Холодный осенний ветер раскачивал уснувшие до весны деревья, поднимал с земли опавшие, с белым налётом инея, листья. На небе не было ни облачка, светила яркая луна. В её серебряном свете кровь казалась чёрной. Приглядитесь, и вы увидите как тепло едва заметным паром исходит от крови, и куда лучше вы увидите затухающее дыхание мужчины, умирающего на ковре гнилых мёртвых листьев .
Боль. Пожар боли уходил вместе с жизнью. Тёплая липкая кровь остывала, руки и ноги холодели и теряли чувствительность. Голова закружилась от кровопотери. Жизнь не проносилась перед его глазами, как киноплёнка, нет. Только один единственный кадр оставался перед глазами: высокий юноша с белыми, зализанными назад волосами стоял над умирающим. На его руках были кожаные перчатки, полы светлого дорожного плаща колыхались на ветру. Зелёные глаза бесчувственно смотрели на то, как на земле отходил в иной мир человек.
Но должны ли мы жалеть того, кто истекал кровью?
Юноша гулял по ночному осеннему лесу. Это было его привычкой, давней, ещё со времён средней школы. Он любил ночные прогулки, порой даже дождь не мог его остановить. И пару дней назад он привлёк к себе внимание убийцы.
Этот человек не был из тех, кто убивает ради убийства - ему нравилось смотреть, как жизнь угасает, как уголёк, вылетевший из костра. Он убивал ножом, широким кухонным ножом, заточенном на точильном камне. С какой лёгкостью он входил в живую плоть, разрезал сухожилия - эти путы, сковывающие душу! Первый удар - в спину, в лёгкое, чтобы жертва не смогла кричать. Не забывать держать под подбородком, иначе вырвется. Затем с небольшим усилием провести по горлу. И горячая кровь на руках. Позволить жертве упасть, перевернуть и смотреть ей в глаза. Взять за левую руку, поцеловать, ибо это поцелуй Смерти. Прекрасно. Одежду не снимать, зачем лишнее возбуждение, низменные инстинкты, перекрывающие восторг божественного вмешательства?
"Какой прекрасный юноша!" - подумал убийца. - "Словно сошёл со страниц старинного романа! Какой взгляд, какие тонкие черты лица! Я должен быть его Смертью!"
Человек с ножом наблюдал за юношей две ночи. На третью ночь он решился освободить и его душу.
Этой ночью должен был выпасть первый снег. Пока небо было чистое, но северный ветер нёс серые, угрюмые тучи с мягким, чистейшим снегом, которому суждено было скрыть следы самого главного греха.
Подмороженные листья предательски хрустели под ногами, голодное сердце человека с ножом билось в агонии. Как он боялся, что его обнаружат! Как сильно при этом изменится жертва? Нельзя допустить, чтобы ярость борьбы за жизнь исказила бледное печальное лицо!
Юноша услышал шаги в паре метров от себя. Он позволил человеку с ножом подойти ближе, знал, что будет лишь один шанс.
Мир замер. В завывании ветра оба слышали треск сухих стволов деревьев, шуршание листьев. Одно мгновение, и убийца стал жертвой.
Юноша развернулся и схватил мужчину за руку с ножом. Ударил в переносицу, сбил с ног и повалил на землю. Не думая - всё произошло настолько стремительно, что мысли не успевали рождаться - схватил упавший нож и вонзил в грудь мужчины. Нет, одна мысль была: никто не должен услышать крик. Юноша успел зажать рот человека без ножа перед тем, как нанести первый удар. Нож вошёл в хозяина легко, даже слишком легко. Приглушённый крик боли. Оба смотрели друг на друга с удивлением и страхом. Но ещё одно мгновение, и юноша скрыл эмоции, лишь где-то в глубине глаз можно было заметить острое любопытство. Руки не дрожали, сердце забилось ровно. Он вытащил нож, отметил, как удобно рукоятка лежит в руке. Расстегнул его куртку, провёл левой рукой по груди, почувствовал рёбра. Чёрная, в лунном свете, кровь начала пропитывать рубашку. Юноша медленно вонзил нож в центр груди. Закрыл глаза. На этот раз он пронзил сердце. Вытащил нож, поднялся. С острия упало несколько капель крови.
Появилась чудовищная по сути радость от убийства.
Ветер подул с большей силой. К луне подтягивались тучи. Вскоре первые снежинки упали на пропитанную кровью землю, растаяли, но начавшийся снегопад скрыл всё от посторонних глаз.
Труп мужчины юноша дотащил на себе до старого пересохшего колодца. Со стоном открыл крышку, примёрзшую к каменному кольцу, и скинул тело. Оно упало на дно с глухим стуком, в котором можно было услышать неприятный звук, как от раздавленного гнилого помидора.
Нож юноша вымыл на кухне своего дома и положил в ящик стола для кухонных принадлежностей. Одежду он с холодной расчётливостью спрятал в кучу листьев на заднем дворе, которую поджёг на следующий день. Утром, за завтраком, он снова воспользовался ножом. Резал хлеб для для тостов. Идеальные ломтики.
В следующий раз мы увидим его лишь через два года.
Солнце садилось. На обрыве стоял наш юноша, смотрел на закат и думал покончить с собой.
Стёкла маленького домика, стоявшего в ста метрах от обрыва, последний раз за этот день озарились солнечным багровым огнём. Обрыв скрыл закатные лучи, а значит солнце коснулось морской глади. Старик по имени Джозеф поставил на плиту чайник, зажёг газ и посмотрел в окно.
- Опять,- сказал он, оделся, взял чёрную, обшарпанную фамильную трость и вышел.
Море билось о скалы внизу, солёный воздух наполнял лёгкие. И небо, и водная гладь переливались алым, малиновым, сиреневым, фиолетовым цветами. Прохладное северное лето.
- Красиво,- сказал Джозеф, стоя за спиной юноши.
Он изменился за два прошедших года. Светлые каштановые волосы, слегка отпущенные, растрепались ветром. Да, он покрасил волосы и скрыл их благородную естественную белизну. Но глубже были изменения его души, настолько сильные, что заставили его прийти сюда и посмотреть вниз.
Услышав голос старика, он дёрнулся и едва не сорвался в море. Джозеф схватил его за джинсовую куртку и с силой дёрнул на себя. Юноша грузно упал на спину.
- Ты молодой, тебе рано умирать! Чем вы все думаете? Каждую неделю приходится спасать очередного придурка! Купил домик называется! - но на самом деле злость была напоказ. Джозеф потому и купил здесь участок и построил дом, чтобы разговором удерживать людей от самоубийств.
- Кто вы?- спросил юноша.
- Пойдём со мной и узнаешь.
- Но...
- Чай или кофе? - спросил Джозеф и протянул старческую руку.
- Чай, - ответил юноша, взял старика за руку и поднялся. - Спасибо.
Старик знал, что в этот момент некоторые отчаявшиеся пытались закончить начатое. Нескольких ему удалось спасти коротким ударом трости по ногам. Лишь пять человек за шесть лет смогли оборвать свои жизни на этом обрыве.
- Не дури и не смотри туда, - сказал старик.
Юноша пошёл рядом с ним.
- Проходи, не стой в проходе.
Юноша разделся, прошёл на маленькую кухоньку, где заливисто свистел чайник.
- Садись. Тебе какой чай?
- Чёрный, пожалуйста,- ответил молодой человек. Он был растерян и смущён.
- Чёрный,- пробурчал старик.- Чёрный разный бывает, юноша! Эрл Грей, Кимун, ассамский, цейлонский! И сколько добавок! К тому же у меня есть прекрасный каркаде! Пробовали каркаде?
- Нет, не доводилось.
- Значит начнём с каркаде. А пока настаивается, съешьте печенье, сам сегодня готовил,- Джозеф поставил на круглый стол корзинку с ванильным песочным печеньем.
- Благодарю,- сказал юноша и взял круглое печенье.
- Другое дело,- Джозеф уже заварил чай и сел за стол. - Как вас зовут, юноша?
- Алан. А как к вам обращаться, сэр?
- Вы поражаете меня своим этикетом, юный Алан! Джозеф я. И прошу, не надо всяких "сэр". Вы бы ещё "милордом" меня назвали! - Джозеф улыбнулся.
- Тогда я прошу с вашей стороны обращения на ты. Не против?- спросил Алан.
- Нет. Вкусное печенье?
- Да, очень.
- Красивый сегодня закат был, не правда ли?
- Именно. Красивый,- с тоской ответил Алан и посмотрел на стеклянный заварочный чайник, в котором медленно раскрывались цветы гибискуса, того самого каркаде. Кровавый цвет напитка заставил его вспомнить...
- Сожалеешь, что не спрыгнул?
- Нет, о другом.
- Расскажешь мне?- мягким голосом спросил Джозеф.
- Нет. Вы вызовите полицию и меня посадят. Я пойду, пожалуй. Спасибо за печенье,- Алан не успел подняться, как Джозеф прикрикнул на него:
- Сядь, Алан!
Юноша сел.
- Я никому не расскажу, да и не похож ты на наркомана или маньяка. Мне можешь рассказать и облегчить душу. Я вижу, тебе нужно это!
- Чай нальёте?
Джозеф достал две чашки из шкафчика, налил каркаде и поставил чашки и заварочный чайник на стол. Алан не стал сразу пить.
- Горячий?- спросил Джозеф.
- Да.
- Могу разбавить, вон кувшин стоит.
- Спасибо, не стоит.
Алан немного отпил и взял печенье.
- Так что тебя привело к краю?
- Убийство.
На мгновение стало тихо. Слышно было задувание ветра, тиканье старинных часов, а Алану показалось, что он услышал далёкий приглушённый шум моря.
- Я не хотел убивать, поверьте мне. Этот человек хотел убить меня.
Джозеф молчал и внимательно разглядывал юношу. Наконец решился ответить.
- Сейчас ты не убийца. Но я старик и мне страшно. Продолжай свою историю и не обращай внимание на трясущегося дряхлого зайца.
- Меня хотели убить. Тот человек шёл за мной с ножом. Но я заметил его и подпустил поближе к себе, а затем убил его же ножом. Я защищался. Но затем...
Алан остановился. Зачем это рассказывать? Кто давал гарантию, что старик не сдаст его? С другой стороны убийство было самообороной. Но тревожило другое - чувства во время убийства и после него.
- Я закрыл его рот рукой, чтобы он не кричал. Когда я нанёс первый удар, он был удивлён и испуган. Я убрал руку и знаете что? Он не сказал ни слова, но в его глазах я увидел одобрение. И меня стало так приятно! Я любовался происходящим! - Алан сделал пару глотков чая и продолжил.
- Я трогал его грудь, чувствовал, как замедляется его дыхание. Я ощущал детский восторг от его смерти, и в этом мы были похожи. Эмоции я держал в себе как мог. Когда я нанёс второй удар, мне даже пришлось закрыть глаза, чтобы он не видел моего восторженного взгляда.
Потом я встал с него, смотрел на последние секунды жизни и был счастлив. Труп сбросил в старый колодец и его до сих пор не нашли. Улик не осталось. Это не вся история, но мне надо перевести дух. Погодите немного. Сразу скажу, больше я никого не убил. Задавайте вопросы, если хотите.
Алан продолжил пить чай и есть печенье. Джозеф забыл о чашке, печенье, он живо представил себе произошедшее. Не так, как оно было на самом деле, но с ощущениями, которые испытывал Алан. Это было страшно, мурашки пробежали по телу. Но самое ужасное - он понимал Алана. Он тоже убивал. Потому что война - убийство.
- Пейте чай. Ещё не остыл? - спросил Алан.
- Нет,- Джозеф посмотрел на чашку. - Не остыл.
- Вам страшно?
- Я не боюсь тебя, Алан. Я боюсь твоего прошлого.
- Вы были на войне, - Алан не спрашивал, он констатировал факт.
- Как поняли, юноша? - спросил Джозеф.
- Фотография на тумбе. Вы с товарищами в форме.
- Ты наблюдательный, - с грустью ответил Джозеф.
- Убийство едва не уничтожило мою личность. Мне так хотелось вновь испытать эйфорию. Я смотрел на людей и представлял, как моя рука вонзает нож в их тела. Мне хотелось видеть муки, слышать стоны боли. Так продолжалось около года. А потом...
- Ты влюбился, правда?
- Вы знаете? С вами было то же самое? - спросил Алан.
- Да. Но продолжай, я говорить не буду.
- Я влюбился и мне стало тошно. Я не мог себе простить, что убил того человека, что так долго думал об убийствах! Как такое прекрасное чувство может сочетаться с таким ужасом! Я считал себя монстром! Но хуже всего стало, когда получил взаимность! Я захотел убить её! Это была мимолётная мысль. Я плакал. Но она любила меня и исцелила своей любовью, - Алан опустил взгляд.
- Так что произошло, Алан?
- Она ушла. И в этом я виню себя. Нет, я не сделал ей зла, она просто полюбила другого. Но в этом я вижу кару за свои мысли и за смертный грех. И я считаю, что раз отнял жизнь другого человека, должен отнять и свою жизнь, потому что недостоин жить!
Алан больше не сдерживал эмоции. Он закрыл лицо руками и заплакал.
Джозеф позволил ему выплакаться. Юноша больше не казался ему страшным и жестоким, ведь их личности развивались очень похоже. Они словно знали друг друга, знали всё, даже то, о чём боялись говорить.
Алан встал из-за стола, упал на колени перед Джозефом и попытался обнять.
- Встань, встань Алан, встань пожалуйста.
Они обнялись. Алан, который наконец познал понимание, поцеловал Джозефа в щёку.
- Что ты делаешь?! - от неожиданности спросил Джозеф.
- Простите, простите меня!- Алан вновь упал на колени.
Джозеф задумался. Поцелуй. Старику пришла мысль, что это был поцелуй блудного сына. Джозефу стало жалко юношу. Он помог Алану встать, крепко обнял, похлопал по спине, усадил за стол.
- Ты не прав. Найди эту девушку, нарожайте детей и искупи свои грехи любовью к своей семье. Очисти свою душу этим прекрасным чувством. И не думай о смерти. Это тебе не поможет. Всё просто - люби.
Алан ещё долго говорил с Джозефом. Они смеялись, и им было легко общаться, словно были давними приятелями. Джозеф позволил Алану уснуть у него дома. Ночью Джозеф два раза просыпался, подходил к скамье, на которой спал Алан и смотрел на спящего крепким сном юношу, смотрел и вспоминал себя в молодости, свою душу, познавшую грех и мечтающую о спасении.
Алан стал для Джозефа названым сыном и ещё не раз навещал старика.
Кто-то снова стоял над обрывом. Джозеф снова поставил чайник и вышел, как и всегда, с чёрной фамильной тростью.