Колдун умирал.
В посёлке об этом особо не говорили, но я уже знал, зачем пожаловал к нам в дом с утра Председатель с Максаком. И все эти разговоры в сенях про дрова и урожай – не главное.
- Надо, Малой, - сказал Председатель, сжав мне плечо, - Запомни, что он скажет. Вдруг важное что. Для нас, для посёлка, а может и для тебя. Давай.
Не могу сказать, что мне не хотелось, но и горячего желания ехать тоже не было. Восемь лет назад, ещё подростком, заплутал я в тех местах, собирая ягоды. И глубокой ночью уже, понял, что пропаду, если никто не поможет. Последнее, что запомнилось мне в ту ночь – как обессиливший и отчаявшийся упал на корни какого-то большого дерева. Говорят – колдун спас. Не знаю. Но словно сон вспоминаю горящие, как угли глаза, седую курчавую бороду, звездное небо и плеск воды. Несколько дней потом отлёживался, словно избитый, и с температурой. Ну, колдун так колдун.
Про него в посёлке говорили мало. В основном недоброе. Сам он у нас не появлялся, но я слышал, бабы к нему иногда ездили со своими бабскими вопросами. Дом его стоял на другой стороне озера. И сейчас лодка, ловко направленная Максаком, несла меня туда.
Максак – бывший мент. Высокий, крепкий, резкий, с неприятным лицом мужик.
Когда-то его невесть за что, выгнали из органов, сколько-то лет он занимался неизвестно чем, а потом оказался у нас, в далёком посёлке, и стал «правой рукой» Председателя, решая все вопросы, относящиеся к силовым ведомствам. Про прошлое же самого Председателя я ничего не знал, и внутренний голос подсказывал мне, что это незнание намного предпочтительнее осведомлённости.
В лодке со мной оказались наполовину чем-то заполненный рюкзак и среднего размера топор. Я неспешно грёб около часа. Спешить было некуда.
Странно, но я совсем не думал о том, что меня ждёт. Я смотрел на далёкие берега, на чуть тронутую желтизной тёмно-зелёную полосу леса на них, на высокое синее небо. Слушал шум ветра и плеск воды под вёслами.
И чем дольше я плыл, тем сильнее мне казалось, что всё это живо, смотрит на меня, и, возможно, даже ждёт. В конце пути это ощущение стало настолько сильным, что я почти забыл о цели своей поездки.
Втащив лодку на берег, я встал в начале едва заметной тропы.
- Шшш…- шумела под ветром прибрежная трава, - Погладь меня…
Я опустился на колени, и медленно провел рукой, пригибая стебли.
-Ммм…- застонала она, как давно не знавшая ласки женщина, - Дашь знать…
Лес смотрел на меня как на букашку с высоты своего положения, и взгляд этот я чувствовал со всех сторон. Одновременно с этим было стойкое ощущение, что удивляться здесь нечему, что всё так и должно быть.
Тропа оказалась короче, чем я ожидал. Небольшой, обрастающий мхом бревенчатый дом на поляне встретил меня тишиной. Единственное маленькое окно на восток, низкая, с виду очень крепкая дверь.
Входить было не страшно. Немного волнительно – да, но не страшно.
Мёртвых я видал. А выгонит – так быстрее домой вернусь.
Колдун сидел в самодельном, устланном медвежьей шкурой, кресле. Спиной ко мне. Я видел лишь одну потемневшую, загрубевшую от времени руку на подлокотнике. Закрыв как можно бесшумнее дверь, я замер.
Было слышно, как муха пытается пролететь сквозь мутное стекло маленького окна. Небольшая печь из камней, от которой ещё угадывалось тепло. Потемневшие шкуры на стенах, лежак, стол. Древнего вида бочонок под ним.
Кресло, напоминающее почему-то неприступный средневековый замок.
Руки на подлокотнике нет.
- Есть ещё день, чтоб найти её. Пойдёшь за солнцем. Она сама заговорит с тобой. Ступай. – тихий, будто уставший голос, повелевал. Я вышел.
Удивления не было. Удивляло, скорее, собственное спокойствие. Вопросы в голове возникали, но, словно понимая свою незначительность, не решались высовываться.
Когда солнце скрылось, остановился и я. Небольшой ручей слышался где-то рядом. В рюкзаке нашлись две банки просроченной тушёнки, наволочка с сухарями, недельной давности газета, спички и пачка дешёвых папирос. Все эти вещи казались теперь нелепым приветом из другого мира.
В сумерках кто-то постоянно шуршал травой, хрустел ветками, ухал, охал и стонал, но звуки эти не пугали, а информировали. Я словно находился в незнакомом городе, живущем своей жизнью, не обращающем на меня внимания. Но среди этой возни я вдруг услышал едва различимый, где-то на пороге восприятия, скрип. Нет, не показалось, вот ещё раз. И ещё. Этот звук был мне явно знаком, он словно звал меня сквозь чащу леса. И, пробираясь уже почти на ощупь, я пошёл.
Остановился уже в полной темноте. Куртка моя была порвана, руки в кровь исцарапаны. Передо мной высилась огромная сосна, и в скрипе её ветвей я отчётливо слышал: «Восемь лет, восемь лет»…
Мощные корни её оказались такими тёплыми, что я заснул, едва упав на них.
Солнце разбудило меня сквозь веки. Неожиданная лёгкость в теле придавала уверенности. Лес шумел, но теперь он уже не казался мне чужим, незнакомым городом. Каждое движение в нём имело свою причину и смысл.
Обратный путь я прошёл, не глядя по сторонам. Рюкзак тяготил и цеплялся за прошлое, как якорь, и я бросил его. Есть не хотелось.
Колдуна в доме не оказалось. Вещи смотрели на меня выжидающе. Лодки на берегу тоже не было. Я присел, и погладил траву.
- Воот, вот… - Зашептала она.
И я понял, что могу узнать почти всё, что захочу. И что теперь мне не нужно никуда спешить, что я и есть это озеро. И лес. И стало спокойно, как никогда.
А потом тоскливо.
26.02.2017