В 2010 году на экраны вышел фильм режиссера Тима Бёртона - «Алиса в Стране чудес» («Alice in Wonderland») - не экранизация знаменитой Кэрролловской Алисы в прямом смысле слова, но фантазия по Алисиным мотивам: что было бы, если бы… если Алиса уже выросла, если перед ней стоит важный жизненный выбор, а по ночам все еще снится один странный, знакомый с детства сон… и т.д., собственно. При этом новая история про новую Алису вполне узнаваема, сохранив все приметы старой, со всем ее привычным образным рядом, посылами и ситуациями, которыми она и славится. В самом деле, Алису уже столько раз иллюстрировали, читали вдоль и поперек, снимали, ставили… Нечто новое на ставшую неотъемлемой частью мировой культуры тему вполне пора было сконструировать, просто напрашивалось.
Алиса, написанная наблюдательным остроумным человеком с аналитическим складом ума, содержит немало выкладок, позволяющих проводить любопытные параллели. Недаром текст давно растащили на цитаты. Развитие же темы служит к ее обогащению.
Киношную Бёртоновскую Алису я лично обожаю из-за Шляпника Джонни Деппа, который его сыграл. О, какой там Шляпник! В фильме он практически главный герой, и это при клоунских рыжих патлах и огромных кошачьих глазах жутко-изумрудно-зеленого цвета. Недаром между ним и новой взрослой Алисой ощущается присутствие романтической составляющей. В общем, о Шляпнике Джонни Деппа, изящном, мужественном и отчаянно-безумно-обаятельном я бы еще поговорила, но на самом деле фильм Бёртона вспомнился мне на этих днях в связи с парой ассоциаций, возникших по причине некоторых реалий современности, так что дело не в Шляпнике, как бы хорош он ни был – не в нем одном, по крайней мере, поскольку воплощения других персонажей также не могут не останавливать внимание.
Актриса Хелена Бонэм Картер создала шикарный образ Червонной королевы (в фильме ее личное имя Ирацибета, она же карточная Червонная дама и «кровавая ведьма», собственно). Компьютерная графика подправила конфигурацию черепа героини таким образом, что голова у нее сделалась непропорционально большой.
К слову сказать – первый иллюстратор «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла Джон Тенниел нарисовал Алису в несколько искаженном виде – у хорошенькой девочки в хорошеньком платьице крошечные ручки и ножки и довольно большая голова, непропорциональная по отношению к туловищу. Почему получилась такая Алиса, а не другая, сам Тенниел в ответ на замечания вразумительного ответа не дал. Тем не менее автор и издатели одобрили внешний вид героини, и читатели впервые увидели Алису в этом кукольном образе. (Хотя логика тут на самом деле имеется - Алиса попадает в сказочную страну, со своими законами, поэтому она тоже может выглядеть необычно.)
Отметив, что у всего есть свои предпосылки, хотя и преподнесенные позднее несколько неожиданно, вернемся к Червонной королеве, которой не повезло с внешним видом.
Ее антипод, Белая шахматная королева Мирана (актриса Энн Хэтуэй) рассказала Алисе, что в голове у Ирабицеты укрепился корешок зла, который разросся и заставил голову распухнуть (позднее – но уже не в этом фильме, а в последующем сиквеле - выяснится, что это не совсем так, и Белые королевы тоже иной раз привирают – или не говорят всей правды – но в данном случае это к делу не относится, и зло завладело головой Дамы червей столь явно, что она для большей очевидности сего печального факта еще и распухла).
В общем, Ирацибета – уродка, хотя и не желает в этом признаться. Когда Шляпник делает ей комплимент, называя ее лоб «величавым и могучим» и уверяя ее, что околпачить такую голову – мечта любого шляпника (ведь у Белой королевы «головка-то всего ничего, смех один, нулевой размер», - короче, тут не разбежишься), Ирацибета, которая давно убедила самое себя, что собою вполне даже ничего, почти что красавица, легко ведется на лесть - даже такую, явную до наглости.
***
Тут присутствует интересный нюанс. Так как власть после вполне удавшегося переворота и свержения Мираны принадлежит Ирацибете, то вокруг нее группируется, понятное дело, ее ближайшее окружение, которое считает своим первейшим долгом приноравливаться к госпоже, то есть лизоблюдничать и льстить, а также подражать ей во всем без изъятия.
У каждой власти есть такое окружение, обладающее большой способностью к мимикрии. Это прирожденные хамелеоны. Помните сатиру Маяковского, с красноречивым таким название – «О дряни»:
стеклись они,
наскоро оперенья переменив…
Пожалуй, цитата из Маяковского и Алиса, причем даже не изначальная Кэрролловская, а Бёртоновская, вместе взятые могут показаться тем еще салатом, но, с другой стороны, именно в Алисе прозвучало: «Что общего между вороном и письменным столом?» У театра абсурда свои законы, а, стало быть, продолжим.
Тогдашние хамелеоны (Маяковский, «О дряни»), наскоро переменив оперенье, цепляли на себя атрибуты тогдашней власти, подстраиваясь под заявленный антураж, поскольку мимикрия – важное условие для реализации возможности устройства на тепленькое местечко - или хотя бы способ сохранения головы.
Ирацибета (возвращаемся к фильму Бёртона, в данном случае – кальке с Кэрролла) постоянно рубила оппозиционно настроенные или же просто не приглянувшиеся ей головы своих подданных (как уже упоминалось, любила она только свою). Таким образом, чтобы не потерять голову и хорошо устроиться, даже при реально «кровавой ведьме», придворные, имея целью угодить госпоже, став такими же, как она, портили свою внешность накладками, изображая какое-нибудь уродство. В широком ассортименте были представлены фальшивые животы, бюсты, лысины, носы, уши и т.д.
Однако, разумеется, одного внешнего сходства «маловато будет» (как неоднократно высказывался герой мультяшной «Пластилиновой вороны», тоже, кстати, волшебной, и тоже с многочисленными превращениями). Помимо внешности, надо еще симулировать ситуативно адекватное внутреннее содержание. Придворные Ирацибеты, конечно, старались, изо всех сил, хотя дело было сложным, сложнее, чем просто примерить личину, прилепить себе третий подбородок к двум имеющимся, к примеру, - тут ведь нельзя ни переиграть, ни не доиграть. Однако первое все же предпочтительнее второго – явное подобострастие могут простить, а вот если не дотянешь до заданной планки верноподданнических чуйств – определенно можешь погореть.
В результате подобных стараний нелегко бывает власть предержащим разобраться по существу, кто вокруг есть кто; для них может стать сюрпризом, сколько чужеродных элементов болталось в их орбите, выдавив более искренних и, соответственно, надежных, - словно сорняки забили плодородное поле, мешая расти полезным злакам. Ирацибета, например, верила придворным (или предпочитала верить, а затем одно переросло в другое), не замечая процветающий вокруг нее обман, и была разочарована, когда они вдруг поснимали свои парики и накладные животы. Хотя сколько в ее вере в верность этих лизоблюдов и подлипал было искренности – это тоже, конечно, вопрос, ведь она не была глупа. Тут проблема комфорта. Удобно тебе воображать, что возле тебя все такие же, как ты, - значит, так все и останется до того самого дня, когда иллюзия лопнет, словно мыльный пузырь…
Но «вернемся на прежнее», как говаривали в старину. Хамелеонство и подхалимство суть старые, как мир, качества, процветают и в сказках, и в реальности с одинаковым успехом – и с одинаковыми приметами их воплощения, более либо менее артистичного.
Вот читаешь на экране монитора новостную ленту СМИ (это мы опять временно вылетели за пределы Страны чудес… или мы ее никогда и не покидали?) – и невольно думаешь примерно следующее: в нормальную голову столь потрясающие идеи, причем применительно к различным областям общественной жизни, придти никак не могли. Откуда столько дураков, по другому не скажешь, нарисовалось вдруг на многих ответственных постах и важных местах? И вдруг понимаешь – да нет же, они не дураки, нет (по крайней мере большинство из них). Просто эти люди применяются к своим работодателям, как подданные Червонной королевы применялись к ее особе. Стараясь изо всех сил на этом не самом простом, как было выяснено выше, поприще, они, случается, переигрывают, в надежде на то, что, перепрыгав лишку на задних лапках, что-то при этом даже задев и поломав, тем не менее получат хозяйскую подачку, если не за результат этого подпрыгивания, то за явное усердие. Потому что явное усердие может выглядеть даже привлекательнее, чем полезная служба.
«Да чем же ты, Жужжу, в случай попал,
Бессилен бывши так и мал,
Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?
Чем служишь ты?» - «Чем служишь! Вот прекрасно! –
С насмешкой отвечал Жужу. –
На задних лапках я хожу». (Басня Крылова «Две собаки»).
Понятно, что в комплекс мероприятий, которые можно образно обозначить как необходимость «ходить на задних лапках», включается не только это конкретное деяние, но также вышеописанные приемы мимикрии, - отсюда и проблемы, но не для самих хамелеонов (или комнатных собачек), - они-то хорошо устроились, - однако однозначно для прочего народонаселения, хоть в волшебной, хоть в обычной стране (странах), а также, вообще-то говоря, и для самих хозяев этих услужливых вездесущих созданий.
Декорацию-то они создать могут, и не плохую, а вот в решающий час (Бравный день, если по-Кэрролловски, а также по-Бёртоновски) толку от них будет мало – вообще не будет. Если бы, к примеру, не военно-воздушные силы в лице дракона Бармаглота и хищной птицы Цуп-цуп, которыми располагала Ирацибета, то обнаружившаяся никчемность двора, вдруг сбросившего с себя маски, да еще после неожиданного перехода во вражеский лагерь Брандашмыга, могла бы оказаться для нее роковой уже на первом этапе обострившегося противостояния с Мираной.
***
Хотя не будем слишком строги. Придворным Ирацибеты, притворявшихся такими же уродами, какой была она, можно, пожалуй, найти оправдание в их обмане. «Кровавая ведьма» определенно задавала злодейский тон. При Белой королеве эти холуи (да, они холуи, конечно, но ведь сами по себе не носители того корешка зла, что разросся в голове Червонной дамы), - при другой, более гуманистически ориентированной власти, они могли выглядеть (и выглядели бы) вполне приличными людьми, поддавшись облагораживающему действию обстановки. Как сказал принц Гамлет своей маме в приватной беседе: «Взамен отсутствующего стыда усвойте выдуманную стыдливость, она привьется». Если планка в смысле образования, культуры, морали (не путаем с современной духовностью) задана высоко – до нее стараются дотянуться. Если власти предпочтительнее опираться на серость и бескультурье, то есть планка опущена, - то хамелеоны начнут мимикрировать под серость, и преуспеют быстрее, чем в первом случае (посредственность посредственности изобразить проще), и мир станет серым согласно высочайшему запросу…
С Ирацибетой выбор у ее подданных был вполне определен и при этом не велик – или бродить среди ядовитых испарений болот под прикрытием мухоморов и все равно однажды угодить в сети рыщущим по этим болотам стражникам, или быстро и очевидно деградировать до внешней и внутренней уродливости и дурости, или плавать в усеченном виде в крепостном рву под стеной, или броситься вплавь в море безумия, как это сделали Шляпник и Мартовский заяц, рискуя если уж не утонуть, то подпортить свою психику, поскольку безумие, даже наносное, небезопасно. Так что пребывать лояльным придворным с накладным ухом под прической, маскирующем свое собственное довольно чуткое ухо, выглядит (если посмотреть на вещи непредвзято, разумеется) куда как приличнее, чем коптить свет в виде жалких маргиналов в процессе безостановочного Безумного чаепития, пытаясь умаслить Время сливочным маслом, втайне тешась надеждой на чудо воплощения предсказаний Оракулы, хранящейся у вечно обкуренного Абсолема, - надеждой сколь притягательной, столь и призрачной.
Вообще положение Королевства (- «И как тебе пришло в голову назвать его Страной чудес?» – недоумевал Абсолем в разговоре с Алисой), изнывавшего под тиранической властью королевы Ирацибеты, как его наметил Кэрролл и в красках изобразил Бёртон, было, бесспорно, несчастнейшим. Попытки сопротивления, слабые, стихийные, по сиюминутным поводам, жестоко пресекались, а Белая королева не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы начать открытую борьбу со злобной сестрицей. К тому же она была убежденной пацифисткой. И все что-то смутно слышали о пророчествах Оракулы, о Дивном и Бравном днях, и жили надеждой на приход Алисы, без которой ни то, ни другое состояться не могло.
***
Попав в волшебную страну, Алиса выясняет, что ее здесь ждали, давно и очень сильно. Всех страшно волнует, та ли она Алиса (потому что «другие не сразят, совсем никак», между тем, если это все же «та Алиса», то некое важнейшее деяние станет «вполне осуществимо, хотя и невозможно»). И вот ее под сенью мухоморной рощи тащат к синей гусенице Абсолему на предмет выяснения подлинности ее личности, причем очная ставка кончается ничем - Абсолем только напускает туману, в буквальном смысле из своей трубки, в переносном в связи с неясностью высокомудрых речей, мудрость которых пропорциональна их неясности.
Зато сама Алиса узнает о существовании Оракулы – некоего загадочного свитка с пророчеством, в исполнение которого обитатели Страны чудес верят свято и безоговорочно, что не мешает им все время сомневаться, страшиться, отчаиваться – и снова надеяться. Также Алиса начинает догадываться, что, та она или нет, выяснится, видимо, опытным путем: победит она чудовище – значит, та, не победит – не та, вот и все. В качестве утешения ей сообщают, что Вострый меч, которым можно сразить Бармаглота, сам знает, что делать, - Бравому воину только надо взять его в руки. Если руки те – той Алисы – меч победит, а нет – опыт не удался. Будет ли второй шанс, Оракула не сообщает, так как свиток обрывается на событиях Бравного дня. Может быть, и не будет. Для Алисы так уж точно не будет. Тем важнее для всех, включая саму Алису, чтобы Алиса была та. Ведь от нее так многое зависит.
(Что любопытно, Алиса постепенно начала вживаться в образ и становиться именно «той Алисой», которую все так ждали. Хотя она была здесь пришлая, ей уже не приходило в голову задаваться вопросом, почему местные требуют от нее подвига, на который сами, видно, не способны, как должного, - и она уже готова была совершить этот самый подвиг. Сила убеждения.)
Ожидание Алисы в Стране чудес – это особое состояние, ярким воплощением которого является Безумное чаепитие. Участники затянувшегося чайного мероприятия объясняют Алисе, что они заняты тем, чтобы «Убивать время в ожидании тебя». Возможно, они надеялись, что Алиса появится скоро, однако не смогли правильно ответить на вопрос: «Что такое скоро и долго ли это ждать?» Оказалось, что долго, и убиваемое Время обиделось и остановилось, бросив их за накрытым к чаепитию столом.
То есть полнейшее бездействие – и постоянное ожидание. Ситуация не безопасная, так как убивается Время, а оно этого не любит. Жизнь замерла, словно течение в заболоченном пруду.
В первоисточнике, у Кэрролла, ссора чаевничающей компании и Времени происходит несколько иначе, там виной неосторожные слова и зацикленность Червонной королевы на убийствах, но Алиса Бёртона – это ведь продолжение известной повести, что вносит свои коррективы.
Издавна повелось, что в кризисные моменты истории, когда люди начинают ощущать необходимость в грядущих переменах и, соответственно, их приближение (так животный мир чует волны надвигающейся катастрофы), в обществе нарастает интерес к предсказаниям, в связи с чем становятся востребованы услуги прорицателей, вытаскиваются на свет и подвергаются новой дешифровке древние фолианты и т.п., а также подспудно пульсирует ожидание некоей личности (команды, общественной силы), которая появится – и разрулит ситуацию.(Это ожидание кого-то, кто придет и спасет, очень свойственно человеческой природе.)
Понятно, что все это происходит от невозможности сделать что-то лично вкупе с некоторой (большей либо меньшей) долей инфантильности и привычной зависимости от кого-то, кто умнее и сильнее, кто знает, что делать, и либо сам совершит необходимое, либо по крайней мере точно скажет, в какую сторону двигаться и к чему приложить свои усилия.
Это дело двоякое. Оракулы и гадания помогают несколько снять напряжение, а также отчасти являются оправданием бездействия, вкупе с горячим желанием, чтобы все как-то утряслось, хорошо бы, чтоб само собой – или же чьими-то самоотверженными стараниями, самоотверженность которых будет оправдана предопределенностью. С другой стороны, когда ты не ждешь помощи ниоткуда и ни от кого – ты действуешь сам. Когда ждешь – ты не действуешь, отдавшись ожиданию как залогу спасения.
Помните? Недаром сказано:
Никто не даст нам избавленья,
Ни бог, ни царь и не герой…
Но, чтобы дойти до понимания этой истины, сначала нужно погрузиться в бездну отчаяния.
В переломные годы, на стыке эпох, внимание различных слоев населения и самых высокопоставленных особ к разным там Нострадамусам, вещим старцам и увечным прозорливицам бывало беспрецедентным. Не исключение и наше сегодня. Страна чудес словно раздвинула свои горизонты. Аналитики-Абсолемы, обрадованные вниманием народонаселения к своим персонам, туманно вещают что-то с пьедесталов своих поганок, наблюдая, как их слушатели, не знающие, чем занять все еще продолжающийся тревожный досуг в весьма вероятном преддверье «ужас Страшного дня», взапуски листают свитки Оракулов различного происхождения, между тем как где-то там, скажем, на Угрюмом бреге, рассуждают о пользе утренних казней, Время же, тая свою обиду, словно приросло к месту (хотя это, конечно, только иллюзия на фоне других иллюзий, на самом-то деле оно несется вперед со скоростью урагана), и Безумное чаепитие пока еще продолжается.
26.02.2017