Это эссе написано моей младшей сестрой - Гумеровой- Ишмурзиной Наилёй Рашитовной на основе документов, хранящихся в моём доме, благодаря тому, что их сохранили наши родители.
О моем дедушке Гумерове Нагиме Гумеровиче
К большому моему сожалению, о дедушке Нагиме, репрессированном в 1937 году, я знаю не так много. Мои знания о нем в основном почерпнуты их архивных данных, которые сохранились, благодаря моему отцу – Гумерову Рашиту Нагимовичу. Также отец рассказывал нам немного о своем тяжелом и голодном детстве, а также (совсем мало) - о своем отце Нагиме. При этом он всегда плакал. Наверно, поэтому, мы, его дети, не особо любили эти рассказы, слушали невнимательно, а став уже взрослыми, не особо расспрашивали. А надо было. Теперь вот нет отца, нет мамы, родственников и знакомых, которые могли бы пролить свет на их трагическую судьбу, рассказать нам подробности всего.
Родился мой дед в 1883 году. О его семье, детстве и молодости нам ничего не известно, не удалось также установить, чем он занимался. Но по рассказам родственников отца, он был крепким хозяином, построил большой и добротный дом в своей родной деревне – Худайбердино Белорецкого района Башкирии. В его доме было много редких, привезенных издалека, вещей. Возможно, он занимался торговлей. Говорили, что у него в доме были даже настенные часы – большая редкость по тем временам. Отец мой рассказывал, что уже после ареста моего деда, когда совсем еще юному моему отцу пришлось идти работать в леспромхоз во время войны, в конторе леспромхоза на стене он видел висящими эти самые часы… Рассказывали также, что по характеру дед мой был прямолинейным, мог жестко ответить, не боялся говорить правду. Уже в советское время, когда молодежь с песнями шла по улице в клуб, он выходил из-за ворот своего дома и ругал их за то, что они праздно проводят время, а не работают. Возможно, что именно по этой причине он нажил себе врагов в деревне. И, когда началось раскулачивание, и местные власти приписывали к кулакам всех недовольных новой властью, дед наш оказался среди причисленных к «врагам народа». Имеется Справка МВД Республики Башкортостан № 77775, где в строке «Где, когда и каким органом репрессирован» указано: « в 1930 году на основании Постановления ЦИК и СНК СССР от 01.02 1935 г., как имевший кулацкое хозяйство».
Можно предположить, как жила семья дедушки в эти 7 лет между 1930 г. и 1937 г. , когда он был арестован. Отец рассказывал, что в ту зиму, когда их раскулачили и забрали не только всё имущество, но и дом, они скитались по всей деревне в поисках жилья. Сердобольные сельчане, пожалев пятерых маленьких детей иногда пускали их к себе в дом, но не надолго: кому хочется иметь отношение к раскулаченным? Возможно, по этой причине было решено переехать в родную деревню моей бабушки Сабили – жены деда Нагима. Это была деревня Арышпарово Инзерского поселкового Совета того же Белорецкого района. Здесь дед начал работать в местном леспромхозе. Имеется справка КГБ БАССР, что до ареста органами НКВД дед работал лесорубом участка «Казмаш» Инзерского леспромхоза. Также в Справке о реабилитации, выданной в 1996 г. моему отцу, указано, что Гумеров Нагим Гумерович (его отец, мой дед) осужден за контрреволюционную деятельность к десяти годам ИТЛ. Родственники отца говорили, что там, в Арышпарово, живя с чужими ему людьми, дед ими же и был выдан властям как «враг народа». Добавляли также, что жил бы он в Худайбердино, своей родной деревне, и дальше, его не арестовали бы: «свои бы не выдали»…
Отец нам рассказывал, что арестовывали деда нашего ночью. Говорил, что перерыли в доме всё, искали что-то даже в люльке самой младшей его сестры, тогда ей и года не было. Видно хотели найти контрреволюционную литературу. Потом в семье узнали, что арестовали в эту ночь еще несколько мужчин деревни и закрыли арестованных в здании конторы леспромхоза. Папа рассказывал, что ему мама его наутро сказала: «Пойди к конторе, попрощайся с отцом…» Он пошел. Рассказывал, что отец подошел к окну конторы, поманил его рукой, и они долго смотрели друг на друга. Вот и всё прощание… О чём думали они, 46-тилетний отец пятерых детей, оставляя их на произвол судьбы, и его десятиилетний сын, нам уже не узнать. А потом, вспоминал отец, «конные увели арестованных на железнодорожную станцию». Больше своего отца мой отец не видел. Ни один из арестованных той ночью назад не вернулся. По документам, найденным в архивах отца, я узнала, что он уже в 50-х годах стал искать своего отца Нагима, интересовался его судьбой. И в июне 1959 г. пришел ответ из УВД Иркутского областного Совета о том, что «20 апреля 1939 года Гумеров Нагим Гумерович убыл для дальнейшего отбывания наказания в Востлаг». Этим же, 1959-м годом датирован ответ МВД БАССР на запрос его мамы, моей бабушки Сабили о судьбе Нагима: «Ваш муж Гумеров Нагим Гумерович, находясь в местах заключения МВД – умер».
О том, как жила без него семья моего репрессированного деда, известно из рассказов отца. Его мама, моя бабушка, стала работать в леспромхозе. Там же стал работать и мой немного подросший отец. Он рассказывал, что когда принес домой первые заработанные им 3 рубля и отдал их матери, она заплакала. Не известно, где работали старшие братья отца. Их у него было трое: Файзрахман, Абдрахман и Харис. Известно только, что все трое умерли. От голода, от болезней. Я запомнила,что, как всегда со слезами, отец рассказывал о смерти самого младшего – Хариса. Папа говорил, что Харис у них был самый умный, любознательный. Он научился читать и писать, и кто-то подарил ему карандаш. Когда заболел, у него был сильнейший жар. Перед тем, как умереть, Харис сел на порог, где было прохладнее, и слабым голосом сказал: «Калям, калям…» - просил свой карандаш. А когда его дали, сжал в руке свой драгоценный карандаш и умер…
Из пятерых своих детей бабушка Сабиля уберегла лишь двоих – моего отца Рашита и его сестренку Рахиму. Что им удалось пережить в тяжелые, голодные военные годы, будучи семьей «врага народа», можно только догадываться. Моя мама рассказывала, что когда пришла в их дом молодой невесткой, увидела, что в их маленьком доме практически ничего не было. Даже чай пили из жестяных консервных банок. Мама говорила, что свекровь ее, бабушка Сабиля, очень радовалась, когда невестка украсила дом вышитыми своими руками занавесками и салфетками.
В семейных архивах имеется справка о том, что дело нашего деда Нагима было пересмотрено Постановлением Президиума Верховного суда РБ от 18 августа 1957 года: «Постановление бывшей Тройки НКВД БАССР от 9 декабря и 30 декабря 1937 года в отношении Гумерова Н.Г. отменено и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления. Гражданин Н.Г. по настоящему делу реабилитирован.»
Отец мой, Гумеров Рашит Нагимович, во время войны работал в леспромхозе, за что в 1946 г. был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». После войны закончил Белорецкое педагогическое училище, а в 1963 году - Стерлитамакский педагогический институт. Всю жизнь посвятил работе с детьми: работал учителем, затем (21 год) - директором школы. Воспитал троих детей. Я и моя сестра Римма также стали педагогами. Наш брат Сагит закончил Горно-металлургический институт в Магнитогорске, еще был летчиком-спортсменом, мастером спорта., чемпионом зоны Урала по высшему пилотажу. К сожалению, в 1995 году он разбился при подготовке к показательным полетам в юбилейный год Победы. Отец умер в 2004 году, мама – в 2011-м. Нет уже никого из родственников, кто мог бы в подробностях рассказать о трагической судьбе семьи моего отца. Но жива память об этих страшных годах репрессий. Таких судеб: с лишениями, несправедливыми наказаниями и унижением – миллионы. Нужно, чтобы наши дети и внуки знали о них, помнили и чтили своих дедов и прадедов, бесследно сгинувших в многочисленных лагерях ГУЛАГа.