двадцатке сумел бы побороться.
– Евгений, я приехал к тебе проконсультироваться. В вариациях Ф. Тарреги на «Арагонскую хоту» у меня совершенно не получается вариация, где мелодия сопровождается малым барабаном. Отдельно имитировать малый барабан могу, а вместе с мелодией нет. И еще тремоло не получается, хоть убейся.
– Знаешь, тремоло – специфический прием. Даже у нас в Москве оно получается далеко не у всех. И только у Бориса Хлоповского оно идеальное. У меня оно тоже хромает. Не получается тремя пальцами – играй двумя. Его раньше так и играли. А насчет имитации – это просто.
И он мне стал показывать, как это делать. Я понял свои ошибки. Мы еще долго вспоминали нашу службу в Армении. Я ему рассказывал о Тикси, о Краснодаре.
Мой обратный рейс был поздно вечером. Попрощавшись с Евгением, я бродил по московским улицам, катался в метро. В таком огромном городе я был впервые.
Терпеть не могу женских слез
(Не знаю, почему?..)
Вернувшись домой, я захворал. Болело горло, была температура небольшая. «У вас, молодой человек, ангина, – сказала наш цеховой терапевт, выписывая мне больничный лист, – купите в аптеке лекарство, смазывайте горло и полежите в постели денька два-три».
Дома пытался поиграть, но гитара в руках не держалась, и я улегся на свою половину кровати. А Владлен, придя с работы и узнав, что у меня ангина, дал деру к своей очередной подруге жизни. На второй день слышу стук в дверь. Входит Раиса. Поздоровалась.
– Вот узнала, что ты болеешь, принесла тебе поесть.
– Спасибо, но у меня все имеется.
– Николай, знаю, что виновата перед тобой из за своего отношения к тебе. Если можешь, прости меня.
Терпеть не могу женских слез. Рая плакала, мне ее было очень жалко, но, странное дело, я не испытывал уже к ней тех чувств, которые у меня были раньше. Плакала маленькая, хорошенькая женщина с которой я был близок… Более того – это была мать моего сына, но любовь куда то исчезла.
– Рая, почему ты запретила ребенку со мной встречаться?
– Прости, это было глупо с моей стороны. Я злилась на тебя, знала, что это тебя сильно огорчит, но сделать с собой ничего не могла. Сейчас мне очень тяжело с ребенком. Возвращайся…
– Но у тебя же есть Анна Ивановна, которая тобой руководит как старшая сестра. Пусть помогает.
– У нее сейчас появился мужчина, и ей не до меня.
Я просто был в смятении. Мне было ее жаль. Меня тянуло к сыну, и вместе с тем я уже ей не верил. Оказаться посмешищем в глазах товарищей, если вдруг с ней в очередной раз не уживусь и мне придется возвращаться на круги своя? Такая перспектива меня сильно сдерживала в принятии положительного для нее решения.
– Хорошо. Давай договоримся так: я буду чаще приходить к сыну. Буду помогать тебе во всем, но жить как муж и жена пока воздержимся.
Она повеселела. На прощанье хотела даже поцеловать меня в щеку, но я предупредил о том, что заразный.
Вечером рассказал Сергею Ивановичу о визите жены. Он был старше меня и казался мне таким умудренным жизнью. К его советам я всегда прислушивался. Вот и сейчас он взял свою трубку (он единственный в комнате курил табак), постучал ею о пепельницу, выбив золу, натолкал табаку, поднес спичку и смачно затянулся.
– Николай, смотри, доиграешься ты до второго ребенка. Она тебя сейчас заманит и родит. И вот тогда ты будешь намертво прикован к ней.
Лекции в Политехе
(Чужой среди своих)
Как я об этом не подумал? Ведь это, действительно, могло произойти. А мне совсем не хотелось оказаться отцом уже двоих детей. Тем более, не хотелось этого сейчас. Дело в том, что мне приглянулась девушка с параллельного конвейера. Встречаясь с ней во время технологических перерывов, я заводил разговоры «про жизнь». Оказалось, что она учится на вечернем отделении в Краснодарском политехническом институте на энергетическом отделении. Тоже перешла на второй курс. Она предложила мне прекрасную идею:
– Николай Трофимович, а почему вы не ходите в наш политехнический на лекции? Так у нас делают студенты многих институтов. Профессора читают лекции для нескольких групп одновременно. Кто там кого знает в лицо? Узнайте расписание лекций и смело идите в аудиторию.
Девушку звали Лариса. Поблагодарив ее за идею, я так и сделал. Предметы у нас совпадали. Теоретическая механика, теория механизмов и машин, математика совпадали с моей программой один к одному. На лекциях мы с Ларисой часто садились за один стол вместе. После занятий провожал ее домой. Она звала меня по имени отчеству, хотя была всего на семь лет моложе меня. Но это продолжалось недолго. Вскоре она перешла на «ты», а еще через некоторое время мы без поцелуев у калитки ее дома не расставались. Каких либо поползновений в сторону интима я с ней не делал. Она о моей жизни знала все по моим рассказам. О себе она рассказывала немного: после школы долго болела и никуда учиться не поступала. У нее есть брат моложе ее. Отец и мать работают. Живут в частном доме. Вот, пожалуй, и все...
На лекциях в политехе я пользовался иногда приемами стенографии, чтобы успевать записывать. Недостаток этого вида записи в том, что сразу нужно обрабатывать записанное: крючочки и палочки превращать в буквы и слова. На расшифровку уходило немало времени, но зато все услышанное вырисовывалось в строчки понятного текста. Этому виду записи я обучился там же, в Тикси. Мой Владлен то появлялся, то пропадал, а я брал его учебники и читал. Он уже сам просил меня писать контрольные, и я писал, мне это было в охоту. К сыну из за большой загрузки ходил только по выходным.