Веру в Него я потерял достаточно поздно, позже, чем в другие детские тайны... Поначалу, как послушный ребенок, я честно представлял навязанного семьей и обществом румяного старика в красном, порой синем, кафтане с таинственной внучкой от неназванных, и в общем-то излишних родителей. Был у него еще грозный, словно заимствованный из какой-то другой сказки, волшебный посох.
Потом классический образ начал выцветать, оставаясь на периферии книжек, ёлок и детства. К концу наших с Ним отношений, я признавал лишь возможность некоего абстрактного божества, дарящего раз в году конструкторы "Лего", и, в отличие от своего европейского двойника, не требующего взамен хорошего поведения.
Затем, естественно, пошатнулось и божество...
Однако я был простодушен, и, несмотря на жгучее желание объясниться, обнажить свой кромешный атеизм, ждал окончательного подтверждения тяжелым сомнениям извне. Их не последовало. Теперь легко догадаться, почему молчали родители: стесняясь неновогодней правды, они стремились спасти во мне веру в неоднозначный, смутный, таинственный (как вывеска «Белая башня» над обшарпанным панельным домом напротив) окружающий мир.
-Ноутбук!... – громогласно заявляет Глебчик из ванной.
- Ну это как Дедушка решит... Ноутбук - дорогой подарок, - спокойно ответствует мама, собирая с пола набросанные им вещи. Кофта, штаны, футболка. Уже не совсем ребенок. Но еще и не подросток, все-таки. Нечто промежуточное.
Родился Глебчик, когда папе с мамой было по равные стороны от 50-ти. У одного перевес, у другой недовес. Неожиданный брат в мои тогдашние 16. Бесконечный запас наблюдений: как у него рот открывался по-рыбьи, как, ползая, он поначалу волочил левую ногу, как чуть не скатил со стола арбуз и говорил «морозящий дождь»... Стремительно превращаясь из таинственного существа в маленький несносный вечный двигатель, который все в нашем доме до безумия любили.
- Нету никакого Деда Мороза... Это вы кладете подарки... – бурчит неребенок, налаживая себе воду и наверняка жмурясь от горячущих брызг.
Мы не спорим с ним. Мало ли, во что не верит. Я вот, например, не верю в парность стиранных носков. Не верю в чистоту многоразового полотенца. Не верю в серо-голубые глаза. Дед Мороз кажется мне значительно правдоподобнее вышеупомянутого.
И все же - не кощунствуй, Глебчик. Не веришь – молчи. Я же молчу.
Пожелав ему спокойной ночи, родители по очереди меряют давление. Шипит липучка, обтягивающая руку, нехотя извлеченную из кофты. Я готовлю себе бутерброд в самом углу кадра. Мне уже 27, но никак не могу достичь совершенства: прилажу сверху петрушку, полью погуще горчицей, а хлеб все тянется и тянется, выезжая за кадр, выползая из кухни в большую комнату, к елке, к дремучему моему одиночеству под ней, посреди опушки, которую эти странные люди 1-го января используют для своих ритуалов.
А до Нового Года, кстати, всего-то три дня.
***
Их шебуршение доносится до моей комнаты. Почему-то будит, хотя сплю я крепко, словно дожидался всю ночь этого едва различимого шепота пакетов, голосов. Первое января на дворе, по стене ползут тени нового года, одеяло покрывает целиком мое уставшее тело в пижаме, глубокая ночь, праздник кончился, а я трезвый все вслушиваюсь в нарушение вековой тайны. Мысленно видя этот торопливый ритуал, - поскорее, чтобы дети не проснулись, это кому? забыли подписать... – я теряюсь, ведь мое нажитое неверие не нуждается в усилении (не веришь - молчи). Я предпочел бы укутаться в него, а наутро смущенно извлечь подписанный нужными инициалами пакетик.
Выхожу на кухню.
Они уже пьют чай. Я подсаживаюсь со своей кружкой, чувствуя кожей присутствие под елкой подарков. Дети не должны наблюдать эти контуры завтрашнего веселья, счастливого послесловия праздника. Хотя какой же из меня теперь ребенок...
- Ну как, вкусно все было? – спрашивает мама.
Я молча киваю, - оливье и пирог с мясом удались. Посуда в раковине. Дую на дрожащую пелену чая. Мама принимает мое затянувшееся проживание дома, пусть и намекает иногда, что пора брать быка за рога. Ну и ладно, пусть намекает, равнодушно думаю я, живу и живу. Делаю аккуратный глоток. Можно пить. Папа тоже молча пьет свой чай. Его все устраивает. В этот момент мы – соучастники обреченного на провал заговора, в то время как жертва в очередной раз совершившая попытку, но все же не досидевшая до 12-ти, мирно посапывает в своей комнате. Прекрасно зная о том, что наутро ее обманут, но мечтая о подарках. Мы морально устарели. И все же у Глебчика бывают сомнения – а вдруг все-таки правда, вдруг одноклассники врут, вдруг долетит до нашей квартиры Некто... В такие моменты он чрезвычайно мил.
- Хорошо отпраздновали, да?
- Да, хорошо, - я киваю и надкусываю «Мишку косолапого».
- Хорошо-хорошо – бормочет папа, зевает и шумно допивает последний глоток.
- Ладно, давайте баиньки...
- Давайте.
- Блин! – мама замечает обертку от «мишки» и всплескивает руками. – Забыли конфеты...
- А может разок без конфет?.. - устало усмехается папа.
- Ты что... –ужасается мама: – Без мишки на севере новый год не наступит...
Мне почему-то становится противно. Анфан-террибль, сказал бы папа.
Они обвешивают елку мишками и каракумами и уходят. Я остаюсь на кухне один. Хочется погасить свет и сидеть вот так, выжившим тараканом после апокалипсиса, не шевелясь и попивая остывший чай, прислушиваться к дыханию холодильника, к их храпу. Пора спать.
Однако во мне созрел план. Можно сказать, план по принуждению к вере.
Я вышел в темную большую комнату. За окном то ли летел, то ли капал мокрый снег. Морозящий дождь. Он опускался на тротуар, ложился на машины и сразу равнодушно таял, словно и не было. Через двор шел, стараясь не ступить в лужу, первый в этом году человек. Зима выдалась рекордно куцая, говорят старожилы. Я встал у елки. Вдруг, как в детстве, захотелось зажечь гирлянду, но светотени могли их разбудить.
Темные, объемистые пакеты с буквами лежали там, где им положено. В глебовом большая коробка с новым ноутбуком. Два пакета предназначены М. и П. – соответственно маме и папе. В детстве я объяснял этим фактом Его существование, ведь не станут же люди дарить подарки сами себе. Но, как оказалось, чужая вера требует жертв.
Я подобрал улики, часть унося под мышкой, часть в руках. На цыпочках переместил их к себе в комнату.
И пришли они наутро – а там пусто. Случилось невероятное, друзья! Даритель в этом году не прилетел! Плачьте все! Не жить тут больше Богу Безвозмездности!
Я широко распахнул окно и закурил первую в этом году сигарету. Он подарил мне книжку, носки и новую зарядку для телефона. Щедро. В комнату ворвался снег с дождем, ветер игрался красивыми новогодними красно-белыми пакетами, нанося горстки морозящего дождя. Мерцала Белая башня.
Так, терпеливо дожидаясь утра, я предвкушал победу над Орденом Деда Мороза.