Ходят разговоры о переименовании нашего города в Кантоград. И наверное определенное основание для подобного названия есть, ибо Кенигсберг во всем мире известен, главным образом, как родина короля философии. За что он удостоился короны - мало кому интересно, но, глядя на величественную могилу у кафедрального собора, большинство почтительно допускают, что за что-то очень важное. Но мало кто знает, что Кенигсберг был родиной не только Канта, но и целой плеяды ярких и самобытных философов. И даже среди них выделяется подобная утренней звезде, предвещающей зарю, фигура Иоганна Георга Гамана, которого за загадочность называли “северным магом”.
И. Гаман родился в 1730 году в Кенигсберге. Получив филологическое образование в Альбертине ,он какое-то время работал домашним учителем. Гаман обладал энциклопедическими знаниями, знал английский, арабский и несусветное количество языков, но, как говорят биографы, “вёл беспорядочную жизнь, расстроил свои и чужие дела и впал в глубокое уныние”.
Из этого состояния он вышел в 1758 году в Лондоне, когда пережил обращение ко Христу.
После этого начался крестовый поход Гамана против атеистического духа времени. 18 век был веком торжествующего рационализма . Во Франции царствовали над умами Вольтер, Дидро и Лаплас, рассматривавшие человека, как сложную машину или, в лучшем случае, как высокоразвитое животное. В Германии восходила звезда Канта, хоть и не отрицавшего идею Бога, но фактически высушившего ее до морального закона. На этом фоне взгляды “северного мага” были радикальным вызовом всей эпохе.
В то время, как обыденный рассудок постепенно становился мерилом всех вещей и просветители проводили настоящую зачистку мира от всего сверхъестественного, Иоганн заговорил о Божественном Логосе, пронизывающим все мироздание и о Христоцентричном познании. Гаман становится идеологом течения Sturm und Drang, к которому принадлежали Гете, Гердер, Шиллер и ряд других романтично настроенных мыслителей. Поэтические “штурмовики” выступили против школьного рационализма и культа рассудка, противопоставив безжизненному миру Вольтера и Ламарка, живую веру и непосредственное поэтическое восприятия мира.
Гаман не оставил после себя фундаментальных работ вроде “Критики чистого разума”, он намеренно выбрал жанр эссе и афористический стиль, считая, что любая искусственная система, является насилием над непосредственным опытом. В отличие от произведений Канта его работы не приобрели широкую известность, но оказали значительное влияние на всю последующую философию. Учениками Гамана считали себя Гете и Гердер, он был немецким романтиком до Гофмана и Новалиса, на него ссылались Гегель и Ницше, его мысли о том, что язык формирует мышления, были суперсовременными для 18 века, предвосхитив метафизику Мартина Хайдеггера и лингвистическую философию.
И все это можно было бы отнести в почетную копилку истории, но мне кажется, что наследие Гамана может пролить свет и на вопросы жизненно важные для современного человека.
Я помню, как услышал на уроке физики о том, что цвета, воспринимаемые нами, на самом деле не существуют, а существуют только электромагнитное излучение. Было ощущение, что мир резко стал серым, что из него исчезла тайна, которую в детстве чувствовал, глядя на вечернее небо. Начиная с Рене Декарта, разделившего мысль и опыт, чудо методично изгонялось из мира и, в конечном счете, все для чего нельзя было найти математическую модель признавалось субъективным. Радость, любовь, смысл жизни все чаще признавались существующими только в человеческом сознании, в то время как существующими “на самом деле” признавались молекулы, атомы и волны. Картезианское противопоставления мышления и бытия “контузило” европейского человека на уровне подсознания, заставив поверить, что мы скользим только по поверхности вещей, а их сокровенная суть нам недоступна. Кант вообще дошел до утверждения, что мы познаем о мире, только то, что вкладывает в них наш
рассудок.
Огромной отдушиной
от этого в свое время для меня стали естественно-научные взгляды Гете, который говорил о том, что мы можем видеть идеи в непосредственном опыте глаз и ушей. Т.е. постигать сущность света в игре красок, а смысл музыки – не в механических колебаниях, а в ней самой.
Гете был учеником Гамана. И теория познания последнего еще более глубокой. Не соглашаясь с Кантовской идеей недоступных “вещей в себе”, он говорил о непосредственном познании, которое возможно благодаря Логосу или Христу – т.е. разуму пронизывающему все мироздание. Согласно Гаману, человек, соединяясь с Богом, получает доступ к сокровенной сущности вещей. Философ- рационалист блуждает в ментальном тумане, пытаясь приклеить отвлеченные схемы к объектам, в то время как Гаман черпает из источника всего сущего. Непосредственное познание – это мышление великих ученых, поэтов и изобретателей, это не унылые силлогизмы, а творческое проникновение в смысл изучаемых явлений. Я думаю, так мыслили Анри Пуанкаре, Дмитрий Менделеев, Никола Тесла и Стив Джобс. Но самое интересное начинается, когда подобный подход применяется к изучению того что скрыто от наших глаз – той сферы откуда проистекают любовь и Истина, где рождается музыка и красота. Тогда притча и символ становятся инструментами, позволяющими снять покров второстепенного и приблизиться к тайне всего происходящего. Это язык на котором написана Библия. Язык, к пониманию которого стремился нас вернуть Иоганн Гаман.