Иллюстрация: Скульптурная группа «МАРСЕЛЬЕЗА», скульптор Франсуа Рюд.
(Триумфальная арка на площади Шарля де Голля (Звезды) в Париже, возведена в 1806-36гг.)
***
Фильм Нины Компанез «Королевский генерал».
Не так давно мой ТВ, настроенный на обычный набор т.н. «основных» каналов, которые я привыкла листать время от времени, чаще всего убеждаясь в бесперспективности данной забавы, поскольку набрести таким образом на что-то стоящее удается не чаще раза в месяц, а то и реже, порадовал-таки меня в кои-то веки фильмом, который я посмотрела с удовольствием. Начала я киносеанс почти с самого начала и, кроме названия ленты, уразумела все, что происходило по сюжету, в объеме, достаточном для формирования собственного мнения.
Действие уносило в революционную Францию конца 18-того века, рассказывая о событиях роялистского восстания в Вандее. Очень скоро мне стало понятно, что фильм поставлен по роману (фильмы, имеющие в основе книги, отличаются большей логической связностью и вообще более добротны, за исключением уж совсем бездарных). Поскольку после просмотра фильма интерес к исторической драме, к действующим лицам и прочее в этом роде удовлетворен не был, я предприняла небольшое следствие и установила, что, во-первых, назывался он «Королевский генерал» ( «LE GЕNЕRAL DU ROI»), снят был недавно, в 2013 году (так что я не слишком отстала со своим кинематографическим открытием от жизни), в основе сценария в самом деле лежит роман, принадлежащий перу английской писательницы второй половины 20-того века Дафны дю Морье, – и что создатели фильма перенесли время и место действия из Англии 17-того века во Францию 18-того века. Сначала последнее обстоятельство как-то слегка меня озадачило и сбило с толку, но потом сыграло решающую роль в появлении нового интереса, который и спровоцировал в конечном счете появление этой заметки.
Чуть-чуть об авторе, для полноты картины: Дафна дю Морье у нас известна мало, но вряд ли это можно счесть таким уж катастрофическим обстоятельством. Часть романов и рассказов дю Морье по отношению к пласту уже созданных литературных произведений отражают то известное всем обстоятельство, что нечто принципиально новое придумать в данной области удается все реже.
(Хотя это вовсе не означает, что развитие уже озвученных однажды идей, с использованием уже найденных кем-то прежде сюжетных ходов, - это не есть хорошо, поскольку содержательный разговор на интересные темы никому еще не повредил. К тому же дю Морье хвалят за хороший язык, проработанность и связность сюжетов, то есть за добротность выходивших из-под ее пера произведений, что немаловажно.)
Как пример многократных заимствований: по одному из рассказов дю Морье снят фильм ужасов «Птицы» (Альфред Хичкок, 1963 год), который в прокате давно и хорошо знаком зрителю. Птицы становятся смертельно опасны для людей, нападая стаей и забивая их насмерть. При работе над сценарием был использован только общий посыл короткого рассказа дю Морье, разработанный в кинематографический сюжет. Со своей стороны писательница обратилась в рассказе к теме противодействия природы агрессии человека, на которую она отвечает своей агрессией.
(Эта мысль также прослеживается в фантастическом романе 1960 года Гарри Гаррисона «Deathworld» (у нас в переводе «Неукротимая планета). Природная среда планеты обладает коллективным разумом и создает все более устрашающие и опасные формы флоры и фауны для борьбы с оккупировавшими планету, не постаравшись понять особенности ее жизни, людьми.
Не все можно контролировать и не всем – управлять. Как сказано еще в одном популярном фильме, «жизнь всегда пробьется», и в прямом, и в переносном смысле.)
Что касается крупных произведений дю Морье, то, в отличие от ее романа «Ребекка», сюжет которого отчасти зеркален по отношению к такому известному произведению, как «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, «Генерал его Величества» («The King’s General», 1946 год) – вполне оригинальное произведение, основанное на внушительной документальной базе, изобилующее описаниями разных исторических разностей, от политических реалий времени в целом до конкретного передвижения войск, несмотря на довольно объемный описательный материал и очень большое количество действующих лиц не дающее читателю заскучать. При этом историчность отношений героев может быть под вопросом, так как писательница подходит к ним с современной точки зрения. С другой стороны, это все-таки в первую очередь не исторический, но любовный роман, и передряги революционного исторического периода в основном являются только предлогом и фоном для прорисовки характеров и создания острых коллизий. Недаром одна из читательниц отозвалась об этой книге, что ее действие происходит «вне времени», что главное здесь - неординарность любовного дуэта, выписанные автором образы и сердечное чувство, такое сильное и неукротимое, что его пламя, кажется, сияет ярче зарева военных пожаров.
Стоит отметить при этом, что, как говорят, сама дю Морье негодовала, если ее книги относили к жанру сугубо «любовных романов». Однако читателей, которых в первую очередь заинтересовала бы историческая канва действия, а не перипетии отношений героев, обычно находится немного. Видимо, для меня время чтения любовных романов прошло, так как я в ущерб любовной линии заинтересовалась подоплекой происходящих событий. Хотя если бы не смелый ход сценариста и режиссера фильма «Королевский генерал», Нины Компанез, на раз поменявшей революции и страны, в которых они произошли, вместе с национальностью генерала и его возлюбленной, а также их многочисленных родственников и прочего окружения, может быть, вопросы, занявшие мое внимание, не сумели бы его занять. С другой стороны, так бывает достаточно часто – займешься какой-нибудь… ну, не то чтобы уж совсем безделицей, но чем-то не очень значимым, - и выходишь совсем на другой уровень.
***
Европейские революции.
Мы живем в крайне непростое время, вызовы которого определяет трагический слом предшествующего мироустройства, приказавшего долго жить с развалом СССР. За истекшие с этого момента почти уже 30 лет вполне сформировалась и стала понятна новая страна, жителями которой оказалось большинство населения прежнего государства.
Мы часто слышим сегодня, что Великая Октябрьская Социалистическая революция олицетворяет собой трагическую случайность, что, если бы ее не было, все сложилось бы куда лучше, страна развивалась бы не скачками, но последовательно, и благополучно доразвилась бы до полного благополучия и процветания. «Революции не должно было быть», - звучит рефреном во всех этих современных рассуждениях, - «Революция есть абсолютное зло, она не могла привести ни к чему хорошему кроме террора, цензуры, подавления, голода и чудовищных войн, в том числе Великой Отечественной 1941-45 годов». То есть, если обобщить: «Это был ужас-ужас-ужас». И последствия тоже: «Ужас-ужас-ужас». Одним словом, патовая, тупиковая ситуация. И вывод: «Бойтесь революций». Мы знаем, какие трагические события были пережиты нашими предками в начале 20-того века, - и мы боимся, да. А кто бы не испугался разрухи, войны и прочего в этом духе? Это нормально, бояться таких вещей, не сумасшедшие же мы.
Но дело в том, что если поглядеть на вещи шире, не замыкаясь только на одной отечественной истории, тем более чаще всего подаваемой под определенным углом, но окинув взглядом историческую перспективу, то можно убедиться, что путь многих стран в будущее пролегал через революции, и, если говорить о примере нынешних ведущих европейских держав, то они пришли к своему могуществу и преуспеванию именно этой тернистой дорогой. Она была, бесспорно, тяжела, эта дорога, имела свои рытвины, повороты и особенности, но в тупик не завела.
***
Цветные революции, а также бунты, беспощадные и не бессмысленные.
Разговор о данном предмете, то есть о революциях, осложняется еще и тем обстоятельством, что старые понятия в нынешнее время получили новую окраску, проще говоря, оказались извращены, переиначены, часто с точностью до наоборот. Изначальное значение слова «революционный» - «передовой, прогрессивный», то есть переводящий общество на новый, более высокий уровень развития.
Однако множество гос.переворотов, которые достаточно часто были организованы извне, в менее сильных странах более сильными странами (страной), и, по существу, не являлись революционными, так как приводили к власти правительства, режимы, служившие чужим интересам, не во благо, но зло тем, на чьей территории это произошло, уводящие страны не вперед – назад, тем не менее также были названы революциями. Правда, часто с приставками – «оранжевая революция», к примеру - что уже говорит о том, что эта очередная цветная революция вовсе и не революция никакая, но при этом в умах оседает именно существительное, в ущерб комментирующему и отрицающему прежнюю суть этого существительного прилагательному.
Понятие извращается, трансформируется, революция перестает пониматься в своем изначальном, революционном смысле и пугает априори, - если революция, значит, какой-то подвох. Результат – если раньше революций как огня боялись силы, противостоявшие прогрессу, реакционные круги, то теперь смещенный акцент сделал их устрашающими для всех. То есть «ужас-ужас-ужас» - и все. Но неужели же это точно все? А если почистить ржавчину оранжевости, нанесенную на поверхность благородной стали, и посмотреть на ее резкий, не потускневший блеск?
Есть еще один важный нюанс, который в наше время также является причиной путаниц и разного рода толкований, часто предвзятых. Речь о таком явлении, как восстания (они же в менее глобальном виде бунты), которые бывают стихийными или подготовленными, причем случаются куда чаще, чем революции, имея по сравнению с последними ряд характерных отличий.
У нас широко известна фраза из Пушкина Александра Сергеевича, о народном бунте, бессмысленном и беспощадном. Ее часто приводят в качестве доказательства именно что бессмысленности народных выступлений, которые все равно с вероятностью 100 процентов будут подавлены власть предержащими. Но тут присутствует немалая доля лукавства, говорить так – выдавать желаемое за действительное.
Во-первых, до того момента, как бунт из беспощадного превратится в бессмысленный, доживут не все представители властных кругов, так что им стоит сосредоточиться именно на этом аспекте номер один, то есть на беспощадности, не пытаясь его игнорировать с помощью сладкой надежды на немедленную реализацию аспекта номер два, насчет бессмысленности. Во-вторых, народные выступления – это индикатор нестабильности общества. Они могут не увенчаться успехом, но, если их просто утопят в крови, если причины народного гнева не будут приняты к сведению и урегулированы приемлемым для всех образом, - тогда окажется подготовлена почва для все более организованных акций, и в конце концов они приведут к слому системы, которая их спровоцировала.
Восстания становятся прологом революций, пусть и в отдаленном будущем, хотя непосредственно в революцию перерастают не часто, но зато революции часто имеют свое начало в восстаниях. Для развития, тем более успешного, революционного сценария, нужен уже сформировавшийся круг людей, знающий, что надо делать в данной ситуации и готовый это делать, заместив представителей прежних властных структур на их местах. Подготовка революции – сложный, не сиюминутный процесс, но если все его этапы пройдены, если налицо силы, которые не только сметут старое, но и немедленно возьмутся строить новое, то дальше дело пойдет быстро.
«Это бунт», - сказал Людовик XVI, узнав о волнениях в Париже, и ему возразили: «Нет, сир, это революция».
***
Нидерландская революция. 1568-1648гг.
Первой европейской революцией стала буржуазная революция в Нидерландах 16-того века, события которой начались с борьбы за независимость от Испании, завершившись победой и становлением Нидерландской республики, далее процветавшей и богатевшей год от году, быстро превратившись в колониальную державу. Это целый калейдоскоп лиц и событий: наместник испанского короля герцог Альба, Вильгельм Оранский, а также Тиль Уленшпигель, гёзы, восстание в Брюгге и далее по списку.
Когда читаешь о том, что происходило тогда на этой территории, кровь в жилах стынет. Могли бы, конечно, предки населяющих ее современных коренных жителей, которых часто не совсем правильно, но зато понятно обобщают под названием голландцев, покориться, безропотно терпеть деспотию иноземного короля, власть которого освящала католическая церковь, и регулярно собираться у подножия костров инквизиции, в надежде на то, что так лучше удастся уцелеть, - но выбрали они борьбу и жертвы, хотя поначалу счастливый исход маячил разве что подобно призраку Летучего голландца в тумане.
Родимый край, вставай на бой,
Поможет бог борьбе такой,
Погибнут все злодеи.
Богобоязненной рукой
Сорвём верёвку с шеи.
Испанский Вешатель-злодей
Всё больше пьёт и ест жирней,
Сживая нас со света.
Бродяги, странники морей,
Отмстим ему за это!
(Из «Песен гёзов», перевод В.Топорова)
Длинный временной период, охватывающий разнообразные перипетии этой долгой исторической драмы, порой также называют Восьмидесятилетней войной, - но война она и есть война, между тем революция, которая может произойти на фоне разнообразных событий, включая войну за независимость страны от внешних интервенций и гражданскую войну внутри страны, ознаменовывает слом старого властного режима и установление нового государственного и общественного устройства. Нидерланды отказались от прежней формы правления – монархии и перешли к республиканской форме, совершенно новаторской для этого времени. Республика Семи Объединенных Нижних земель образовалась в результате победы над испанцами, но также в результате революционных преобразований. Так что название «Восьмидесятилетняя война» не отразит всей сути происходящего, поскольку это только составляющая часть Нидерландской буржуазной революции.
Позднее, в связи с особенностями нового исторического периода, Нидерланды стали монархией, причем во вновь созданном королевстве вскоре победил парламентский конституционный вариант правления. Нынешнее Королевство Нидерланды – конституционная монархия, государство современное, индустриальное, с высоким уровнем жизнеобеспечения населения, хотя и не без своих проблем. Тут хочется задать риторический вопрос, а у кого их нет, этих проблем.
«Золотой век» Нидерландов оставил яркие следы в культуре того времени, особенно известна живопись. Как-то мне пришлось слышать, что каждый временной период характеризуется типом женской красоты, запечатленной живописцами. Если речь идет об аскетизме углубленной церковности, с ее эсхатологическим ожиданием воздаяния за праведность на том свете, то это будут тонкие, почти бестелесные, даже почти бесполые девы-ангелицы. Если люди отвратили взоры от иного измерения и перенесли свои интересы и чаяния в этот мир, то их идеалом становятся подчеркнуто-телесные, рембрантовские красавицы, сочные, здоровые, кровь с молоком, полные жизни и готовые к ее радостям и ее продолжению.
Не случайным представляется и то обстоятельство, что один из самых блестящих умов человечества, в своей сатирической «Похвале Глупости» на века высмеявший всех лицемеров от политики и всех мракобесов от религии, Эразм Роттердамский (1466-1536гг), был родом именно что из Роттердама, - уроженец Нидерландов, выходец из бюргерской среды. В стране, которая подарила миру этого гуманиста и мыслителя, революция произойти была должна.
***
Английская революция. 1642—1645гг.
Далее на очереди – Английская буржуазная революция, причем без такого фактора, как война с иноземным владычеством, хотя события осложнились внутренней Гражданской войной, причем с религиозной составляющей, что и немудрено, поскольку решались насущные внутренние вопросы страны. Итак, восстания нищающих крестьян в анамнезе, развитие торговли и промышленности, изменившие лицо «старой доброй Англии», монархия против нового общественного класса – буржуазии, Оливер Кромвель, казнь короля Карла I «за преступления против народа и парламента» и упразднение монархии как «ненужной, обременительной и опасной для блага народа».
В Нидерландах народ боролся против короля-иностранца, столица которого находилась в далекой Испании. В Англии пришлось разбираться с королем собственным, что оказалось сложнее и травматичнее в отношении восприятия произошедших событий.
Король Карл I в личном плане был человеком культурным и высокоморальным – покровитель искусств, примерный семьянин и благочестивый христианин; однако он имел неверное понятие о политической мудрости, понимая под нею двоедушие, чересчур понадеялся на собственную силу, распустив парламент, окружил себя непопулярными лицами и проводил непопулярную внутреннюю политику, усилив налоговое бремя и надумав вернуть Англиканской церкви, которую всячески поддерживал, ранее отторгнутые у нее владения в Шотландии (1625 год, «Акт о ревокации»). В целом, король сделал все для того, чтобы попытаться затормозить прогресс и поставить свою страну на грань катастрофы, жертвой которой и пал.
Он был публично обезглавлен 30 января 1649 года в Лондоне в Уайтхолле. Как сказал Нострадамус в 37-м катрене 8-й центурии:
«Крепость на берегу Темзы падет,
Когда в нее будет заключен король, поставленный на колени.
Его увидят возле моста в одной рубахе
Одного перед лицом смерти, затем он будет зарыт в замке».
Запоминающаяся картина. Если интерпретировать эти строки применительно к уже известным событиям, то получается нечто вроде:
Гнев граждан одолел твердыни стены,
Бросавшие веками в Темзу тень.
Король у плахи преклонил колени.
Заря кровава, светел новый день.
Отношения к революционным событиям во всех странах, где они происходили, всегда остается неоднозначным, поскольку в это время сталкиваются сформировавшиеся внутри страны силы различной направленности. В результате часть общественности придерживается одних взглядов, а часть других, и споры не теряют оттенка актуальности даже через столетия. Но вряд ли Англия достигла бы таких успехов, если бы ею продолжали управлять монархи, имеющие всю полноту власти и свято уверенные в том, что всегда правы просто потому, что носят на голове корону.
Те, кто свергает королей, – кровавые тираны.
Насколько был кровав король - забыть, увы, легко.
Века и страны… Послужить надеясь, как ни странно,
Одной лишь правде, бьют опять не в цель, а в молоко.
Если снова вспомнить роман Дафны дю Морье, послуживший причиной для начала этого разговора, то писательница поместила своих героев в среду монархистов. Главный герой – королевский генерал, он защищает своего короля. Очевидно, что автор романа питала нежные чувства именно к тем, кому выпала историческая судьба пострадать. Такие вещи часто случаются – сочувствие отдается побежденным, которых идеализируют, причем, если взглянуть непредвзято, то может показаться, что просто по причине их невезения.
Это не логический, это чувственный, сентиментальный подход к делу. То, что было отвергнуто, разбито, уничтожено, более не существует, - начинает принимать романтические черты. Кроме того – и это очень важно - сочувствие к тем, кто повержен, коренится в глубине человеческой природы. Отсюда - древнее благородство – лежачего не бить.
В старой России был закон, запрещающий подданным сочувствовать осужденным на публичную казнь, - потому что жалостливые зрители именно что сочувствовали. Закон не мог заставить людей поменять чувства, но заставлял их эти чувства скрывать. Такое законодательное лицемерие.
На Западе, как фиксируют историки, отношение к публичным казням у населения больше укладывалось в понятие «шоу», и законов о запрете публичного сочувствия принимать нужды не было, но, однако, как видим, основы восприятия некоторых трагических реалий у разных народов не так уж и далеки друг от друга. Возможно, именно в этом кроется причина того (возвращаемся к английским революционным событиям 17-того века), что те же люди, кто вначале с ужасом, но пониманием справедливости деяния наблюдали казнь короля Карла, из того же чувства справедливости позднее оказались лояльны к наказанию тех, кто были королевскими палачами.
После смерти Оливера Кромвеля (1658г.), сильного лидера, успешного полководца и государственного деятеля, которому не нашлось достойного преемника (что в таким случаях именно так сплошь и рядом и бывает), в результате еще одного витка гражданской войны в Англии восторжествовала реакция (причем в полной мере, с репрессиями по отношению к видным деятелям оппозиции, с поруганием останков главного виновника смерти короля - Кромвеля). Королевская власть была реставрирована, но в прежнем абсолютном варианте просуществовала недолго. Монарх и верная спутница монархии - церковь перешли в подчинение парламенту, - Славная революция 1688 года, «Билль о правах» 1689 года. Английский корабль, преодолев барьерные рифы, вышел в свободное плавание, в открытые воды океана, и перед ним лежал весь мир.
Как-то устоялось, что огромное влияние на развитие всего, что охватывает понятие «современная цивилизация», оказала свободолюбивая передовая Франция. Но французское свободомыслие, французские революционные идеи – это английское свободомыслие и английские революционные идеи. Идеи социализма также родились в Англии: «Утопию» написал английский государственный деятель, мыслитель, гуманист Томас Мор, причем во времена абсолютной монархии, заговорив об общественном устройстве, направленном на обеспечение достойных условий жизни всем гражданам страны без исключения и основанном на уничтожении сословий, равенстве полов и отмене частной собственности.
Писатели, поэты и мыслители, пропустив через свое восприятие потрясения, которые выпало пережить их стране, оставили литературные труды, отразившие и оформившие новые взгляды и веяния. Джон Мильтон определил революцию и свержение монархии и церковного идеологического диктата как объективную необходимость для народного блага, защищал свободу гласности, выступил с переосмыслением библейских сказаний.
Джону Локку принадлежат рассуждения об общественном устройстве и о народных неотъемлемых правах (не правда ли, сразу вспоминается Жан-Жак Руссо и его рассуждения относительно общественного договора и права народа отказаться от повиновения власти, если она нарушает этот первичный договор, который должен служить ко благу всех членов общества). Так что, если обобщить и бросить взгляд в историческую перспективу, призрак коммунизма, который, как известно, бродил по Европе во время оно, - он, наверное, имел английские корни.
***
Великая французская революция. 1789-1799гг.
Это революция уже следующего, 18-того века, произошедшая в сильной стране, европейском гегемоне (недаром тогда говорили о галломании: мода на все французское была повальной, французский язык долгое время являлся языком международного общения, ему учились все представители всех европейских элит). Однако французская монархия слишком привыкла к своей силе и перенапряглась. Военные неудачи, поддержка будущих США в противостоянии с Англией в Америке, безудержная роскошь королевского двора, игнорирование бедственного положения собственного народа и прочих нарастающих, как снежный ком, общественных проблем – все это однажды сказалось самым конкретным образом. Была разрушена Бастилия – символ деспотической власти, были физически уничтожены многие представители ненавистной народу аристократии, казнены король и королева и на волне подъема патриотизма дан отпор иностранным державам, вступившим с революционной Францией в войну.
В результате революции во Франции впервые в истории были отменены сословия и провозглашено равенство граждан. Идея, выраженная еще в 14-том веке английским проповедником Джоном Боллом в знаменитой фразе «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто дворянином был тогда?», обрела свое воплощение.
Калейдоскоп партий, осуществлявших управление страной, кружился с большой быстротой, политические лидеры сменяли один другого. Учредительное собрание – Мирабо – маркиз де Лафайет - Законодательное собрание – Жиронда – Дантон – Национальный Конвент – якобинцы – Комитет общественного спасения – Робеспьер – революционный террор. Гимном революции стала песня ополченцев из Марселя, знаменитая Марсельеза, от которой у одних закипала, а у других застывала в жилах кровь.
О, дети Родины, вперед,
Настал день вашей славы.
На вас тиранов рать идет,
Поднявши стяг кровавый.
Если снова вспомнить о романе Дафны дю Морье «Королевский генерал» - вернее, не о самом романе, а об его экранизации, которая поменяла Англию на Францию – то в этой французской версии повествования речь идет о роялистском восстании в Вандее, которое было подавлено революционной армией. Жестокость расправ с роялистами в Вандее, массовые казни и их способы – все это ужасает и отвращает до сих пор, вызывая сочувствие к тем, с кем так страшно обошлись. Хотя, если бы победили роялисты, - было бы иначе? Не лились бы те же реки крови, только не роялистов, а якобинцев? Но, поскольку произошло именно так, а не иначе, то победа досталась якобинцам, а сочувствие - задним числом – особенно очень задним числом - роялистам.
Новая революционная Франция, страшная, как всякая пробудившаяся и возобладавшая над окружающим стихийная сила, вовлекла мир в бесконечную череду ожесточенных войн, продолжавшихся около 20 лет.(Любопытно, к слову сказать, что французы нисколько не стыдятся своей революции и ее последствий, отечественная история для них предмет гордости, и скульптурную группу «Марсельеза», которая украшает Триумфальную арку на площади Звезды (ныне Шарля де Голля) в Париже никому никогда не приходило в голову, к примеру, стеснительно задрапировывать плакатами или чем-нибудь еще в этом роде.)
Итак, революция произошла. А потом буря, самым ярким и страшным моментом которой был девятый революционный вал, способный сокрушить и неприступные скалы, улеглась, ведь конец приходит любой буре. Даже библейский Великий потоп был не бесконечен.
Наполеон Бонапарт, пришедший к власти после побед, одержанных им во главе республиканской армии, и затеявший передел мира, причем поначалу дело продвигалось вполне успешно, потерпел поражение в России и потерял власть, а затем последовал его окончательный разгром при Ватерлоо. Свергнутые Бурбоны были восстановлены в своих правах – произошла реставрация монархии. Правда, старая форма правления и старая династия еще раз доказали, что потерпели крах по причине своей очевидной слабости. Франция пережила еще несколько метаморфоз: нынешнюю Францию не случайно называют Пятой Республикой. Там была неслабая чехарда властей и режимов.
Несколько слов о казненной королевской чете. Если отмести все, что нагородили вокруг обезглавленных венценосцев сплетни и домыслы, следует признать, что Людовик XVI и Мария Антуанетта оба были приятными и приличными людьми, во всяком случае далеко не какими-то монстрами, как это может показаться, исходя из крайней степени примененного к ним наказания. Король, человек умный, уравновешенный, примерный муж и отец, возможно, несколько излишне суховатый и склонный к прагматичности, к тому же недостаточно решительный, занимался конным спортом и слыл заядлым охотником, а также увлекался историей, отдавая должное некоторым параллелям между событиями седой старины и происшествиями недавнего времени. Королева, очаровательная женщина, артистическая натура, обожала театр, сама играла на сцене, пела и музицировала, обладала тонким художественным чутьем и отличным вкусом, что делало ее законодательницей моды и покровительницей людей искусства. Устраивавшиеся ею приемы всегда были изысканы, ее туалеты всегда на шаг опережали моду, а на портретах она всегда выглядит неизменно элегантно и чрезвычайно изящно.
Однако король и королева, каковы бы они ни были в частной жизни, в жизни общественно-политической являлись не более чем носителями своего титула, по существу коронованными марионетками, причем нити, управляющие ими, держали в руках не столько окружающие их люди, сколько сама их судьба, - общая судьба урожденных принцев и принцесс королевской крови, диктовавшая им строгие условия существования, которые для этих двух оказалось невозможно переломить даже ради спасения своей жизни. Им это было не под силу, для подобного подвига следовало родиться недюжинными людьми, а они таковыми не являлись. Исследователи видят в данном конкретном обстоятельстве некую историческую закономерность. Как говорят об этом, изживший себя старый порядок просто генетически не мог породить иных личностей, кроме таких заурядно- посредственных, каковыми были последние французские правители. Они не годились на роль спасителей старого порядка, они не годились даже на то, чтобы позаботиться о самих себе.
В базилике Сен-Дени, где находятся королевские гробницы многих властителей Франции, можно увидеть скульптурный памятник казненным королю и королеве, – оба представлены в молитвенной позе, демонстрируя обращение к Создателю и покорность своей доле. Канонизировать казненных монархов католическая церковь отказалась, не забыв уроков революции.
***
Испанская революция. 1820-1823гг.
Испанская революция началась с восстания Рафаэля Риего. Будучи офицером старшего звена и получив в свое распоряжение значительные военные силы для выполнения определенной задачи, Риего при поддержке своих единомышленников воспользовался случаем и поднял восстание, перешедшее затем в фазу настоящей революции, предполагающей кардинальные политические перемены.Были собраны кортесы (испанский парламент), принята конституция.
Над страной барабанным боем прогремела «Испанская Марсельеза» - «El Himno de Riego» - «Гимн Риего»:
Солдаты, нас родина зовет вступить в борьбу.
Приносим ей клятву, победа или смерть.
Испания во время оно являлась сильнейшим европейским государством, колониальной державой. Соперничавшая с нею за владычество над морями Англия поначалу выглядела по сравнению со старинным колоссом довольно бледно. Однако целеустремленность и упорство англичан, а также некоторое сопутствовавшее им везение сказались на судьбе Испании негативно. Гибель Великой армады в 1588 году, разгромленной английским флотом и разметанной бурей, которая не дала испанскому флоту подойти к английским берегам, чтобы высадить десант, часто принимается за точку отсчета, с которой начался закат Испанского королевства. Далее дела шли все хуже, монархическая власть в союзе с католической церковью, здесь особенно сильной, на фоне успехов соседей и в первую очередь Англии тормозили прогрессивное развитие страны, в век Просвещения косневшей в феодальной отсталости, и в результате к 19-тому веку Испания пришла уже в далеко не лучшей форме.
Союз с наполеоновской Францией, заключенный испанским правительством во главе с премьер-министром Мануэлем Годоем, фаворитом королевы Марии Луизы, втянул страну в неудачную войну с англичанами. Далее последовало низложение королевской четы, французский плен нового короля Фердинанда VII, французская оккупация и французский король – брат Наполеона Бонапарта – на испанском троне, а затем после падения Наполеона возвращение Фердинанда VII. С учетом потери американских колоний и глубокого экономического кризиса в разоренной войной стране все обстояло настолько плохо, что очередное восстание просто не могло не произойти, и все уже было готово к тому, чтобы оно переросло в революцию.
Однако обще-европейская ситуация успела нормализоваться таким образом, что испанская революция оказалась в одиночестве. Священный союз (Россия, Австрия, Пруссия) и монархическая Франция не были заинтересованы в том, чтобы власть в Испании сменилась. Фердинанд VII получил военную помощь, в Мадрид вновь вошли французские войска, революционное движение было разгромлено, Рафаэль Риего казнен. Фердинанд VII вернулся к абсолютистскому стилю правления и восстановил испанскую инквизицию, хотя бы уже дважды упраздненную – при французах и решением кадисских кортесов.
В общем, реакция восторжествовала в полной мере – еще на 11 лет, после чего династические склоки, вылившиеся в новую гражданскую войну, вынудили вдову Фердинанда, регентшу при новой малолетней королеве Изабелле II, согласиться дать дорогу прогрессистам. Имя Рафаэля Риего, героя Испании, отдавшего за нее свою жизнь, в 1837 году было начертано золотыми буквами на стене зала заседаний испанских кортесов. Несмотря на то, что дальнейшая испанская история изобиловала различными происшествиями и потрясениями, в настоящее время в здании Генеральных кортесов можно видеть его портрет. Время в конце концов многое расставляет по своим местам.
Любопытно обратить внимание на личность королевы переходного периода, когда прошлое вынуждено сдало свои позиции. Официальные портреты Изабеллы II показывают грузную даму с грубоватой, но приемлемо-презентабельной внешностью. Ее фотографии, не подвергавшиеся ретуши, изобилуют чертами, которые обычно вызывают ассоциации с неразвитой и низменной натурой. Изабелла II напоминала герцогиню Маульташ Фейхтвангера с внешней стороны, но без одухотворения, присущего героине великого романиста, со стороны внутренней. Комментаторы иногда проявляют склонность к обвинению опекунов этой королевы-марионетки, которым ни к чему было воспитывать и образовывать свою подопечную, - дескать, потому-то она и выросла такой, какой выросла. Может быть, в этом есть доля правды. А может быть, король-реакционер Фердинанд VII, искавший поддержку у инквизиции, не мог осчастливить подданных другой дочерью, кроме уродливой, глупой, вздорной и порочной.
Кстати, в годы номинального правления Изабеллы II было сломлено и могущество церкви (испанская инквизиция окончательно ликвидирована в 1834 году, проведена секуляризация). Иногда даже властные элиты понимают, что переходить на новый уровень развития – жизненно необходимо.
***
Маятник.
Получается следующая картина. Формируются предпосылки (внешняя и внутренняя политическая обстановка, экономическая составляющая, необходимость бороться с иноземным владычеством, с реакционными силами внутри страны и т.п.). Революция происходит, обозначив прорыв далеко вперед. Далее накал борьбы слабеет, сторона, потерпевшая поражение, получает шанс взять реванш, реакция торжествует, происходит откат назад. Властям этого периода свойственно искать опору в прошлом и усиливать в обществе роль церкви, как одного из главных институтов этого прошлого, в надежде таким образом обрести легитимность и опору. Бурно эксплуатируются старые идеалы и давно отжившая свой срок идеология, сводятся старые счеты - набирает темпы реваншизм.
Далее ситуация стабилизируется. Реакция сдает некоторые позиции, часть революционных преобразований принимается как составляющая будущего, что и немудрено – поскольку здание рухнуло, его полностью восстановить, не перестроив, не удастся. То есть, выстрел – отдача, только в затянутом виде, словно на замедленной пленке. Или как будто колебания маятника, вперед-назад. Чем больше занесло вперед – тем сильнее будет движение в обратном направлении. Затем движение происходит уже не в столь бурном темпе, находится некий компромисс, который более-менее устраивает все заинтересованные стороны.
При этом очевидно, что закон развития един для всех стран, хотя и с учетом особенностей каждой. Если подходить к делу с этой точки зрения, то, кроме того, совершенно ясно, что некоторые этапы миновать, остановив колебания гигантского невидимого маятника, не получится, поскольку этот маятник из тех, с которыми нельзя справиться даже с помощью искусственного изо всех сил торможения (каковое торможение, собственно, как раз и демонстрирует деятельность возобладавшей на некоторый срок реакции).
В связи с маятником приходит на память рассказ Эдгара Алана По «Колодец и маятник». Для узника застенков испанской инквизиции его скучающими палачами была измышлена жуткая казнь – над ним качался маятник с острым краем, в виде секиры, опускаясь все ниже, чтобы медленно перерезать тело жертвы и убить ее тем самым, но не сразу, проведя через все мучения долгой пытки. Такие маятники режут по живому, это точно.
Тут еще стоит поговорить вот о чем. Переосмысление прошлых исторических периодов происходит постоянно и повсеместно. Что-то идеализируется, что-то отвергается и отводится в тень. Если общество уже в достаточной мере переболело прошлым и устоялось в настоящем, которое его в общем и целом устраивает, если движение маятника в настоящее время не дает большой амплитуды колебаний, то отношение к прошлому, каким бы оно ни было ужасающим по разным параметрам, будет довольно спокойным. Все прежние внутренние распри остались позади, превалирует чувство гордости за свою страну в целом, развитие вышло на новый этап.
Это взгляд вперед в ущерб копанию в старых могилах, когда прах этих могил больше не взывает к отмщению, что в конце концов происходит, только в разных случаях с разной временной задержкой. В общем и целом жить следует будущим, не прошлым. Но оттенки противоположных мнений все же будут ощущаться еще очень долго.
Причем о примирении сторон, придерживающихся разных взглядов на историю своей страны, говорить вряд ли стоит. Если эти стороны все еще налицо, если они все еще спорят и этот спор актуален и горяч – значит, противоречия в обществе до сих пор не решены удовлетворительным для всех, справедливым образом, борьба не кончена, колебания маятника еще широки.
В английской Национальной галерее на равных представлены портреты Оливера Кромвеля и короля Карла Первого, которого он казнил; во Франции стоят памятники деятелям разных политических течений, и все это - свидетельство понимания неразрывности исторических периодов, вытекающих один из другого, а также знак того, что старые раны в достаточной мере зажили.
Не зажившие раны не дадут памятникам и портретам бывших соперников, жертв и палачей находиться бок о бок, не вызывая бурных эмоций – причем противоположного толка - у зрителей. Раны же лечат только стабильность и процветание, причем в отношении подавляющего большинства жителей страны. Нищета, диктат, обман тут не помогут, это плохие лекари.
***
Революция в России. 1917г.
Конечно, можно бы было еще поговорить подробнее о замыкающей плеяду великих европейских революций Великой Октябрьской Социалистической революции в России. Тем более что в этом, 2017-том году ей будет ровно 100 лет. Юбилей, пришедшийся на этап обратного движения маятника. Но это тема для отдельного разговора. Пока же – пара фраз.
Страны, благодаря различным, присущим им изначально и сложившимся в процессе развития факторам оказавшиеся в историческом авангарде, переживали революционные потрясения и преобразования раньше, отстающие (опять же по совокупности различных факторов) - позднее. Россия опоздала со своей буржуазной революцией по меньшей мере лет на сто, в связи с чем заданное революционному маятнику начальное ускорение оказалось столь мощным (необходимо было одолеть сразу несколько уровней развития отстающей страны, что и было сделано), что страна пролетела этот этап почти мгновенно, сразу попав в период социализма, побывав в будущем.
В целом предпосылки революции в России были те же, что и в других случаях: накопившиеся проблемы различного порядка – экономические, политические, социальные, помноженные на пережитки старины и обостренные трудностями военного времени. Свое слово сказали также предшествующие народные волнения, пронизавшее все население ощущение необходимости решительных перемен и никчемность правящей элиты, в находящихся на верхушке социальной пирамиды представителях которой имелись налицо признаки той самой исторической закономерности, о которой уже упоминалось выше, когда изживший себя старый порядок уже не способен породить иных личностей, кроме посредственностей.
Маятник качнулся вперед очень далеко – и двинулся назад, причем и в этом направлении его занесло весьма сильно, в связи с чем ныне наблюдается настойчивая апелляция даже не к прошлому предреволюционному – позапрошлому периоду.
При такой широте колебания маятника говорить о том, что он вот-вот остановится (или уже остановился), не дойдя до точки, где начнется возвратное движение, конечно, можно, - но какой в этом смысл?
***
Заключение.
И – и, раз уж разговор вообще начался с романа Дафны дю Морье и фильма, который по этому роману недавно был снят, то стоит закончить новым упоминание об этой писательнице и ее книге «Генерал Его величества». О также о творчестве Нины Компанез, режиссера фильма «Королевский генерал». Почитать - или посмотреть – или почитать и посмотреть, на выбор, - право же, стоит. Содержательная, талантливая, захватывающая повесть о том, как живут и выживают люди, на долю которых выпали личные трудности разного толка, от любовных переживаний до физических травм, при этом оказавшиеся в самом эпицентре трагических глобальных событий, которые подвергают суровому испытанию качества их характеров, их натур, либо закаляя, либо уничтожая, - это дело не лишнее.
23.02.3017