Проснулся Володя неожиданно и рано. Неожиданно потому , что должен был сообразить, где находится. Но вокруг дышали могучие груди сверстников и всё сразу стало ясно - « ну вот – колхоз… второй курс…» А рано вышло потому, что вчера они, вернее сегодня, завалились спать поздно , далеко за полночь. Вечером их, студентов сельскохозяйственного отряда, высадили из вагонов, погрузили сразу в кузов трёхтонки и протрясли в ней под сентябрьским нудящим дождем целых четыре часа. Как после кошмара Володя стал вспоминать весь вчерашний день : длинного долгого поезда , натужного смеха анекдотов, треньканья гитар и приятнейших, почти что музыкальных переливов воспоминаний девчонок теперешнего четвёртого курса, которые высадились позже их, - о сёстринской летней практике , - из соседнего купе. Слова «флегнома, воспаление ,сепсис» звучали вдохновенно и думалось Володьке, что не зря он решил зимой, в последние свои школьные каникулы, сидеть до одурения в библиотеках, готовиться по физике ,биологии, химии, начисто забывая о кино, гуляньях, девочках… Теперь вот медицина въедалась в него, медленно , но верно, всё меньше и меньше терзая сомнениями в правильности выбранного пути.
В колхоз на втором курсе ехать не хотелось. Была уже в недоброй памяти трудовая повинность на первом курсе и сейчас Вовка решил отвертеться. С помощью приятеля устроился в хозчасть института на подсобные ремонтные работы : побелка ,покраска и другие , не менее скучные дела. Сначала думал, что повезло, но потом испугался перспективе месячного пребывания в городе, без привычного круга общения, с проеданием своих кровных…И в последний момент он сорвался, вместе с товарищами по комнате, которые его и «совратили», побросал нехитрые пожитки в рюкзак, едва ещё успев к отправлению поезда…
Большой деревенский дом сначала настороженно молчал, потом заскрипел половицами под ногами и , когда в сумраке коридора Вовка сумел отыскать и открыть задвижку, как бы выдохнул , заскрипел тяжелой дощатой дверью. В лицо брызнуло раннее солнце. Вовка немного так постоял, в настороженной тишине, потом за ним послышались голоса, топот множества ног, в сапогах, тапочках, и просто даже босиком. Стали все как бы заново устраиваться – кто перекладывал вещи, кто переодевался в другую одежду, не замоченную вчерашним дождём, кто мылся, чистился, некоторые просто курили, разговаривали о том, куда же их двинут дальше. Долго готовился какой то грандиозный обед, - время завтрака уже оттянулось и о нём заранее никто не побеспокоился, - кто то поедал запасы, не съеденные в поезде. Наконец было произнесено « кушать подано» и эта трапеза , так мучительно ожидаемая, превратилась в пустые щи, правда ,с молодой картошкой, а на второе, - в простую пшенную кашу, но хоть попадавшими в ней кусочками тушёнки. На десерт был бледно заваренный , и почти что несладкий, безвкусный чай. После обеда, здесь же , за столом, в комнате с русской печью , организовали собрание, с единственным вопросом «повестки дня» - где и как помогать советскому сельскому хозяйству. Представитель последнего предложил разделиться на две группы. Одна остаётся здесь, а другая ,меньшая, - едет за десять километров отсюда, в деревню Гришинскую. Отбирали и делились по принципу « хочешь – не хочешь». Вовка решил прервать привычную связь со своим земляком , соседом по комнате общежития, сорвавшим его в поездку и захотел обрести новый, неизведанный круг знакомых, может быть , друзей, - с ещё не полностью известного ему многочисленного , в триста студентов, курса. После недолгих колебаний отобралась групп в девять человек – пять девчонок, четверо ребят. Разместились в кузове колесного трактора, встали за его маленькой кабиной, и еле удержавшись от первого сильного толчка, тронулись, уже далеко за половину быстро уходящего осеннего дня. Руки цепко держались за борт, ноги пружинили перед спусками и подъёмами, трактор выехал за последние дома деревни и тут же оказался в глухом и густом тесном лесу, в окружении деревьев, на дороге с песчаным накатом, с редкими, но большими и глубокими на ней, лужами. Путь из –за этой дремучей неизвестности показался длинным, стали уже высвечиваться на небе отдельные звёзды , посвежело и только тогда лес раздался, потом исчез, потянулись поля с видневшимися тут и там, с редкими ещё огоньками, деревнями. Когда въехали на улицу, нарушая её пустой покой, было уже темновато – наступили сумерки. Трактор, дёрнувшись , остановился., и Вовка будто возвернулся к действительности и к напряженному молчанию стоявших вокруг него ребят. Во второй раз за сегодня Володя ощутил неприятный внутри холодок, - такого у него ещё не было, - чувства обречённости, и… отчуждённости к малознакомым в общем – то ещё сокурсникам. Присоединялось к этому состоянию и что-то другое, что-то похожее на нелепое достоинство и восторг перед неожиданным доверием. «Какой я руководитель группы? Какой старший ? Нет , наверное ,всё таки – бригадир. Да , бригадир… Надо же было так легко выбиться в начальники ?» - думал Вовка о его скоропалительном назначении уже перед самым отъездом ,под рёв « Беларуся», который долго и нудно заводился. « Ничего ,мы его знаем!» - кричал назначавший его преподаватель спорткафедры , в секции которого Вовка занимался - «Парень проверенный !»
Трактор встал возле правления – небольшого одноэтажного домика, с широким крыльцом, под крышей, крытой шифером. Это заведение должно было стать их пристанищем, но дверь пока что была закрыта. Управляющий отделения совхоза , приехавший вместе, в кабине, послал за ключом одного из деревенских мальчишек, прибежавшим на шум, а сам предложил прямо сейчас ехать за молоком для ужина, в счёт аванса. Вовкина голова, которая тоже не могла не думать о еде, сразу же прояснилась и он с готовностью согласился помочь. Подумалось даже о том, что по дороге можно договориться и о предстоящей работе. Молочная ферма находилась неподалёку, километрах в двух, но Вовка и управляющий, так и не поговорили, потому что приехавший в кабине снова в неё и сел, а новоиспечённому начальнику снова достался тот же прохладный ветерок , и такие же спуски и подъемы в кузове того же юркого «Беларуся»…
За высокой и широкой дверью фермы, куда приехали и вошли , оказалась такая одуряющая молочная духота, что Вовку покачнуло и повело будто в голубое детство, когда он ходил за молоком для дома, с бидончиком в три литра, восхищался теплыми и белыми, прямо из розовых сосков, струйками…Молодая плотная девушка, с взбитыми ,будто налитыми боками, в белом облегающем халатике, сама вся похожая на молоко, отлила Вовке в эмалированное ведро полные десять литров, улыбнулась вздрагивающими пухлыми губами, поправила сбившуюся прядь волос , зарделась под восхищенным взглядом : «Приходьте ещё, - молоко доброе ,парное.» « Приду» - убеждённо мотнул головой Вовка и размечался о молочном романе, но девушка исчезла, а он стоял ещё и чего-то ждал. Наверное, управляющего, потому что тот ему ничего не сказал и не объяснил. Вовка прождал уже порядочно, потом подумал , что его ,наверное ждут в тракторе, пошёл к выходу, через мгновение ему почуялось что-то нехорошее, и он, выйдя , догадку не обманул. Снаружи стояла полная и непроглядная темень, а кругом не было ни души , - ни управляющего , ни трактора с водителем. Володя обомлел, секунды ещё потоптался на месте, а потом понял, что его не дождались, или не захотели этого сделать, а, вероятно, даже просто забыли, не представляя даже себе, как он, новый в этих местах человек, станет добираться обратно, не придали тому значения . «Да тут ,наверное , совсем недалеко»,- подумал с облегчением Вовка – дорога ж одна , куда ж я денусь ?» - и бодро двинулся вперёд, сначала потихоньку , стараясь не расплескивать молоко ,а потом ,приноровившись , пошёл быстрее. Окружающая чернота немного прояснилась, глаза стали различать дорогу. Однако последняя всё не кончалась, а продолжалась ,тянулась, потом спускалась куда –то вниз, затем медленно стала забираться вверх. Володька всё шёл и шёл , и уже порядком устал. « Это ,наверное ,от тяжести ведра… ничего, скоро уж , вон впереди огни…» Дорога снова спустилась и те огни оказались фонарями на столбах рядом с какими хранилищем, или складом, на дверях которых висели замки. Ложная дорога привела не туда. А где же другой путь, которым они приехали на ферму ? Спрашивая себя и тревожась всё больше, Вовка почему то стал спешить и продолжать теперь уже бессмысленный шаг, расплёскивая молоко и чаще меняя руки, держащие ведро. Ноги заныли, плечи гудели, руки затекали, и в душе , внутри, вновь появился тот неприятный, уже знакомый за сегодняшний день, холодок. Шум ссохшейся под ногами травы, чуть подернутой влагой, заставил остановиться , потом долго вслушиваться и всё таки определить, что находится он в чистом поле, в большом вокруг него скошенном пространстве, а окрест и во мгле - видны и горят светлячки дальних, за несколькими километрами ,- домов. Огоньки те светились слева и справа ,спереди и сзади, так что сориентироваться и определить, куда же идти , было невозможно. Тишина , без шелеста и ветра, иногда нарушалась
стрекотом кузнечиков да шорохом шуршащей под ногами травы. Идти было неизвестно куда. Некуда. « Забрался !» - обреченно подумал Вовка и почувствовал подкатывающую тошнотворную беспомощность , смешанную с чувством жалости к себе и досады от неудачи. Ноги его сами подкосились, он бессильно опустился и сел рядом с ведром, на твёрдую землю. Ему представилось, что он остался один, совершенно одиноким, в этом окружающем мире, состоящим из этого поля и огней вокруг, будто глаз чудовищ, похожих на громадных, гигантских кошек, готовых съесть, растерзать , уничтожить его. Глазища эти горят, то притухая, то снова разгораясь, фантастическим светом, и Вовка ещё совсем маленький, во втором классе ,семи лет от роду, идёт один по лежнёвой дороге, в окружении дремучего таёжного леса. На плече, - так полегче, - несёт огромную тяжёлую сумку с книгами, купленными в городе, на сборы родителей второклассников, только – только начавших учебный год и решившись обзавестись собственной библиотекой. Тогда страха не чувствовалось, потому что были цель и ответственность, стремление пройти все те восемь километров в такой же сентябрьской ночи и только тогда стало жутковато когда какой – то зверь, дикая кошка или скорее всего лиса, сверкнула впереди , переходя дорогу, фосфорическими глазами. Тогда его подобрала лесовозная машина, с молодым рослым шофером, с такими же веселыми его попутчиками, с приятным запахом вина от них, которые усадили Вовку на колени и доставили в полном здравии домой, в лесной посёлок, усталого и продрогшего ,но такого счастливого и довольного от первого в жизни ,с честью выполненного долга…
Такие же глазища вдруг прямо на глазах стали расти, приближаться и нежданно, словно с небес ,раздалось тарахтенье трактора, с ярко зажженными, бьющими прямо в глаза, фарами. По всей видимости, где то рядом находилась полевая дорога, по которой и проехал мимо этот маленький тарахтящий « носатик». Шум и свет сразу вывели Вовку из воспоминаний, он мигом вскочил, оставив ведро, побежал за уже ушедшим трактором, крича и размахивая руками.
- Ты чего ,зазнобу что ли потерял ? Я ж видел, - ты сидел; ну думаю- отдыхаешь, горюешь , - лицо тракториста не различалось, но ясно было , что он совсем молодой по возрасту ,паренёк. Отчётливо от него бил в нос запашок дешевой сивухи или браги.
- Не…Я студент. Мне нужно в Гришинскую, в правление. Приехали к вам в колхоз сегодня.
- А-а… Залазь! Я как раз туды !
- Да я с молоком, мне дорогу показать только…
- Ну тогда иди , а я потише трону. А то лезь. Да хрен с ним, с молоком твоим, у меня другое есть.
- Нет, я пойду. Далеко ли ?
- Да здесь вон. Ну как хошь…
Трактор заурчал, рванулся, но тут же поехал тише ,медленнее, как бы крадучись. Володька метнулся к ведру, взял его и зашагал вслед машине легко и быстро, ощущая во всем теле чувство необыкновенной бодрости и прилива сил…
1979 г. Сыктывкар