Дефицит

Татьяна Веткина
   Поход за продуктами не удался. Длинный гастроном, именуемый в народе «Стометровкой», был гулок и пуст. Ладно, подумала Лена, в первом все равно что-нибудь да будет. Пробежав три квартала,  в старом и проверенном  магазине  она обнаружила радостную картину: крик, шум и очереди, змеящиеся к отделам. Надо было шевелиться, используя известное большинству советских хозяек умение стоять в трех очередях одновременно... Однако не повезло – когда до кассы было три человека, продавщица молочного отдела зычно завопила: «Валь, кефир не пробивай!»  Кончилась и  любительская колбаса,  осталась только молочная, ставшая в последнее время совсем уж гадкой (ходили шутки,  что туалетная бумага исчезла,  потому что ее используют для изготовления колбасы...). И курица импортная в красивом пакетике не досталась.  Пришлось купить  пугающее нечто под названием «кура полупотрошеная», тощую тушку со скрюченными лапами и болтающейся на длинной шее мертвой головой (она же «синяя птица»,  злой  на язык бывает наш народ, однако...) В овощном отделе  купив зеленый лук (хоть пирожков, что ли, наделать),  Лена поплелась домой, решив сделать маленький крюк и заглянуть  в ЦУМ. Толкаться в очередях больше не хотелось, но все-таки...  Завернув за угол, Лена столкнулась с первыми счастливцами:  давали туалетную бумагу,  и  люди, бравшие, понятное дело, по десять рулонов (больше не давали), торжественно несли  их нанизанными на упаковочный шпагат, кто в руке, а кто для удобства – через плечо или повесив на шею...  Пройти мимо такого соблазна было нельзя. Через полчаса Лена отошла от магазина - и столкнулась с группкой иностранцев.  Город уже не был закрытым, и они изредка попадались на улицах, впечатляя граждан, как инопланетные пришельцы.  Гады беззастенчиво ржали и откровенно показывали пальцами на горожан, обмотанных рулонами бумаги, как пулеметными лентами...
    Вспоминая себя, встрепанную, с  торчащими из кошелки куриными ногами и обвисшими луковыми перьями, с дурацкой этой бумагой, седая уже Елена Ивановна до сих пор мучительно краснеет. А за кого стыдно – за себя, за страну? Бог знает.