Из прошлой офицерской жизни -2

Евгений Щукин
Заседатель военного  трибунала.

 Рабочий день  мой  начинался как обычно:  проснулся, сделал пробежку по соседней лесопосадке и автобусом доехал до военного городка, прошел через проходную и  с этого момента,   считай,  приступил к  службе.

 А далее: - в столовую на  завтрак,– в летных частях все военнослужащие должны завтракать, обедать и  ужинать  под контролем  врачей, этого требует безопасность полетов.
 
Только летный  состав кушает по «реактивной норме»,   а  технический  состав  – по «технической»,  хотя, первые  блюда  мало чем  отличаются  по навару друг от друга, лишь  вторые,  порционные блюда  для  летного состава более калорийные.

 «Реактивная» норма,  конечно  же,  более крутая  и     предусматривает  дополнительно на завтраке:   пару  крутых  яиц,   сыр  и большую  порцию масла,  колбасную нарезку, стакан сока  или сметаны,   и обязательно фрукты – апельсин или мандарин и  четверть плитки шоколада   к  кофе  или   к какао.  Так же   предусмотрен выбор  -   из 4  порционных блюд.
Те  же,  кто не летает, имеют   меню  без фруктов и шоколада, но  тоже  сытное и  не  менее  вкусное.

После завтрака, перекурив в  курилке,  все  идем на  общее полковое построение.  Начальник штаба полка строит полк: на  правом  фланге – офицеры  управления, далее    1-я, 2-я и 3-я эскадрилья,  в каждой  эскадрильи 3 отряда из 3-х экипажей, а далее строится  группы технического обеспечения.

Моя группа объективного контроля по штату числится  в штабе полка и наше  место в  шеренге управления, правда,  в  самом ее конце. Первым стою я, за  спиной моей стоит мой прапорщик.  Так  и в эскадрильях  - впереди командир экипажа, за ним  экипаж, и т.д.

Начальник  штаба полка, прохаживаясь вдоль строя,  успевает  сделать беглый осмотр внешнего вида офицеров,  а при приближении командира полка,  подает команду:
 « Полк, Равняйсь!» …. «Смирно!»….  «Равнение на средину!»… и докладывает командиру  о готовности полка к  очередному рабочему  дню.

Командир полка здоровается с личным  составом и дает команду зачитать  срочные приказы и указания  на предстоящий рабочий день,  -  все, как обычно.

Такой  сценарий  начала рабочего дня  разработан  только в  дни предварительной подготовки, а  в  летные дни после завтрака все сразу едут на аэродром к  самолетам.

Там,   несколько другой распорядок,  - после пробных запусков двигателей, летный  состав, (штурман и оба пилота), убывают  в класс предполетных указаний, а оставшиеся  члены  экипажа: старший борттехник, борттехник по АДО,  радист и стрелок,  продолжают готовить самолет или устраняют,(если появились), выявленные  неполадки.

Сегодня  не летный день  и  все идет как обычно, но вот с  командиром полка  на  построение  пришел не знакомый  нам  полковник.  Возможно, какой-нибудь проверяющий.

 Вот, кажется, что  все указания  даны,  ждем  команды двигаться  к машинам  и ехать на  аэродром, но тут   я  слышу команду: - «Майор Щукин и майор Иванов,  выйти из строя!», - подходим к  командиру полка и узнаем, что  нас  направляют в распоряжение  не знакомого нам  полковника Игнатова  - председателя Военного Трибунала Киевского Военного Округа.

Возражать не  принято, отвечаем командиру словом – ЕСТЬ!
Но в  душе  у меня  досада – опять подвела моя работа   по взаимозаменяемости в группе, зачем я  сделал так, что мои   подчиненные стали  отлично справляться    и без меня!

Докладываем  полковнику Игнатову, что прибыли  в  его распоряжение и получаем  от него команду, пройти  в штаб  - там  для  нас  выделен кабинет.  В кабинете  узнаем, что мы  будем членами  военного трибунала по делу об убийстве, совершенном военнослужащим  нашего гарнизона. 

 Узнаем, что через пару дней должно состояться заседание военного трибунала по  уголовному делу   сверхсрочника совершившего убийство,  и полковник  Игнатов назначен  Киевским  Военным  Округом  председателем трибунала, а нас избрали   в  народные заседатели. 

Оказалось, что я  с  майором Ивановым еще в  прошлом  году были выбраны в народные заседатели на общем собрании воинской  части. Правда,  такого собрания  ни я,  ни он не  помнили, его, наверное,  и не было,    а политработники, чтобы  не  отвлекать личный состав, просто  все оформили   на бумагах. 

Думаю, что если  бы  и  собрали  такое собрание, то против наших кандидатур   никто бы  не возражал,  - ни  кому же не хочется оказаться на месте избираемых.

Пришлось бегло ознакомиться  с  правами и обязанностями  народных заседателей, прочитав  статьи в  «Положении о военных трибуналах  в  В.С. СССР»,   и   мы приступили к изучению дела о самом преступлении  и его фигурантах.

В уголовном  деле  в нескольких томах  были  подшиты  документы по расследованию убийства,  совершенного сверхсрочником  нашего гарнизона.  Суть его попробую передать свои ми словами:

Молодой человек, назовем его – Остапом, призванный из  сельской глубинки  западной  Украины  и    только что  отслуживший   срочную  службу  в батальоне обслуживания нашего авиационного полка,  не захотел ехать  домой и  написал рапорт остаться на сверхсрочную службу.

Он   был  оставлен  на  какой-то  должности   по обслуживанию    склада  ГСМ, (склад горючесмазочных материалов),  ему было присвоено звание младшего сержанта  сверхсрочной  службы,  выдано  новое   обмундирование  и выделено место    в  офицерском  общежитии, а так же  выдано  денежное довольствие  в размере сравнимом с окладами   для  младшего офицерского состава.

Остапу  не приходилось ранее держать в  руках такой  суммы, и он  ощутил себя прилично богатым.  Первым делом Остап устроил небольшой фуршет в своей  комнатке на двоих со своим соседом,  который  из вежливости   поддержал  Остапа, но  торопился на  свидание и  уехал  к  своей  девушке.

Остап хотел тоже поехать к  своей  девушке, но вспомнил, что она работает   в  вечернюю смену и ее дома не будет, стал думать,  где бы продолжить выпивку,  был субботний день  и соседи по общежитию  разъехались.

Ближайшей  к военному городку  злачной точкой был железнодорожный  вокзал «Кривой Рог – Главный»,  вот туда и направился Остап. 

Было  около  23 часов, но ресторан еще работал,  посетителей  было мало, всего две компании молодых парней допивающих  дешевый портвейн.  Остап купил в буфете  две  750 граммовых  бутылки портвейна и подсел к  одной из компаний.

Не  успели  они  толком  познакомиться и выпить по стакану этой  «барматухи»,  как к  ним подошла  официантка и сообщила, что ресторан закрывается. Пришлось выйти на перрон с недопитыми бутылками.

Был  ноябрь месяц, но мороза не было, только легкий  снежок летел с неба и тонким  слоем покрывал плиты перрона, шпалы железнодорожных  путей и крыши  двух  вагонов электрички, стоящих  в тупичке в конце  пристанционных построек.

Получилось  как-то так, что все   покинувшие ресторан разошлись,  а  с Остапом  остался его  сосед по столику, тоже держащий  в  руках  прихваченные в ресторане стакан и  пару бутылок портвейна.  Не  сговариваясь, по взгляду поняв друг друга, ои прошли  в конец перрона и забрались в пустой вагон электрички. В вагоне было теплее, а фонари перрона через окна давали достаточно света.

Вино развязало языки  собутыльникам, -   и Остап узнал, что его случайного  знакомого  зовут    Василем   и он  работает   шофером на металлургическом комбинате.  На вокзале оказался  потому,  что    поездом   отправил  жену с  детьми  к родителям,   и  ему    не захотелось  возвращаться в   опустевшую  квартиру,   -  вот  он   и   зашел в  ресторан.

Остап  же  поведал  нечаянному собеседнику  о своей удаче:  как он,    из вчерашнего  рядового солдата,  вдруг   превратился   в почти офицера: оклад офицерский, форма  из офицерского  материала,  бесплатное питание в офицерской  столовой, рядовые ему честь отдают!  Чего еще  ему  желать можно?!

 Попивая портвейн,  именно, в   таком  русле  протекала   их  мирная беседа, и даже появилось  настроение совместно  что-нибудь спеть.

   И все было бы хорошо,  кончилось бы вино,  охрипло бы горло  со слезой  в голосе  пропевшее  душевную  шахтерскую  песню  о коногоне с разбитой головой  … и, случайные  собутыльники,  дружески обнявшись,   добрались бы до остановки трамвая и разъехались  бы  по своим домам.

Но этого не  произошло, - их песню  нарушил,  не  менее их   самих,   пьяный   привокзальный бомж,   грубо   требуя налить ему  стакан портвейна или убираться вон,  - этот вагон его постоянное  место  ночлега!

Два здоровых мужика возмутились, глядя на  этого плюгавенького, неопределенного возраста,  недомерка,  так нагло  нарушившего их душевную идиллию,  взяли   и  выкинули его из вагона.   Но спустя минуту  бесстрашный  бомж снова предстал перед их глазами, но уже  с  увесистыми  камнями в  каждой  руке.

На этот раз его не  выкинули из вагона, а затащили в  него и стали  жестоко избивать,  его же принесенными, камнями.

Когда тело несчастного обмякло и перестало подавать признаки жизни, молодчики  слегка отрезвели.   Сквозь хмель стала пробиваться мысль, что мы наделали?! 

Василь  первым  пришел  в себя,   затащил    с пола  на лавку  окровавленное тело  жертвы и стал пытаться делать искусственное дыхание.  Но  тщетно, – перед ними  лежал труп.

Пришел в  себя и Остап,  и стали они думать, что же делать дальше.  И  пришла в их, затуманенные алкоголем,  головы  идея идти в привокзальное отделение  милиции,  -  нет, не сознаться  в  содеянном   преступлении, а  соврать, что на них напали неизвестные, что они отбились, а их товарищу в  вагоне требуется  медицинская помощь.

Дежурный  офицер вызвал медсестру привокзального медпункта и  в сопровождении старшины милиции  направил Василя показать вагон, где они оставили «своего» товарища. А Остап попросил у офицера  разрешения покурить и, выйдя  в  коридор,   выбежал на улицу и скрылся.

Василю  ж удрать не удалось -   старшина  задержал его, убедившись, что  в вагоне труп и   привел его  обратно  в отделение  милиции. Ну  а дальше  все, как положено:  Василя начали допрашивать, на  место преступления направилась группа специалистов составить протокол, сделать  фотографии, найти  орудия  убийства.

Окончательно протрезвевшему Василю  ничего не  оставалось, как  в подробностях рассказать  с кем и как он убивал несчастного бомжа. Отпираться  было невозможно, в тепле отделения с  его   оттаявшей  обуви и  одежды натекла целая лужа  со следами крови.

Рассказал он все, что о себе ему  хвастался  Остап,  и стало ясно, что искать  сбежавшего Остапа нужно в летной  воинской части гарнизона Долгинцево,   а дело об этом  убийстве придется  передать в  военную прокуратуру.

Но данных об Остапе было маловато,  Василь  не  знал его фамилии,  но рассказал, что Остап,     вновь  принятый  на  службу  сверхсрочник  в звании   младшего   сержанта, и это сужало круг поисков преступника.

Следователи военной прокуратуры   по спискам  быстро заподозрили несколько человек и стали беседовать с каждым,  но никто, в том  числе и Остап, не  признался, что  в  субботу были на  вокзале.   Однако, следователь, беседовавший с Остапом, обратил внимание, что в  его комнате на  вешалке нет парадной шинели, а у других подозреваемых –  есть.

Пришлось признаться   Остапу,  что его парадная  форма находится  у  знакомой  девушки и   пришлось поехать вместе  со следователем на  этот адрес. А там пришлось признаться и во всем содеянном: девушка рассказала, что  Остап пришел  к ней  в  три часа  ночи,   с трудом  поверила  его словам, что  на  него кто-то  напал,   но   отстирала его  окровавленную одежду.

Очная  ставка  Остапа с  Василем  и данные экспертизы,   (следы крови найденной  под крючками офицерских ботинок совпадали с параметрами крови убитого),  полностью изобличали   его   в данном преступлении.

Внимательно прочитав протоколы  допросов,  рассмотрев жуткие  фотоснимки  с места  убийства,  а так же  характеристики на подсудимых, собранные  на них, чуть ли не   с первых классов общеобразовательной  школы,  мы  морально  настроились на присутствие в судебном  заседании.

Не знаю, как  к предстоящему заседанию  трибунала настроился майор Иванов, а я лично,  в ночь перед  заседанием,  не мог заснуть,    меня  одолевали мысли, а не  мог ли я  оказаться в  такой же  обстановке?

Моя,  не опытная в судейских делах душа чувствовала  себя неуютно,  не хотела брать на  себя   груз лишать  человека,  (пусть даже убийцу),   свободы, а  возможно  и жизни.  (Моратория на отмену смертной  казни тогда еще не было).

Заседание  трибунала было назначено на  субботу и  проходило в солдатском  клубе гарнизона при большом скоплении военнослужащих.

Наша задача, как  народных заседателей, сводилась к тому, что  заседая  по обе стороны от полковника  Игнатова за судейским  столом, внимательно слушать допрос  обвиняемых,  выступления  прокурора, стороны защиты, показания   свидетелей.  И, если что-либо нам  было не понятно,   задавать вопросы.

В ходе допроса подсудимых  важно было   уточнить,  кого из них удары  для  их жертвы стали роковыми.  Но это оказалось не так просто, подсудимые всячески  обвиняли  в этом  друг друга,   при этом, для  всех присутствующих открывалась, еще более омерзительная картина их преступления.

Выяснилось, что   Василь за ноги тащил жертву по проходу вагона, а  по голове жертвы с  разбега бил ногами Остап,  да так, что   брызги  крови летели на  стены и оконные  стекла вагона.  Все это хорошо было зафиксировано в  фотографиях дела.

Выяснилась и еще одна мерзость:  в какой-то момент, когда жертва еще подавала признаки жизни, у  них была попытка изнасилования беспомощной жертвы. Они   положили  жертву на  скамью, сняли   с  нее  брюки и, только  их собственная импотенция помешала им совершить это.  Кто был инициатором этой  преступной  идеи, Остап и Василь   тоже  обвиняли друг друга.

Кода стали зачитывать характеристики,  присланные  в  суд, то выяснилось, что Василь  на  производстве хороший работник, отличный семьянин, воспитывает  двух девочек и ни в чем отрицательном  ранее  замечен не был.

На Остапа же пришли   характеристики  от председателя  сельского совета отрицательного характера: в школьные годы  и до призыва в  армию  был драчуном и хулиганом, село вздохнуло с  облегчением, когда  его взяли в  армию.

Бывшие  сослуживцы   Остапа,  два года жившие  с  ним  в одной казарме,  тоже характеризовали  его,  как вспыльчивого,  не уравновешенного человека, любителя поиздеваться над молодыми солдатами  и   насаждавшего  в казарме,  так называемую, «дедовщину».

Услышав все эти факты, в моем сознании стойко закрепилось мнение, что в  этом преступлении  «паровозом»  был все-таки  Остап. 

Его подельник - Василь в  своем последнем слове искренне каялся, просил прощения, говорил, что сам не знает, как это с ним получилось, мол, не ухала б  в тот вечер жена, не оказался  бы он на  вокзале, и  т.д.  и т.д. 

Остап в  своем  последнем  слове тоже говорил, что  сожалеет  о случившемся, но слушая его, я не ощутил  искренности в его словах.

Для  вынесения приговора мы зашли в  совещательную комнату,  из которой мы не  имели права выйти и  ни кто не  мог к нам зайти.   Мы  удобно расположились  в удобных креслах, полковник  Игнатов и майор Иванов   закурили,  (я некурящий), и старались расслабиться,  приводя  свои  мысли в  порядок.

Полковник   Игнатов  попросил  нас  высказать свое мнение, ведь мы должны  совместно вынести  каждому из подсудимых,  на основании статей Уголовного Кодекса,  справедливый приговор 

Первым высказал  свое  мнение майор Иванов,  он сказал, что  и если   подсудимый Василь   может  рассчитывать  на некоторое  снисхождение, так подсудимый Остап  заслуживает  расстрела.

Высказывая свое  мнение, я заметил, что произошло  хоть и  тяжкое  преступление, -убийство, но при его рассмотрении   нужно учесть  смягчающие и отягощающие обстоятельства:

-   употребление алкоголя – отягощающее обстоятельство;

-   преступление совершено  двумя  преступниками, т.е.  группой лиц, – отягощающее  обстоятельство;

-   смягчающее обстоятельство, что  Василь    все же спохватился и стал делать   жертве  искусственное дыхание;

-   смягчающее обстоятельство и в том, что оба преступника не  сбежали  с места преступления,  а  пошли за помощью в надежде, что медицина сможет  как то помочь их жертве;

-   я,  так же считал,  что смягчающим обстоятельством можно  посчитать,   и   тот  момент,  что сама жертва,  (спившийся вокзальный бомж), своим поведением  сам  спровоцировал данное преступление.

Кроме того, я сказал, что не знаю статей Уголовного Кодекса и полностью доверяю  знаниям и опыту председателя трибунала  в определении тяжести наказания  обоим  преступникам.

Полковник Игнатов согласился  с моими  доводами, а майор Иванов остался при своем  мнении  - Василю  снисхождение, а Остапу  смертную казнь.

С не малым  трудом  полковнику  удалось убедить майора Иванова, что  «расстрельный» приговор по нашему  делу не  утвердят  в вышестоящем  судебном  органе,  по   причине, что данное убийство  не было заранее подготовленным,  и совершили его  не рецидивисты, а граждане ранее не  судимые.

Перед тем, как сесть писать  постановление приговора, полковник Игнатов   предложил нам  ознакомиться с  подобным делом  об убийстве,  с «расстрельным»  приговором, которое он  закончил неделю назад в Харькове.

В этом деле, в отличие  от нашего,  убийца  заранее обдумал свое злодеяние:  подготовил место для  совершения преступления, оделся в  чужую одежду,  и  чтобы отвести  от себя подозрение,   подкинул  ее невинному человеку,  а  в завершении   всего  -  изнасиловал женщину,  а потом   еще и  убил  ее  ударами по голове,  заранее подготовленной,  железной болванкой.

На фоне  этого дела, наши фигуранты явно  не тянули на высшую меру  и майор Иванов согласился  с  доводами   полковника  Игнатова:  определить меру наказания Василю        6 лет, а Остапу -12 лет  лишения  свободы с отбыванием   в  колониях строгого режима.

Более двух часов потребовалось полковнику на  написание постановления  приговора и на нем  мы  поставили свои подписи.

К этому моменту перерыв в суде был закончен,  подсудимые, все стороны  процесса, присутствующие заняли  в зале  свои места,  и  прозвучала традиционная команда: «Встать, Суд идет!»

Более часа в абсолютной тишине  председатель военного трибунала скороговоркой зачитывал постановление суда и объявил, вынесенный  нами, приговор.

Позже от своих сослуживцев я узнал, что приговор был  принят залом  одобрительно и многими ожидался более суровым.   Именно это сняло с моей души моральную тягость, не свойственной  мне, деятельности.

Предавая  гласности  эти воспоминания, я  сам становлюсь преступником, так как:

«Требование закона о тайне совещания судей обязательно и для самих судей. Они не вправе разглашать, кем из них и какие предложения вносились в ходе обсуждения вопросов, подлежащих разрешению при постановлении приговора. О позиции, которую при этом занимал каждый судья, никто не должен знать».

Так звучит  закон,  но эти  события  имели место полвека назад.  Давно  освободились из заключения  Василь  и Остап.  Не стало страны,  по уголовному  кодексу  которой они были осуждены.  А из состава суда в живых остался только я,  и   разглашение  мной  тайны совещательной комнаты,  уже ни кому не повредит.