Пить пиво противопоказано!

Владимир Хмелев
    Проходя по кухне от печи к выходной двери, Петрович мельком глянул в зеркало, висящее на стене.  В нём отразился мужчина неопределенного возраста с модной нынче щетиной и острым взглядом глаз. Петрович притормозил движущееся  к двери тело и рассмотрел себя подробнее.
«Ну, да. Шестьдесят пять – это вам не сорок пять.  Но хорош, хорош, красавец. И живота нету, и плечи ничего себе так. Да и на морду лица тоже сойдет», - хмыкнул Петрович и направился за очередной партий дров для печи.
  В Несвоевку, что под городом Партизанск, он переехал недавно. До этого были пути-дорожки разные. Поносило Петровича по земле русской немало. Вообще-то он был Поликарпом Петровичем Попыхаевым, если по паспорту. Папа с мамой дали вот такое старинное имя, а ему мучайся. Поэтому, как только стукнуло Поликарпу пятьдесят, так он сам себя стал звать «Петровичем». Да и другим так представлялся - оно проще и понятнее. А то каждому встречному – поперечному нужно обязательно узнать, откуда это такое имя редкое у него. И кто в этом принял участие – папа, мама или сосед.  А сейчас проще, Петрович и всё.
  Петрович принес очередную охапку дров, подкинул несколько поленьев в жаркую печь, сел подле неё,  да  и призадумался.

  Вот шестьдесят пять стукнуло, а чего достиг в жизни то? Супруги нет, дети от разных браков и все далеко… Хорошо хоть кол, двор, да угол есть.
  Еже ли вспоминать про свои супружества, то в этом непростом деле у Петровича был богатый опыт. Женился он шесть раз!  Из них пять раз официально разводился. А почему? Да, всё было просто. Петрович с самого того момента, как сам стал зарабатывать, так держал твёрдую мужицкую линию, что каждый в семье должен сам деньги зарабатывать. Не помнил, кто его так надоумил, но ему очень понравилась сама идея.
   Поэтому, когда в свои двадцать лет он в первый раз  женился на красавице Марине, что была первой из всех первых девушек  в институте, то сразу поставил ей условие: любовь любовью, а денежки врозь!  Конечно, Мариша обиделась, а как не обидеться: молодожены оба были студентами, но Поликарп уже мог зарабатывать деньги то кочегаром, то грузчиком, то плотником, а вот интеллигентная супруга не могла этого сделать и жила только на стипендию.
 В общем,  долго они вместе не прожили, дотянули только до окончания института и врозь. Хорошо хоть детей не завели.  Поликарп тогда не мог взять в толк: а чего плохого в том, что он не отдавал все деньги супруге, а лишь выдавал на самое необходимое – на общий стол, на проезд в деревню к тещё. А остальное – это, извини, сама зарабатывай.  Мариша дула губы и возмущалась, что это не по-советски, не по-комсомольски.  Странная такая была, почему сама не работала?
  Дальше супружества шли уже по накатанному сценарию. Новая избранница с радостью бежала за Поликарпом Петровичем в загс, ибо и парень он был видный и состоятельный.  Закончив строительный факультет института,   Попыхаев быстро продвинулся по карьерной лестнице инженера - строителя. Он умел и хорошо строить, и умело считать в голове приход-расход, и красиво подарки начальникам давать, и «излишки» стройматериалов в неизвестном направлении  увозить.
   В общем,  был и в почёте, и при деньгах. Только вот жёны попадались хоть и красивые, но ленивые. Всё просили и просили денег: и на детей, и на общий стол, и на одежду, и на всё остальное. Он им прямо говорил – всё пополам!  И на одежду, и на детей, и на стол. А они почему-то возмущались, звали на подмогу своих мам и шум поднимали до небес. Странные эти существа - женщины…
 То они с пылом и жаром борются за свои права, чтобы быть наравне с мужчинами, лезут везде, то вдруг становятся слабыми, беспомощными и требуют все деньги отдать им в их кошелёчек. «Нееет, так не пойдет!»  -   твёрдо говаривал им Петрович, разнося в пух и прах и сварливых тёщ, и загребущих жён. И красиво уходил  из семьи, громко хлопая дверью.
  Таких хлопков дверью было всего пять. Петрович даже после пятого развода, уже в возрасте за пятьдесят лет, был несгибаем и твёрд: деньги мужика в семье – это его деньги! Он имеет на это право! Если ей нужны деньги, то путь подойдёт, поговорит, аргументирует и тогда он может дать, ну не изверг же он!  Так ведь не просили, а требовали! Вот это и возмущало Петровича до глубины души! Ну, как же так? Ведь у жён и здоровье, и работа была, и он ведь не претендовал на их деньги! Тогда почему они претендовали полностью на все его деньги? И на зарплату, и на «шару»?  Где же справедливость? 
  А вот  на шестой женитьбе Петрович спотыкнулся. Он к тому времени был уже не тот важный строительный начальник, как до разгрома СССР. В 90-ые годы всё пошло не так. Строительная индустрия государства рассыпалась, как карточный домик, все соображастые начальники рванули в кооперативы. Испытал свою судьбу в рыночных условиях и Петрович, но не пошло там. Это у государственного стройуправления можно было вагонами и машинами налево кирпич и цемент уводить, всё сходило с рук, а в свободном рынке неведомые силы быстро укатали  ушлого строителя.  Попробовал Попыхаев  «химичить» с материалами заказчика, так был нещадно бит бывшими спортсменами, а ныне бандитами. Да ещё в долги загнали. Вот тогда и покатилась строительная  звезда  Попыхаева куда-то под плинтус страны.
 Мотало Петровича по краям и весям всей новой России: и на золотишке на Колыме в артели был, и в моря ходил, и на самых разных работах работал бывший советский инженер – строитель. Сколько раз место жительства менял – не запомнишь.  После последнего рейса списался  с рыболовецкого сейнера Петрович и решил немного пожить земной жизнью.  Уже тогда после пятого официального замужества (не любил он слово «брак», несло от него каким-то браком, чем-то недоделанным), он был холостым мужиком и выгодным женихом. Он тогда купил в п. Преображение деревянный домик с видом на море, деньги оставались, любил отдыхать красиво с коньячком и шашлычком.  Петрович анекдотов и забавных историй знал превеликое множество, поэтому в компаниях был первым парнем. 
    Вот однажды  со своими друганами – моряками  он весело отдыхал на берегу моря под коньячок и шашлычок, как неожиданно  дрогнуло его, как он думал, уже засохшее  сердце. С ними вместе у моря тогда была Антонина. Ей было уже за сорок, статная, с большой русой косой, умная и какая-то неземная. Умная была оттого, что прочитала уйму книг, ибо работала в поселковой библиотеке все годы своего трудового стажа.  Спокойная была, какая-то умиротворённая. Покой и тишина так и струились из неё. Казалось, вокруг Антонины даже ветер стихал и волны плескались тише.  В общем, почти богиня была Антонина.
  Сердце бывалого ловеласа, конечно же, не вынесло присутствия столь неземной красоты  в своём окружении и вскоре с огромным букетом  роз, привезённых специально из г. Находка, прилетел на крыльях любви Петрович прямо в библиотеку.  Антонина не упиралась, просто как-то очень глубоко посмотрела прямо вглубь души Поликарпу, внеся туда катастрофическую сумятицу. 
   Дальше было до боли знакомо: загс, переезд к нему, медовый месяц, но появились в рациональном уме Петровича какие-то ненормальные и странные трещинки. Он так любил Антонину, что сам желал отдать ей все свои деньги, как бы признавая за ней первенство и мудрость.  Это пугало и радовало одновременно. 
    В поисках ответа на запутанные вопросы Петрович сбегал, предварительно купив разливного пива,  к старпому Семёнычу. Тот, правда, давно уже не ходил в моря, жил себе в уединении и писал картины маслом на морские темы. Однако Семёныча так и звали «Старпом» в память о его былых трудовых подвигах в Преображенской базе тралового флота.  Семёныч был не только самодеятельный живописец – маринист, но и философ, а также большой знаток алкоголя. Впрочем,  и философия, и живопись были явлением вторичным, так как они начинались  только после дегустации алкоголя. 
   В свои семьдесят лет «Старпом» пил много, но как-то со вкусом, в салат лицом не падал, а норовил поднять в окружающих людях любовь к высокому, к философии. Например, о философском наследии Гегеля, или о концепции сверхчеловека Ницше. Современность его интересовала менее всего и на требования собутыльников дать философскую оценку  действиям Гайдара, Ельцина или даже самого Путина, «Старпом» отвечал пространно: «Большое видится на расстоянии. Вот и пусть наши потомки дают им свою оценку, а нам негоже, ибо наш рассудок искривлен страданиями и неверными эмоциями современности!»

  Семеныч встретил Петровича радостно, видимо не пил дня три. Он суетливо подхватил из рук Попыхаева  пакет со знакомыми очертаниями трёхлитровой банки с пивом и шустро достал два бокала. Через минуту они уже сидели за столом.  Семёныч трепетно делал первый глоток и вдруг разразился:
- Вот, заразы! Сколько я продавцам говорил, что сучанское пиво нужно в холоде держать! Оно же живое, гибнет быстро в комнатной температуре! Эх, злыдни! Такой продукт угробили! Ну, не пиво, а моча! – и понёс на вытянутых руках банку в холодильник, как будто собирался в холоде вновь оживить пиво до заводских параметров.
  Глядя на Семеновича, Петрович вдруг вспомнил старый анекдот:
    «Однажды над бескрайними просторами Сибири  потерпел катастрофу американский космический корабль с тремя астронавтами на борту. В общем, кое-как приземлились, вышли на мороз, вокруг безбрежные  дали, снегу по колено. Американцы одели специальные арктические костюмы, взяли рюкзаки с харчами на неделю, оружие, сверились по компасу, спутнику и пошли неспешно до ближайшего жилья. Идут полдня и вдруг видят между сопок дымок. Тихо подходят и видят, что у костра на стволе поваленного дерева сидит мужик в рваной телогрейке, на голове какой-то треух, на ногах валенки (ну, в общем, классический русский из американских фильмов) и неспешно так сворачивает из сухих листьев  самокрутку.
 Американцы такие все в суперкостюмах,  с наклейками  разными, выходят из леса, подходят к мужику, который только мельком глянул на них, и спрашивают:
- Do you speak English? (Вы говорите по-английски?)
-  Вut what's the point? (А что толку?) – на чистейшем английском ответил мужик…»
 
    «Вот хороший мужик Семёныч, умный, философ, а что толку-то от этого? Кому он нужен в наше время?» - думалось Попыхаеву, пока «Старпом» бережно устанавливал банку с тёмным пивом на полку холодильника.
- Знаешь, Петрович, а ведь наша жизнь, как пиво. Ты, вообще в курсе, технологии производства пива? Нееет. Я так и знал. Эх, неучи. Пивные дрожи, батенька, они живые. Попав в идеальную для роста среду, а для этого нужен солод, вода, хмель и, собственно, дрожжи, они дают пиву жизнь. И в результате из этих простых составляющих появляется тот самый продукт, который наша торговля чаще всего полностью портит. Так и жизнь человека тоже зависит от среды – куда и с кем попадешь, тем и станешь, - начал свою очередную неспешную лекцию «Старпом».
  Итог любой лекции у самодеятельного преображенского философа был один – к диалектике  Демокрита и Аристотеля, но в этот раз заход был интересным – от пива из г. Партизанска. Вероятно, первые глотки этой жидкости затронули какие-то нервные центры в головном мозгу философа, но начало было занимательным.
  Петрович решительно пресёк  вступительную часть лекции и неожиданно спросил:
- Как ты думаешь, Семёнович, вот женился я на Антонине,  и как-то в мозгах что-то щёлкнуло, захотел ей всё отдать, и себя самого. Что это?
- Эх, ты, человечище! – живо откликнулся «Старпом», - Это любовь у тебя, батенька! Лю-бовь. Вот своих первых пять жён ты не любил, это факт. Поэтому ты им даже денег не давал. А Антонину полюбил. О, как бывает! Любовь она даже в этом возрасте накрывает, ибо не знает она границ! Как сказал товарищ Стендаль: «Любовь это соревнование в том, кто принесет друг другу больше радости». Любовь – это жертва. Вот взять, для примера, рост колонии пивных дрожжей в пивном субстрате. Ведь это тоже своеобразная жертва… - вновь понесло «Старпома» к пиву, которое охлаждалось в холодильнике и, вероятно, настраивало  философа на долгий и приятный разговор…

  …Петрович  вновь  подкинул в печь несколько дубовых поленьев и опять замер на маленьком стульчике у закрытой печной дверки. Мысли опять понесли в прошлое.  С любимой Антониной они прожили недолго. А почему? Да потому, что напала на Петровича известная русская болезнь – он «упал на стакан», то есть запил. Вначале от счастья своего семейного, затем то поминки, то родины, то судно уходит в рейс от причала, то судно пришло из рейса. Морской посёлок он дружный на праздники, а остановиться и «слезть со стакана» в серьезном возрасте уже не просто.
  Пока Петрович  пил, да праздновал, а его Антонина тем временем тихо сгорела  от известной страшной болезни. Суть да дело, Владивосток, врачи, химиотерапия – вот и нет уже Антонинушки…

  Горько стало тогда Петровичу. Очень горько. Мир как-то сжался до размера ноющего сердца. И себя, уже почти алкоголика, увидел как-то со стороны. Может это его вина, что не углядел, не уберёг, не помог? Или стакан виноват?
   Уехал  Петрович из Преображения в Партизанск. Продал дом по сходной цене и с тяжелым чувством в сердце покинул рыбацкий посёлок  навсегда. 
    В Несвоевке было тихо, как-то спокойно. Неспешный  темп сельской жизни. Петрович решил оглядеться, освоить земельный участок, подремонтировать дом. Пенсия хоть и небольшая была, но кое-как сводил концы с концами.  С крепкими напитками  Петрович завязал – беда от них совсем, не успеешь оглянуться, как сопьёшься и закопают тебя. А жить ещё хотелось. Вон,  молодыми были, как жизнь-то бурлила!
 В памяти неожиданно всплыл случай, как они на третьем курсе в одном колхозе, где студенты – строители сами строили большую общественную баню, устроили литературный конкурс  между группами. Задачей  конкурса было написать рассказ, состоящий только со слов, где начальной должна быть одна и та же буква.  По условию конкурса время на создание рассказа отводилось мало – всего пять минут. Рассказ на букву «П» их группы стал победителем. Этот текст Петрович запомнил на всю жизнь. Нередко он со смехом и успехом рассказывал его на пьянках- гулянках своим товарищам. Вот и сейчас слова рассказа самопроизвольно всплыли в голове:

«Поликарп Петрович Попыхаев проснулся попозжа. Потянулся, повернулся, пукнул, приподнялся, потопал  пИсать.  Пописал, помылся, побрил профиль, протёр полотенцем, порез помазал прополисом.
    Поликарп припудрился, плотно позавтракал, переоделся, переобулся, покряхтывая,  почапал по парадной. Попыхаев перешёл перекрёсток, поодаль привычно потянуло пивом: пивная  притянула Поликарпа. Потянув  пятнадцать пинт  приятного  пива, Петрович  пошёл по путям.  Проезжающий пассажирский поезд переехал Петровича, повредив:  позвоночник, почки, печень, плюсну, перикард, подбородок, плечи, пальцы, пупок, промежность, простату, пищевод.
  Поликарп Петрович Попыхаев приподнялся, потерянно произнёс:
- Потомки! Помните! Пить пиво пинтами противопоказано!»

(1 английская пинта = 0,56826125 литра – прим. Авт.)