Тунгус

Василий Бабушкин-Сибиряк
Тунгус это имя собаки. Так назвал её мой старший брат. Брат  старше меня на семь лет. Он уже женат и у него трое детей. Живём мы в Сибири. Когда говорят слово Сибирь, то сразу  возникает ощущение чего - то могущественного, великого,  вечного, схожего со словом океан. Да, так нас учат в школе,  воспитывают и прививают любовь к малой родине Сибири. А  зачем меня учить этой любви, я и так люблю и жалею место, где  родился и живу. Читаю у писателей про Сибирь и не верю, что это  написано про мою родину, так она изменилась.
Ангара, на которой стоит наш посёлок, давно не такая, как её  представляют те, кто на ней не был. Тайга, это уже не зелёное  море, а какой-то лоскут из лесосечных заплат, так она смотрится с  самолёта и из космоса.
Брата я уважаю и люблю. Он из тех мужиков, что ещё сохранили  в себе чувство достоинства. Он высказывает своё мнение любому  начальству, критикует правительство, президентов, о России  говорит, что ей пришёл «кирдык», или конец по -русски. Мне говорит:
  « Жалеть её не стоит, она достойна такого конца. Если люди, позволяют так уродовать её и измываться над собой какой - то  кучке паразитов, то они достойны такой жизни».
Отец мне часто пытается объяснить, что брат не во всём прав, что это в нём говорит злость, а злость от дьявола, который смущает  людей. Отец и моя мама, верующие люди. Они верят в Бога, но  православную церковь не во всём одобряют. Отец говорит:
« Наши отцы и деды православные, а они не глупее нас были, значит и мы должны их веры держаться».
Но над попами любит подшутить, читает из сказки Пушкина  выдержки, про попа и его работника Балду, моей маме, которая  начинает креститься и говорить ему:
« Опять тебя нечистый смущает, начинает с попов, а закончит  Богом».
У нас живёт собака Тунгус. Её мне щенком подарил брат. Он же  назвал кобелька Тунгусом.
«У охотничьей собаки имя должно быть звучным, чтобы в тайге хорошо кричалось и обязательно несло в себе что-то таёжное, от  природы. Тунгусы хорошие охотники, пусть щенок будет хорошей  охотничьей собакой».
Я любил щенка, и он очень привязался ко мне. У брата были свои  собаки, он заядлый охотник и каждую осень пропадал в тайге.  Его собаки облаивали белок, гнали и останавливали сохатого и  медведя. Собаки у брата были под стать ему, злые, сильные, выносливые. Брат сам отбирал себе щенят от породистых лаек, и  если при первой охоте собака не искала белку или  соболя, он её  пристреливал. Уходил в тайгу осенью с пятью, шестью собаками,  а возвращался порой с одной, двумя.
«Сука начинает работать в два года, а кобель на  третий» - учил  он меня. Мне уже было лет двенадцать, а моему Тунгусу четыре  года. Тунгус бегал за мной на рыбалку. А ещё я брал его с собой, когда ходил в тайгу по грибы, или ягоду. К охоте у меня не было  интереса. Наверное, его убил во мне брат.
 Однажды, мы с ним возвращались с рыбалки, мне тогда было ещё восемь лет.  Мы ехали на мотоцикле «Урал», а собаки бежали следом. Собаки рванули с дороги в лес и выгнали на неё матуху, самку лося. Брат сорвал с плеча карабин, выстрелил, у  матухи словно подломились передние ноги, и она упала на  колени, ткнувшись огромной головой в землю, словно в поклоне. Потом она завалилась набок и стала бить по воздуху передней  ногой с острым, словно наконечник копья, копытом.
Брат подошёл со спины матухи и быстро перерезал ей горло  своим охотничьим ножом.
Две его собаки лизали вытекшую из  раны  кровь, брат  разделывал тушу, когда на дорогу вышел на тонких ножках  телёнок. Видимо он недавно родился, а его мать отвела собак от  него, кинувшись на дорогу к своей смерти.
Собаки, заметив телёнка, кинулись к нему. Одна порвала своими  клыками ему горло. Собаки рвали мясо телёнка, брат ножом  срезал мясо с туши его матери, а я взрослый пацан вдруг  заплакал.
Брат пытался меня успокоить.
 «Он всё равно бы погиб  без матери в тайге, слишком мал,  собаки только помогли ему, избавив от мук. Привыкай к жизни,  она, как охота, выживает сильнейший».
Дома, отец, узнав о случившемся, разругался с моим братом, и  почти год они не разговаривали. Сам отец никогда не охотился,  считая, что убийство животного и человека одно и то же.
 «Человека и животного Бог создал из одной материи, человеку  он дал разум и наказал разумно управлять природой и братьями  своими меньшими. Человек, когда то убил своего брата, пролил  кровь, которая с тех пор льётся и льётся, впитываясь в землю. Учись, сынок, быть милосердным ко всему живому, для этого  мы, наверное, и живём в этом мире» - сказал он мне тогда.
С тех пор я не люблю охоту. И, когда при мне сверстники  начинали хвастаться своими охотничьими трофеями, мне было  неприятно, сразу вспоминался брат с окровавленным ножом и  его собаки с окровавленными мордами.
Когда Тунгус повзрослел, брат взял его на охоту. После первого  же сезона, он расхваливал собаку, как идеального охотника.
«Твой Тунгус ищет белку верхом, то есть на слух, он не тратит  время на распутывание следов, а идёт сразу к дереву, на  котором та сидит»- рассказывал он мне о Тунгусе.
 « За день я добывал с ним до тридцати белок.  А если берёт след  соболя, то не бросит его пока не загонит. Может сидеть около  него сутки, дожидаясь меня. Золотая собака».
С тех пор Тунгус охотился с моим братом. Он знал точно, когда  брат собирается в тайгу, и прибегал ещё затемно к его дому,  дожидаясь, когда тот оденется и выйдет.
Брат вывел всех собак, ему хватало Тунгуса. Тунгус стал для него больше чем друг. Он рассказывал мне, как они ночевали не одну ночь у костра, под открытым небом на морозе, прижавшись друг  к другу, согреваясь телами.
Без боязни брат шёл на медведя, с ним был верный Тунгус:  сильный, вёрткий и умный. А однажды шатун напал неожиданно  из за корча на брата, он рвал его  лапой,  изуродовал лицо  когтями и только спас его от медведя Тунгус,  который принял на  себя всю звериную ярость, пока брат не дотянулся до ружья и не  убил свирепого хищника.
Целый год лечился брат. На лице остались безобразные шрамы, дважды правили сломанную руку. Но наконец, то он выправился.  Все думали, что больше он не будет охотиться, но пришла осень,    к нему прибежал Тунгус, и сел, дожидаясь его у ворот. И брат не  выдержал.
И снова они охотились вместе. Заканчивалась охота, и Тунгус  прибегал к нам домой, у брата он мог поесть, отдохнуть, но дом  его был у  нас с отцом. Он лежал и наблюдал, как мама выгоняет  корову на пастбище, как управляется по хозяйству отец, ласково  клал свою голову мне на колени и дремал, закрыв глаза, пока  моя рука гладила его грубую шерсть на голове.
Брата бесило, что Тунгус не переходит к нему домой. Он  предлагал отцу и мне деньги за него, считая, что тогда пёс  оставит нас. Но мы не брали денег, а отец говорил:
 «  Не стыдно тебе предлагать за друга деньги?»
Прошло несколько лет. Собачий век намного короче  человеческого. Тунгус одряхлел, стал плохо слышать. Брат достал  себе нового молодого кобеля Шайтана. В охотничьей жизни собаки подчиняются вожаку. Поэтому охотник держит обычно  суку и кобеля, они не дерутся, или уже выяснивших отношения  собак, где выявился лидер.
В тот год я учился в выпускном классе, брат собрался на охоту. Он  брал с собой Шайтана.  Старик Тунгус, как обычно, пришёл  затемно к его воротам. Брат, взяв его в поводок, привёл к нам и  посадил на цепь. Тунгус не привык сидеть на цепи, он был  вольной собакой. Вначале он выл, потом затих и лежал, положив  на вытянутые лапы голову. Мне было очень его жалко, а отец  вообще не выходил из дома.
Вечером я отпустил Тунгуса, брат уже должен был быть у себя на  охотничьей избушке.
Через два дня вернулся брат. Он принёс на руках израненного  Тунгуса. Оказалось, что старик Тунгус всю ночь бежал к нему на  избушку. Когда же он добрался до неё, на него набросился  молодой, полный сил и жизни Шайтан.
« Я ничего не мог сделать. Они схватились не на жизнь, а на  смерть. Тунгус не хотел отдавать меня другой собаке. Не  хотел, чтобы на его любимом месте лежала другая собака. Я видел, что  он скорее умрёт, чем подчинится Шайтану. Молодой и сильный Шайтан рвал Тунгуса, чувствуя своё  превосходство и силу. Он добрался до горла Тунгуса и  вцепился мёртвой хваткой. Я чувствовал себя предателем, я  предал друга, который спасал меня не раз в тайге. Я  попытался разжать ножом челюсти Шайтана, но бесполезно. Тунгус  хрипел в последних секундах, и тогда я воткнул нож в  сердце Шайтана»- рассказал  брат.

Тунгус сдох через неделю. Чувствуя  смерть, он пополз к нам с  братом, мы сидели на крыльце. Он дополз до меня и положил,  как обычно, свою голову мне на колени. А потом затих. Мой брат  рыдал страшным звериным воем. Больше он никогда не  охотился и не держал собак.