Мишкино детство. Глава 4. Детские игры

 
Мишкино детство. Глава 4. Детские игры.
 
   Лето пролетело быстро. За каникулы Мишка подрос, загорел и, как положено, отвык от школы. Первого сентября день выдался солнечный, и линейку устроили во дворе школы. Директор поздравил с новым учебным годом, прозвонили в медный звонок и все разошлись по классам.
   Неприятным сюрпризом для Мишки, как и для всех его одноклассников, была замена учительницы. Ребята уже привыкли к Мариванне, она была доброй, терпеливой и многое прощала своим ученикам. Но годы взяли своё – Мариванна ушла на заслуженный отдых.
   Новую учительницу звали Елизавета Дмитриевна, она жила на одной улице с Мишкой, и была ровесницей его сестры Тамары. Проживала в родительском доме, особой красотой не блистала, но ей очень хотелось выйти замуж, а претендентов на её руку и сердце не находилось. Мишке новая учительница не понравилась с первого взгляда. Крупный с горбинкой нос, рыжие реденькие волосы, невыразительное лицо, неопределённая фигура – такой она запечатлелась в памяти. Ей хотелось быть с учениками строгой и справедливой, но вместо этого она была злой и придирчивой. Вольно или невольно новая учительница отыгрывалась на учениках второго класса, выплёскивая раздражение, накопившееся в личной жизни. Её младший брат Юрка был старше Мишки на один год и учился в третьем классе. Часто несправедливые действия Елизаветы Дмитриевны боком выходили ему. Зажатый в тёмном углу, в ответ на настойчивые просьбы повлиять на сестру, он всячески оправдывался и говорил, что «брат за сестру не отвечает» и что его она тоже уже достала.
   И ещё в школе сменился учитель пения. Если Елизавету Дмитриевну ребята за глаза стали звать «Лизкой», то к новому учителю пения намертво приклеилось прозвище «Рыбий глаз». Бывший фронтовик, он хорошо играл на аккордеоне, но был очень нервным. По поводу и без повода он кричал и наказывал учеников, а кроме этого, на месте правого глаза у него был стеклянный протез. За этот протез он и получил прозвище «Рыбий глаз». Дети, конечно, знали, что учитель стал инвалидом в результате ранения на фронте, но его несправедливое отношения к себе простить не могли, и всякий раз мстили за это. Учитель жил на Соцгородке. В школу и домой он ходил пешком, закинув аккордеон на спину. До вагонного депо путь пролегал через «сосну», и пацаны, подкараулив его, бежали следом. Прячась за сосёнками они кричали: «Рыбий глаз, рыбий глаз, лови кошек, а не нас»! Учитель матерился и грозился надрать уши, а мальчишки в ответ только смеялись. После каждого такого случая, директор школы, Антон Артёмович, ходил по классам, рассказывал о боевых заслугах учителя, стыдил ребят и призывал больше так не поступать, но всё было тщетно. Жестокие детские игры продолжались.
    В новом учебном году, в их классе появился новый ученик, звали его Миша Журавлёв. Он был второгодник, а жил за рекой Оскол, в деревне Фурцовка, расположенной приблизительно в двух километрах от Монастырки,. У него был добродушный характер и он обладал большой физической силой. Все одноклассники звали его не по имени или фамилии, а исключительно по прозвищу – «Джура». Учился он плохо, и «Лизка» грозилась оставить его во втором классе на третий год.
   Но изменения коснулись не только школьной жизни, но и жизни посёлка. Напротив школы, на пустыре, где летом Мишка с Колей и Вовкой грелись на песке и курили, начали строить большой кирпичный дом. Все говорили, что дом строится для начальника детской колонии. Мишка не понимал, как в таком огромном доме будет жить один человек. На строительстве дома работали экскаватор, подъёмный кран и много рабочих. Когда рабочий день на стройке заканчивался, туда частенько приходили мальчишки полазать по строительным лесам и побегать вверх-вниз по трапам. Это было интересно, хотя и жаль, что теперь некуда будет сбегать погреться после купания в речке.
     Ещё одной новостью в жизни посёлка стало то, что появился магазин. Скорее даже не магазин, а летний павильон из досок. Но всё равно, это было здорово! Там можно было купить всё самое необходимое: продукты и много всяких мелочей, и даже сдать пустые бутылки. Ведь до этого, чтобы купить буханку хлеба, или сдать пустую посуду, нужно было идти в колонию или в вагонное депо, где были ближайшие магазины. Павильон в будущем обещали утеплить (обложить кирпичом) и сделать его работу круглогодичной.
     Но самой главной новостью было то, что в посёлок стал ходить автобус. Автобус был зелёного цвета, с одной дверью, старый и обшарпанный. Однако, несмотря на всё это, теперь можно было быстро добраться на вокзал или в центр городка. Особенно он выручал осенью и весной, когда дороги становились непроходимыми, и добраться в центр было тяжело. До этого на Монастырке останавливался только проходящий автобус, он возил пассажиров в небольшие деревни расположенные за Осколом. Деревни эти стояли вдали от железной дороги, и добраться до них можно было на телеге или пешком, и ещё автобусом, который ходил туда ежедневно.
     Мишка на автобусе ездил один раз в своей жизни, это было давно, когда он был ещё маленький. Мама, по каким-то срочным делам, собралась в центр. Мишку оставить было не на кого, и так как идти пешком с ним было обременительно, то она решила поехать на автобусе. Придя на остановку, они стали ждать, когда приедет автобус. Точного расписания движения не было, и ожидание могло затянуться надолго. Но на их счастье автобус подъехал минут через десять. Он остановился,и шофёр рычагом открыл дверь. Мишка поднялся вверх на одну ступеньку… На ступеньках лежали чистые резиновые коврики. Он решил, что дальше ему проходить нельзя и уселся на коврик. Все, кто были в автобусе, засмеялись, а мама сказала: «Какой же ты у меня ещё глупенький!» Взяв его за руку, она провела его вглубь салона и усадила у окна на пружинное, обтянутое дерматином сидение. Эту первую автобусную поездку Мишка запомнил хорошо. Прижавшись носом к стеклу, он неотрывно смотрел в окно. Ему всё было очень интересно. Автобус ехал быстро, за окном проплывали небольшие частные домики… Потом Мишка увидел белую стену маслозавода, гору подсолнечных семечек, накрытых брезентом, заводские корпуса, железнодорожный переезд с уходящими вдаль стальными рельсами, и снова частные домики… Когда приехали в центр городка, то Мишка с большой неохотой покинул автобус. Для себя он решил: «Вырасту, буду шофёром!»
    В его семье тоже произошли изменения. Коля, окончив начальную школу, перешёл в среднюю, ЗавалУйскую. ЗавалУй – это район, который начинался за маслозаводом. Там и была эта школа. В ней учились ребята из всех прилегающих посёлков. До школы ходить было далеко, километра два, и вместо портфеля брату купили серую сумку, которую можно было носить на брезентовом ремне через плечо или  за спиной, как рюкзак. Мама ежедневно давала ему по десять копеек на обед. В школьном буфете продавались вкусные, с ливером, картошкой или капустой, обжаренные в масле до хрустящей корочки пирожки. Стоили они всего пять копеек, а запить их можно было чистой водой из фонтанчика в школьном коридоре. Мишка точно знал, что Коля, в лучшем случае покупал только один пирожок, или не покупал совсем, а экономил деньги на дешёвые папиросы, или для игры с пацанами в «пристенок» или «стукАна».
     В «пристенок», мальчишки играли деньгами и на деньги. Пока было тепло, на большой перемене пацаны выбегали во двор, и, спрятавшись где-нибудь за углом, стучали монетками о кирпичную стену школы. Заодно там можно было и покурить. «Пристенок» игра простая, но очень азартная. Мальчишки по очереди били монеткой по стене. Она отскакивала и падала на землю. Каждый следующий игрок старался ударить так, чтобы его пятак или десятчик упал как можно ближе к монете предыдущего. Затем, пальцами одной руки он старался прижать обе монетки, а другой игрок щелчком пытался выбить любую из них. Так, как руки и пальцы у пацанов были у кого длиннее, а кого короче, то постоянно возникали споры, а иногда и драки. Некоторые пытались жульничать, тихонько придвигая или отодвигая монетку. Жуликов безжалостно били и выгоняли из игры.
Выигрыш был чистым, безоговорочным, если одна монетка ударялась о другую. «Пристенок» иногда захватывал ребят так, что они, не слыша звонка, продолжали играть. Кто-то хотел отыграться, а кому-то наоборот везло и он, боясь спугнуть фарт, невзирая ни на что, продолжал играть дальше. Мишке тоже очень хотелось поиграть. Но ладошки у него были маленькие, а пальцы короткие. Да и денег у него ещё не водилось. Но надежды поиграть никогда его не покидали: «Всё впереди, подрасту и буду обыгрывать всех», - думал он.
   «Стукан» был другой игрой – долгой и не такой азартной. В школе в него не играли, а играли на улице, до или после школьных уроков. Играть можно было даже вдвоём, но чем больше пацанов участвовало в игре, тем было интереснее. На расстоянии десяти шагов прочерчивали две линии. На одну линию столбиком ставили монетки играющих, желательно равного достоинства (это был кон), а с другой линии по очереди бросали «стукан» (бронзовое кольцо диаметром пять сантиметров), стараясь попасть по столбику монеток. Бронзовые кольца для «стукана» были только у пацанов с Монастырки, они их находили в кучах мусора вывезенного из детской колонии. В колонии был литейный цех, и бракованные детали вывозили за территорию, на радость местным мальчишкам. В этих кучах они и находили бронзовые кольца. В столбик из монеток нужно было попасть «стуканом». Монетки раскатывались, и тот, кто попадал, получал право «стучать». Он ударял по каждой монетке «стуканом» и если она переворачивалась, то игрок её забирал. Если выбивали все монетки, то игроки опять ставили кон, и игра начиналась снова. Здесь тоже всегда спорили, пытались жульничать, а иногда и дрались – всем хотелось выиграть, поэтому в ход шли разные уловки и запрещённые приёмы. Мишка в игре участия не принимал, но всегда внимательно наблюдал за игроками и «болел» за брата или Вовку Сыча.
    Коля теперь учился во вторую смену и Мишка ему очень завидовал. Он не вставал так рано, как Мишка, а возвращаясь после школы, имел возможность своровать на маслозаводе семечек. А ещё, мама ему давала деньги на пирожки. Мишка считал, что жизнь у брата лучше, и очень досадовал на свой возраст.
    В начале осени директор школы Антон Артёмович объявил сбор металлолома. Между классами решили организовать соревнование – кто больше соберёт. Мальчишки и девчонки с энтузиазмом бросились собирать ржавое железо, и тащить его на школьный двор. Везли на тачках и тележках ржавые трубы, вёдра, изношенные (да и новые) тормозные колодки вагонных тележек (их воровали в вагонном депо), лемеха от плугов, колёса от сеялок, – всё, что попадалось на глаза. Приносили даже неразорвавшиеся мины и артиллерийские снаряды. Каждый класс сваливал собранный металлолом в отдельную кучу. Ребята ревниво оценивали величину своей кучи и, если им казалось, что она меньше чем у других, вновь отправлялись на поиски железа. Неразорвавшиеся мины и снаряды, как простые никчёмные железки, бросали в кучи без осторожности и почтения. И никакого взрыва, к удивлению и к счастью, при этом не случалось. Наверное, есть Бог - он всё видит, и каждому отмеривает свой жизненный срок и испытания!
   Когда директор школы пришёл посмотреть, что собрали ребята, он изменился в лице и схватился за голову. Как человек прошедший войну Антон Артёмович мгновенно оценил степень опасности и её возможные последствия. Выпроводив всех на улицу, он у ворот поставил дежурных, наказав им никого не пропускать во двор школы, а сам пошёл звонить в райвоенкомат.
  В окрестности городка была расквартирована сапёрная рота, она занимались уничтожением мин, снарядов и авиабомб, оставшихся после войны. Сапёры приехали уже к вечеру. Они с большой осторожностью извлекли из кучи металлолома мины и снаряды, и вывезли их на пустырь, за посёлок, где и подорвали. Взрыв был до того мощный, что в жилых домах, на окраине Монастырки, задрожали стёкла.
  Кто притащил взрывоопасные предметы в школу вместе с металлоломом, допытываться не стали, – скорее всего, никто бы и не сознался. Но после этого случая, директор строго настрого запретил, не только приносить такие или похожие на них предметы, но и близко подходить к ним. При сборе металлолома, он теперь находился во дворе и лично контролировал, –  что приносят ученики.
   Осень входила в свои права. Начали желтеть листья, ночи становились более прохладными, по утрам на траве выпадала холодная роса. Всё меньше тянуло на речку, в лес, всё больше ребята собирались на улице. Чтобы чем-то себя занять, играли в разные игры. Наиболее популярной была игра в «жоску». Игра эта была не на деньги, поэтому играли в неё все пацаны, от восьми до пятнадцати лет.
«Жоской» назывался небольшой кусочек овчины, чаще всего отрезанный от старого полушубка. Конечно, найти овчину в те годы было очень непросто, большинство людей ходили в стёганых телогрейках и потёртых драповых пальто. Но мальчишки всеми правдами и неправдами умудрялись добыть кусочек, для изготовления своей «жоски». Было даже, что один из Мишкиных друзей, Витька, отрезал угол нового, неношеного полушубка отца, который служил офицером в детской колонии. И за это был нещадно бит ремнём. Но, даже претерпев такую жестокую экзекуцию, остался очень доволен. «Жоска» из нового полушубка получилась просто загляденье! Мех был длинный, белый, пушистый. Играть ею было одно удовольствие! Такой красивой «жоски» не было ни у кого даже среди взрослых пацанов. За «жоску» Витьке предлагали: «пОджиг», ржавый австрийский штык-нож и даже гранату-лимонку. Но на все заманчивые предложения он отвечал отказом. Витька очень гордился своей «жоской».
    Изготовить её было просто. Со стороны кожи, тонкой медной проволокой крепили кусочек свинца, а овчина тщательно расчёсывалась в разные стороны. Игрок подбрасывал «жоску» высоко вверх сначала рукой, а потом внутренней стороной стопы. Чем длиннее была шерсть, тем дольше свободный полёт «жоски». Если она падала на землю, очередь переходила к следующему. Кто сколько «набьёт» считали вслух. Некоторые умудрялись «набивать» до сотни и более раз. Были специалисты, которые могли играть обеими ногами. Тот, кто «набивал» меньше всех, проигрывал и его заставляли «маяться».
    «Маяться» – это когда проигравший отойдя от выигравшего на расстояние примерно метра три – четыре, бросал «жоску» ему на ногу, тот бил её, а бросивший должен был поймать. Если он сумел поймать, значит «отмаялся», а если не сумел то «маята» продолжалась. «Маялись» иногда до слёз, изнеможения, но уличные законы жестоки и неумолимы: проиграл – отвечай. Игра была настолько распространённой, что играли везде: и на переменах в школе, и во дворах, и на улице. Любой уважающий себя пацан носил в своём кармане «жоску». Была она и у Мишки – досталась, как обычно, в наследство от старшего брата. А тот сделал себе новую. Мишка в большую игру пока вступать не решался – «набивал» он не много, а «маяться» ему не хотелось. Но со своими ровесниками поиграть любил и частенько становился победителем.
    А потом пришла зима, первая зима, когда у Мишки были свои валенки. Он ждал и любил зиму, ему нравилось играть в снежки, кататься на санках, лыжах и коньках. В школе с приходом новой учительницы отношение к учёбе у Мишки изменилось. Учился Мишка легко, но без интереса. Он мог бы быть круглым отличником, но хотел быть как все – не плохим и не хорошим. Учился на твёрдые четвёрки и уже во втором классе полюбил читать книги. Читал бегло всё, что попадалось на глаза. В школе была небольшая библиотека – книжный шкаф в учительской, а в нём несколько десятков книжек. И Мишка за зиму перечитал их полностью. Так сладко было, набегавшись на улице прийти с мороза в тёплый дом, сбросить обледеневшую одежду, сесть у раскалённой докрасна плиты, взять в руки очередную книжку и при свете керосиновой лампы погрузиться в загадочный книжный мир.
То, что брат учился во вторую смену, оказалось не так уж и плохо, даже хорошо. Не нужно было с ним делить лыжи и коньки, и то и другое у них было в единственном экземпляре. Лыжи были гордостью Мишки – финские, трофейные, привезённые отцом с войны. Таких лыж на Монастырке ни у кого не было. А коньки с закруглёнными носами назывались «снегурки» и привязывались верёвками к валенкам. Напротив школы, речка ВалУй расширялась, и когда зимой на ней образовывался крепкий лёд, ребята, расчистив снег, сооружали хоккейную площадку. Играли в хоккей с мячом (про хоккей с шайбой тогда ещё не слышали). Клюшки вырезАли из гнутых веток деревьев. Нижнюю загнутую часть обтёсывали с двух сторон, и клюшка была готова. Гоняли ими небольшой плотный мячик. У кого были коньки, – те играли на коньках, у кого их не было, – бегали так.
   Мишку играть не брали – мал ещё, и  он наблюдал за игрой в качестве зрителя. Но однажды, разделиться поровну у старших пацанов не получилось, и они пригласили постоять на воротах Мишку. Он согласился, отвязал коньки и ему дали клюшку. Так он стал вратарём. Игра шла на середине поля с переменным успехом. Мяч иногда прилетал к Мишкиным воротам и он отбивал его клюшкой. Но потом к его воротам, один на один, выскочил взрослый парень (лет на десять старше), звали его Витька Шнырик. Он остановил мяч примерно в пяти метрах от ворот, и высоко подняв клюшку над головой, приготовился ударить по нему. Мишке стало страшно. Шнырик был, наверное, раза в два выше ростом. Он представил, как этот плотный, тугой мячик врежется в его тело с неимоверной силой, и от ужаса закрыл глаза. Он стоял и ждал этого страшного удара, страх парализовал все части его маленького тела, пронизал все клеточки организма. А Шнырик, опустив клюшку, тихонько ударил по мячу, и тот медленно закатился в ворота. Когда Мишка всё-таки решился открыть глаза, он увидел, что мячик был за его спиной. Все зрители и игроки свистели и смеялись Такого позора он перенести не смог, – сдерживая слёзы, покинул ворота, забрал коньки и ушёл домой. В эту зиму на хоккейную площадку он больше не приходил.

    После конфуза на хоккейной площадке, Мишка переключился на лыжи.
Кататься на лыжах и санках было любимым занятием ребят. Зимы были снежные, морозы трескучие. Лыжи и санки имелись в каждом доме, да и в школе для занятий физкультурой – тоже. Катались с горок или ходили в «сосне» по лыжне. 
   Сосновый бор стоял на возвышенности и от него к посёлку был длинный пологий склон. Зимой, когда его заносило снегом, ребятишки притаптывали этот склон, и получалась замечательная горка. Там где её раскатывали до блеска, – катались на санках, а по краям, где был рыхлый снег, – на лыжах. На горке всегда было шумно и весело. Мальчишки и девчонки с румяными, от мороза щёчками, в заиндевелых, стоящих колом штанах и фуфайках, катались до полной темноты и изнеможения. Мишка тоже стал каждый день ходить эту на горку. Домой он возвращался уже зАтемно, весь замёрзший и обледеневший, как сосулька. Пальцы от холода не сгибались, одежда была покрыта ледяной коркой. Когда он, раздевшись, тянул руки к раскалённой плите, мама сердилась, наливала в небольшую кастрюльку холодной воды и заставляла Мишку держать в воде окоченевшие пальцы. Он не понимал,–  зачем это(?), удивлялся,– как можно отогревать руки в холодной воде? Но однажды, когда он пришёл, мамы дома не было, а была только тётя Катя. Мишка разделся и бросил свою обледеневшую одежду на лавку. От раскалённой плиты шёл тусклый свет и спасительное тепло, и он протянул к ней свои скрюченные от холода руки. Сперва Мишка ничего не почувствовал, но по мере того, как руки стали отогреваться в пальцах появилась острая, невыносимая боль. Он заплакал. Тётя Катя, услышав его плач, быстро налила в кастрюльку холодной воды и велела руки опустить в неё. Боль вскоре прошла. Это стало уроком на всю жизнь. С тех пор, закоченевшие руки он отогревал только в холодной воде.
    Кто из мальчишек первый решил, что спуск на лыжах с горы нужно усложнить, Мишка не помнил, но горячо поддержал. На спуске решили расставить лыжные палки и спускаться зигзагами, чтобы, не касаясь палок объезжать их. Палки расставили, и сразу же нашлись желающие опробовать трассу, пять человек. Потянули спички. Мишке досталась без головки, и он поехал. Вначале скорость была невысокая, и он легко миновал первые три палки, а вот четвёртую объехать не смог, и сбил её кончиком лыжи. Бамбуковая палка с острым металлическим наконечником, без ограничительного кольца, перевернувшись, упала остриём вверх. Упал и Мишка. Да так, что палка воткнулась ему в левое бедро через обледеневшие штаны. Наконечник глубоко застрял в Мишкиной ноге. Сгоряча он не почувствовал ничего, попытался подняться, но ногу пронзила острая боль – палка, торчащая из бедра, мешала ему встать. Мишка её выдернул и ощутил, как что-то тёплое потекло по ноге. Домой его привезли на санках – идти он не мог. Мама плакала и не находила себе места. Рана была глубокой, заживала плохо, и Мишка до весенних каникул в школу не ходил. Бог с ней со школой! Обидно было то, что он не мог выйти на улицу. Нога болела, наступать на неё он не мог, поэтому приходилось сидеть дома и читать книги. На этажерке стояло, наверное, больше десятка книг, оставшихся от старших сестёр, Мишка прочитал все. Самой интересной оказалась толстенная книга (целых семьсот страниц) «Белая берёза», писателя Михаила Бубенцова. Он прочитал её от корки до корки. Книга была про войну и ему очень понравилась. А потом была весна, а за ней опять лето. Жизнь продолжалось