Работа двигалась медленно. Зашито было на совесть, двойной ниткой, тем корявым и несуразным, но крепким швом, на который способна только мужская рука, привыкшая работать с менее податливыми материями, чем жиденький подкладочный шелк. А распороть надо аккуратно, и зашить обратно каким-то подобным образом, чтобы не догадался... Одним словом, тягомотное дело. Еще бы руки не тряслись...
Костюм этот относился еще к временам их совместной учебы, он же был и выходной, и свадебный – впрочем, вполне приличным он остался, даже провисев в шкафу пару лет. Конечно, семейная жизнь, вот и брюшко появилось, подумала она с некоторым раздражением. Перебирала шкаф, смотрела, не похозяйничала ли моль – и вот, нате вам... Кармашек, намертво зашитый, явно тайник. Внутри что-то бумажное... письма? фотография?..
Наверно, все-таки врал... Было, видно, что-то с этой – коллега, так ее и разэтак, фигуристая, с бульдожьим прикусом, с французскими духами, ведь чуяло сердце, не зря липла к нему, как пластырь, в друзья семьи набивалась... Командировки эти их непонятные, междусобойчики на работе, куда, мол, с женами не принято...
Или тогда, на свадьбе у друзей, что за дурацкий обычай – друг жениха с подружкой невесты должны рядом, как пришпиленные, как парочка, видите ли, находиться, а то, что друг этот женатый человек, никого не волнует, сиди себе в уголке и радуйся...
Ну вот, можно посмотреть.
И она извлекла из тайника свою собственную фотографию. Незнакомую, скверного качества, снятую неизвестно кем... Она вспомнила место действия - студенческий капустник, второй курс, что ли. Со стыдом она припомнила – конечно, говорил, что заметил ее еще задолго до того, как они стали встречаться... И что наблюдал со стороны за тем ее шумным романом на третьем курсе – а подошел позже, когда ясно стало, что рухнуло все...
Да. И куда все уходит, в какие такие тартарары... Смешное слово: тар-та-ра-ры. Фанфары эти звенели в ее голове, пока она зашивала карман. Не скажу – думала она, неторопливо работая иглой.