Ветреное холодное утро. Да, почти каждую свою никчемную рукопись она начинала с погоды. Впрочем, разве есть в этом что-то нехорошее? Погода — отражение чувств, а может чувства — отражение погоды... В смешении пространства, времени и мыслей всё приобретает одинаково неясную форму, замыкается в один шар — а значит больше не имеет ни конца, ни начала.
И сейчас, этим пасмурным днём, она смотрела в плачущее окно и держала тот самый шар в руках.
—— «Никак не могу понять», - думалось ей, - «тот ли это алмазный шар, о котором писал Булгаков? Нет, определенно не тот, у него было счастье, был маленький Петька и много-много света... Конечно, поэтому Пелевин и разбил его в своём 'Хрустальном мире'. Что за глупости я говорю?» — думалось ей.
Рассердившись на абсурдность собственных мыслей, она оставила овеществлённый вихрь событий на подоконнике и отправилась к книгам: в них всё вставало на свои места. Бумажные речи будто подводили энтропию к нулю. Они расставляли каждую мысль и чувство на свою полку таким образом, чтобы их можно было с легкостью достать и вылить на другой такой же шкаф со своим шаром на подоконнике.
Вы говорите — жизнь длинная. Но ей так почему не казалось: руками хотелось плести венки из желтых летник одуванчиков, но глаза боялись сорвать цветок и вдруг запечатлеть его медленное увядание в живых курчавых волосах. «Какое счастье, что люди не цветы», — думалось ей.
Какое счастье, что она может просто поставить точку.