1. Черта свободы

Михаил Самуилович Качан
НА СНИМКЕ: Академик М.А. Лаврентьев с женой Верой Евгеньевной, которая во многом определяла его отношение к людям, событиям, искусству и пр.

Всё ли было дозволено делать в Академгородке 60-х? Многие считают, что да, потому что академик Лаврентьев пользовался известной автономией. Но так ли это?

Ответ, как всегда неопределённый: и да, и нет.

Во-первых, нам не дозволяли и не запрещали, – мы сами решали, что можно делать, а что не следует. И сами определяли черту дозволенности.

Во-вторых, академик М.А. Лаврентьев к вопросам культуры не имел никакого отношения. Мы иногда использовали его в качестве ударной силы, подписывая у него письма с какими-либо просьбами, например, в Министерство культуры.

Кстати, он подписывал их весьма неохотно. Этим, пожалуй, его функции и заканчивались.

Но он никогда и не был препятствием к развитию культуры. Возможно, благодаря тому, что у нас в активе были такие академики, как Л.В. Канторович, А.Д. Александров, В.В. Воеводский, Г.И. Будкер, член-корр. А.А. Ляпунов. Вклад каждого из них в развитие культуры весьма велик.

Говоря о первых годах, нельзя не упомянуть Н.В. Соболеву, культмассовый сектор ДК, доктора г.-м. наук Г.Л. Поспелова (художественный совет ДК), доктора химических наук Шульмана (Литобъединение), кандидата экономических наук Ю.С. Постнова Худсовет Театра-студии и культмассовая комиссия ОКП), кандидата технических наук И.А. Полетаева, доктора технических наук Л.М. Розенфельда (Совет картинной галереи). Они были постарше нас, с уже сформировавшимся мировоззрением и тонким художественным вкусом. 

Жизнь выявила многих талантливых молодых людей, создавших мир Академгородка, взрослый и детский:


– клубы – А.И. Бурштейна, В. Хандроса, Л.А. Боярского, Н.А. Притвиц, и многих других.

– театр-студию – А. Пономаренко,

– симфонический оркестр – В.Ю. Шелепова, А. Синицкого, Е.В. Иоанесяна,Э.М. Левина.

– оркестр народных инструментов – Б.А. Швецова.

– джаз-оркестр – В.А. Виттиха.

– КЮТ – И.Ф. Рышкова.

- СЮН - Н.Л. Хасик.

– спорт – С.Б. Горячева, И.М. Закожурникова, Э.М. Падалко и многих других.

– художника Ю.И. Кононенко – детская художественная школа и оформление спектаклей театра-студии,

– С.И. Кручинин – профсоюзная детская музыкальная школа и многих других.

– В.И. Немировский, Соболева Н.В.– ДК «Академия» «Дом учёных».

– Н.М. Козлова – детский сектор ДК.

- Н.А. Притвиц - культмассовая комиссия ОКП.

Думаю, я мог бы назвать ещё десятки имён.

Академгородок 60-х остался в нашей памяти и, вероятно, войдет в историю как уникальное создание противоречивой эпохи Хрущева.

Глоток свежего воздуха в 1956 году породил много надежд. Потом они то подтверждались, то гасли. Повсеместно заговорили об «оттепели», вызванной, так или иначе, но новой политикой партии.

Правда, в конце эры Хрущёва оказалось, что вождь не разделяет даже само название, данное Эренбургом этому времени.

Можно спорить, когда был пик оттепели, когда и где начались заморозки.
Можно проследить, кто, когда и за что обсуждался на собраниях, в партийных органах. Что именно критиковалось и вменялось в вину людям, осмелившимся задать запретный вопрос, попросить дополнительной информации или, не дай бог, что-то покритиковать, а то ещё и высказать своё мнение.

Такие неудобные люди появлялись во многих местах, но с ними расправлялись без лишнего шума. Даже расстрелы демонстрантов в Новочеркасске и Темиртау (демонстрации носили экономический, а не политический характер) остались для большинства людей тайной за семью печатями.

И вот состоялось чудо. В только что построенном городке дышать оказалось легче, чем в Москве, Ленинграде или любом другом месте в стране.

В Москве специально была спровоцирована выставка художников, позволившая учинить разгром.

Вместе с художниками оскорбительной критике подверглись поэты и композиторы.
Стало не только негде, но и опасно выставлять не только запрещённых и уже полузабытых, но и и современных художников.

Поэтам было негде читать свои новые стихи. Придирались к каждому слову, к каждой, даже недоговорённой фразе.

Перестали публиковать прозу о ГУЛАГе, о сталинских репрессиях, о жизни людей в 30-е годы.

История страны в ХХ веке была, по-прежнему, сведена к Краткому курсу истории КПСС, тенденциозному, одностороннему, лживому изложению деятельности непогрешимой партии Ленина-Сталина.

За взгляды, противоречащие официальным, начали снова сажать в лагеря, ссылать.

И вот в этих условиях на фоне повсеместных «заморозков» и даже «морозов» в Академгородке не только сохраняется «оттепель», – она становится всеобъемлющей.

В Картинной галерее Дома ученых выставляются невыставляемые или даже запрещённые художники.

Поэты и прозаики свободно читают свои стихи и новые книги и со сцены, и в клубах, и в гостиных Дома Учёных, и по квартирам.

Композиторы привозят только что написанные оратории с "сомнительной" политической подоплекой.

Кинорежиссёры привозят для первого показа свои новые фильмы, еще не урезанные цензурой или не заброшенные «на полку».

Все люди искусства, побывавшие в Академгородке в то короткое время, говорят о нем, как об островке свободы.

Посещение Академгородка становится глотком свежего воздуха. Ничего не урезается. Такое впечатление, что здесь цензуры вообще нет.

По-разному пишут о том периоде. Но все совершенно безоговорочно отмечают сам факт существования того, что я бы чуть перефразировав братьев Стругацких, назвал бы Свободной республикой СОАН.

Эта свободная республика была в океане «серости», захлестнувшей СССР в последние годы правления Хрущева и продолжавшейся и, пожалуй, даже ставшей еще более «серой» (хотя это казалось и невозможным: куда ещё «серее») в брежневские времена.

Здесь уместно привести выдержку из воспоминаний, пока не опубликованных, но любезно мне присланных, Евгения Вишневского, которого я тоже причисляю к одному из непосредственных создателей Свободной республики СО АН, которую он называет «Городом Солнца».

«Саму идею создания «шарашки без колючей проволоки», как называли в прежние времена сведущие люди наш Академгородок, следует признать смелой и весьма плодотворной, хотя некоторые последствия претворения её в жизнь оказались весьма неожиданными для многих и, прежде всего, для нашего изумлённого идеологического начальства.

Мы же — «аборигены Академгородка» получили уникальную возможность жить и работать в своеобразном «Городе Солнца», существующем не в воспалённом воображении утописта Кампанеллы, а в реальном и при этом замечательном мире, ещё более прекрасном и даже фантастическом в сравнении с остальной, в основном, довольно-таки серой, советской действительностью того времени.

Много позже, в семидесятых-восьмидесятых и даже в девяностых годах, собираясь по разным поводам за праздничным столом, мы с моими друзьями-аборигенами почти всегда поднимали тост за то, что «волею судьбы оказались в нужное время в нужном месте».

Не следует забывать о том, что в первые годы становления Академгородка значительный вклад в развитие культуры Академгородка внесла Нина Васильевна Соболева, человек тонкий, глубоко чувствующий, прошедший лагеря и не сломавшийся.

Человек высочайшей культуры, не пропускавший в Академгородок халтуру и низкопробные выступления.

Именно она с самого начала высоко подняла культурную планку Академгородка. И эта планка уже не опускалась никогда.

В становлении Академгородка как культурного центра, в формировании культурного поля Академгородка (ДК «Академия» и Дом Ученых, клубы и школы, художественная самодеятельность, домашние салоны-«кухни»), обладающего магнетической силой, так что в Академгородок устремилась творческая интеллигенция из столиц себя показать и нас посмотреть, в подъеме уровня одухотворенности нашей жизни, который резко возрос в кратчайшие сроки и достиг удивительной высоты, – во всем этом выдающуюся роль сыграл Владимир Иванович Немировский.

Повторю: именно его я бы поставил среди всех творцов ауры Академгородка на первое место.

Три года (подумать только - всего лишь 3 года!) - 1964-1967, когда Владимир Иванович был в центре многих культурных событий, были настолько насыщены этими самыми событиями, что этот период времени некоторые даже называют эпохой расцвета культуры Академгородка.

Хочу сразу оговориться, что имелось много предпосылок для такого расцвета. Не претендуя на полноту изложения и не будучи историком, я отмечу только те, которые считаю важнейшими.

Во-первых, создание самого Академгородка и приезд в него нескольких десятков крупных ученых, нескольких сотен ученых среднего возраста, нескольких тысяч молодых ученых и нескольких тысяч студентов НГУ.

Во-вторых, то, что среди ученых старшего и среднего возраста оказалось несколько человек высочайшей культуры и страстных ее пропагандистов.

А среди молодых ученых оказалось много талантливых людей, которые хотели реализоваться не только в науке.

Они чутко улавливали открывшиеся возможности проявить себя в театре, музыке, литературе, танцах.

Они хотели дискутировать на самые злободневные темы политики, экономики, строительства нашего общества.

Среди молодёжи выявились талантливые организаторы, которые сумели проявить себя и даже какое-то время продержаться в условиях усиливающегося прессинга идеологических работников КПСС.

В-третьих, имелись площадки для такой деятельности, начиная с Дома культуры «Академия» и кончая «кухнями» жилых квартир.

В-четвертых, имелась полная поддержка этой деятельности со стороны сильного и никем не контролируемого Объединенного комитета профсоюза, как материальная, так и моральная при слабом контроле парткома СО АН, а потом и при его отсутствии после неосторожной ликвидации и относительной слабости в Академгородке до поры до времени районных органов, как советских, так и партийных.

В-пятых, в стране оттепель только закончилась, и люди, глотнувшие свежего воздуха, еще не могли поверить в ее окончание. И в сравнительно короткое время среди работников творческой интеллигенции страны распространилось мнение, что в Академгородке все можно, все дозволено, и сюда устремились все, кому эта свобода была дорога.

В-шестых, в начале 60-х уже был создан фундамент, на котором и было выстроено здание культурной республики соан. Фундамент уже был построен трудами Н.В. Соболевой и многих энтузиастов. Думаю, всё же, что без В.И. Немировского многое так бы и осталось нереализованным. Здание культурной республики соан, скорее всего, так и не было бы построено без умелой организации, без всемерной поддержки любых инициатив, без магнетической притягательности лидера.   

Эти 6 тезисов представляются мне самыми важными теперь, хотя и тогда я видел их отчетливо.

В Академгородке в те годы мы практически не чувствовали "руководства" советских и партийных органов власти.

Райисполком находился на левом берегу. Фактически ОКП подменил во многих вопросах советскую власть.

В самом деле, и жилой фонд, и медицина, и детские учреждения, и учреждения культуры были ведомственными, и райисполком здесь не имел никакого веса.

Райком КПСС действовал вначале через партком СОАН и, в основном, на институты и на партбюро НГУ. Нас он не трогал. А в 1964 году, когда партком был ликвидирован, райком, возможно, по инерции, вспоминал о профсоюзном комитете лишь изредка.

Объединенным комитетом профсоюзом никто «не руководил» – ни Обком профсоюза, ни райком партии, – мы работали, как это ни удивительно, самостоятельно и независимо.

Кстати, тогда имел хождение тезис «Профсоюзы – школа коммунизма», и даже были какие-то директивные материалы о профсоюзном самоуправлении, что мы вслух говорили об этом, в какой-то степени пытались реализовать в Академгородке и даже кое-что было реализовано.
 
Дом культуры, а затем и Дом Учёных подчинялись административно Объединённому комитету профсоюза, идеологического партийного руководства этими учреждениями культуры и их дочерними учреждениями, и клубами (например, кафе-клубом «Под интегралом», Киноклубом "Сигма") со стороны партийных органов вначале не ощущалось совсем.

Первые секретари райкомов М.П. Чемоданов, а затем и Ю.Н. Абраменко только говорили об идеологической работе и её важности, но никакого контроля я не ощущал.

Мне кажется, всё внимание партийных органов тогда было направлено на НГУ, где молодёжная среда считалась, да и была, на самом деле, весьма взрывоопасной.
Как я полагаю, в райкоме считали, что у нас достаточный самоконтроль, тем более, что мы не давали повода усомниться в этом.

Мы ходили по самому краю запретной черты, не переступая её, но постоянно оттесняя эту черту, расширяя область доступного, понимая, зная, чувствуя, что если решат, что мы эту черту переступили, мало нам не покажется.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2018/07/04/204