С волной поговорила бирюзовой.
- Ну, здравствуй! Помнишь девушку на скалах
с хвостом русалочьим, чешуйчатым, бедовым,
что всё стихи "нездешние" писала?
Снов смехотворных и надежд осколки,
что намечтались, а потом разбились,
припомнила? Вон их скопилось сколько –
песком прибрежным к городу прибились...
А город назывался "Дочка моря"
или "Русалка", или "смех и слёзы"...
Обрыв был крут, как водится в миноре,
и разделял медузы и мимозы.
Он отделял степей днепровских сплины
от жизни, необычной и кошерной.
Он зрил в потенциал и правил спины,
походкой лёгкою ведя по срывам нервным!
Ну, что, Русалка? Пишутся едва ли
стихи по-прежнему, на мокрых сидя скалах?
Стихи остались. Только ближе дали
да крепче мускулы. Израильтянкой стала.