Бабушкин секрет

Лора Шол
     ... И это мой дневник? И ещё раз перелистываю серенький, с зеленцой, дневник учащейся 10 "А" класса, аккуратно начатый в 1980 году и так же аккуратно законченный в 1981-ом.
     Нет, нет! Я же толковой ученицей была и поведение вроде примерное... Или у меня склероз? Боже мой, да быть этого не может. Мотаю головой, поправляю очки и снова листаю дневник, который хотела показать внукам. Первая мысль - спрятать его немедля туда, откуда он был извлечён. Вторая мысль - а может показать внукам первую часть дневника? Она вроде и ничего, приличная. А что я им скажу, почему нет второй части дневника? Внук сразу раскусит, скажет: "Вырвала ты, бабуль, листики". Перелистываю. Ну вот же! Умничка. До декабря почти отличница. Прогулов нет, родителей в школу не вызывают - идеальный ребёнок. А с декабря? Влюбилась, не иначе. А иначе чем объяснить "Не была в школе", "Ушла с классного часа" , "Не была", "Не была"... Красные чернила так и не потускнели со временем. Хорошее качество, что тут скажешь, эСэСэСэРные!

     Откинулась на спинку кресла, сняла очки и улыбнулась. Проклятый склероз... Куда же я сбегала? Между записей о поведении всё таки мелькали "пятёрки" и "четверки". Шли они после жирных и размашистых "двоек", видать исправляла хвосты рьяно. А это что? Третье декабря, среда. Первый урок - Физика, параграф 58-59 и в графе оценок стоят жирные "1+2" с подписью любимейшего физика Бормана (Валерия Константиновича Кудрявцева). Этот день я вспомнила сразу. Мы с подружкой уселись на первую парту среднего ряда совершенно спокойные и нагло не подготовленные, так как на прошлом уроке получили за самостоятельную работу положительные оценки. Нас не спросят. Ха...
     Борман постукивал кончиком своей метровой деревянной линейки по краю соседней парты и осматривал класс. Очевидно мы с Инной показались ему совершенно спокойными и подготовленными.
   - К доске! - кончик линейки коснулся нашей парты прямо напротив Инны. Она поднялась и вышла к доске, округлив глаза и показывая мне на учебник. Я тут же раскрыла его на нужном параграфе. Благо тот был малюсеньким, на пол-страницы и начала суфлировать. Учитель прохаживался по классу и не мешал нам двоим первые минуты. Потом остановился.
   - Дэээвааа! Садись, - а линейка тут же указала на меня. Протяжное "дэээвааа" резко отразилось в журнале жирной "двойкой" напротив фамилии подруги.
   К тому времени я уже успела дочитать материал и могла бы ответить, но это была бы не я. Мы обе не готовились и значит нечего умничать.
   - Я не готова к уроку. - Слишком много было гонора в моём голосе, когда Борман   указал линейкой на суфлёра. Гордилась собой? Нашла чем.
   - Ты же только что прочитала параграф вслух, - возмутился Валерий Константинович, тыча указкой в раскрытый на злосчастных строчках учебник.
   Молчала упрямо.
   - Дэээвааа! - и через секунду - Плюс "единица". Поняла за что? "Два" за то, что не готова, а "единица" за солидарность. - И Борман, заключив в скобки (2+1), дал в дневнике пояснение, дабы я не исправила единицу на четверку - (Два + единица).
   
     Ни одна двойка из всех двоек на свете не расстроила нас так, как эти. Физика мы обожали. Он ходил с нами в походах, он ездил с нами в путешествие на каникулах. Он был своим, а мы взяли и подвели эту черту близости. Исправляли мы те оценки старательно, поднимая на уроках руки. Но с тех пор мы были под пристальным вниманием Бормана. И даже на экзаменах, обе попав к физичке из параллельного класса, отвечали по билетам своему Валерию Константиновичу. Он поднимался из-за стола, оставив отвечающего ученика и шел к нам. Задавал дополнительные вопросы, писал на доске условия задачи и улыбался, довольный тем, что отвечали мы уверенно и так, как он учил. И на этот раз Инна сдавала первой, а я готовилась. Взгляд Бормана потеплел и стал даже немного озорным, мы вздохнули с облегчением, не завалил...
     Так... 24 Апреля. Запись последних домашних заданий. И жирная красная скобка на весь день : " Не была!". И где это я была, интересно? Проклятый склероз. Не помню.

     В конце дневника 17 записей-пожеланий моих одноклассников. Слёзы непроизвольной программой окропили старенькие страницы дневника.
     Вот Сашка Покровский, его уже нет в живых: "Лариса! Постарайся быть такой, какая ты есть. Не забывай наш "ценнейший" 10-А и учителей. Пусть сбудутся все твои мечты." Сашка, я не забыла...
     Володька Максименцев: " Ларка! Сдай экзамены, найди мужа, только не ошибись, расти детей!" Вовчик, не ошиблась...
     А вот Дина Зельдич: " Дорогая и уважаемая Лариска-крыска! Поздравляю с окончанием 10-летних мучений и страданий... Желаю иметь кучу внуков и правнуков..." Дина, я трижды бабушка. Жду четвертого. С твоей лёгкой руки будут и правнуки!
     "Карлсон! Мы ещё съедим наш торт без свечей!", - помню, помню, мы могли с одноклассником Шуркой Слукиным слопать торт на двоих на спор. Да я и сейчас не откажусь...
      "Франция, моей подруге и однокласснице... Я всегда буду рада видеть тебя у себя". - это Инна. Мы дружим и по сей день.
 
     Закрываю дневник. Это мама сохранила его. После её смерти нашла дневник в стопочке документов, которые она аккуратно сложила для меня. Спасибо, моя хорошая. Наверное, эти пропуски занятий не раз вызывали у тебя улыбку спустя годы. А тогда, в 1980-1981 сколько нервов стоило тебе... Но, что удивительно, я не вырывала страницы. 
     Дневник решила убрать подальше от внуков. Рано им ещё знать секреты бабушкиной успеваемости и посещаемости.