Бумеранг

Андрей Данилович
        «Не судите, да не судимы будете». Все ли следуют этой старой истине? Присвоение себе права судить и осуждать,  вторжение в чужую жизнь, пусть даже из «праведных» соображений, могут иметь непредсказуемые последствия и ударить бумерангом, обратив судью в подсудимого. Ведь мы не всегда понимаем и предвидим последствия своих поступков...

                ***

      В этом месте река встречается с морем. Теплый южный ветер дул в лицо, шевеля волосы, от горизонта к берегу бежали барашки волн. Денис брел по воде, изредка останавливаясь. За спиной болтался небольшой рюкзак, плечо оттягивала сумка с фотоаппаратом — его неизменным спутником во всех поездках и путешествиях. Присев на невесть откуда взявшееся бревно, он закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Хотелось расслабиться, ни о чем не думать, а просто сидеть, слушая шепот ветра, шум волн и шуршание песка…
      Безмятежность момента нарушили детские голоса. Денис открыл глаза. Мимо него по берегу прогуливалось семейство: родители и двое детей-подростков, мальчик и девочка. Женщина в легком, развевающемся платье, бросила на парня мимолетный взгляд и отчего-то улыбнулась. Мужчина что-то говорил ей и, похоже, не удостоил Дениса вниманием, дети резвились, играя в догонялки и обдавая друг друга брызгами. Они прошли, а Денис смотрел им вслед, гоня вдруг нахлынувшее воспоминание, которое упорно не желало уходить…
      Не обремененный семьей и постоянными отношениями, Денис был «вольным художником». Весьма состоятельные родители видели непроходящее и серьезное увлечение своего сына литературой и фотографией и поспособствовали тому, чтобы он стал фотожурналистом. Денису нравилась кочевая жизнь: она открывала перед ним мир во всем его многообразии, и в свои неполные тридцать он многое успел повидать. Но была одна вещь, которая омрачала его существование и не давала покоя. Хотя Денис давно понял, насколько лжив мир людей, он никак не мог с этим примириться: при столкновении с ложью и притворством выходил из себя, рвал отношения, сбегал. Но не так давно жизнь преподала ему жестокий и поучительный урок…

                ***

      Это произошло три месяца назад, в мае. Денис скучал. Ему всегда было скучно, когда случался вынужденный перерыв в работе. В такие дни он не знал, куда себя деть, чем заняться и пребывал в крайне дурном расположении духа. В тот раз он решил просто покататься по городу, для начала пообедав в своем любимом месте.
      Ему нравился этот ресторан, особенно, его летние павильоны-беседки, из которых открывается великолепный вид на город, плавно уходящий вниз к широкой реке. Стоянка пустовала, лишь одна машина сиротливо припарковалась у самого выезда. «Значит, народу мало», — подумал Денис. — «Ну и хорошо». И действительно, кроме него внутри находилось всего двое посетителей, на которых он не обратил особого внимания, отметив лишь то, что это мужчины. Заняв беседку через одну от них и сделав заказ, он лениво развалился на диване и закурил, рассеянно глядя в небо над рекой с бегущими по нему легкими облаками и думая о том, что уже давно пора было свалить из этого города. Его скучающий взгляд равнодушно скользил по окрестностям, пока не наткнулся на нечто необычное: мужики в беседке упоенно целовались. Быть может, Денис и не придал бы этому особого значения, если бы не обручальное кольцо на пальце одного из них. Пригляделся: тот, что постарше, с кольцом, — красивый мужик лет сорока, второй — паренек около двадцати. Ведут себя, как любовники — в этом Денис не сомневался. Тут же сработала профессиональная привычка: он положил на стол фотоаппарат, с которым никогда не расставался, через поворотный экран навел увеличение, фокус и сделал несколько снимков. Поглощенные друг другом, счастливые любовники ничего не заметили.
      Закончив обед и рассчитавшись с официантом, парочка встала и неспешно направилась к выходу. Тут в голове у Дениса что-то щелкнуло, и он, быстро расплатившись, рванул за ними. Денис почти подбежал к своему «Опелю», когда их машина уже выезжала со стоянки. Поехал следом, стараясь не терять их из виду, и не задавался вопросом, для чего ему все это нужно: им овладел азарт, кровь забурлила, и Денис почувствовал себя охотником. Скука исчезла, что уже радовало.
      Парень высадился в спальном районе, и машина двинулась в сторону центра. Остановившись у одного из старинных, недавно отремонтированных домов, водитель вышел и, включив сигнализацию, скрылся в подъезде. Денис уже собирался отъезжать, как что-то его остановило. Решил немного подождать. И дождался: дверь подъезда отворилась, и из него выскочили двое подростков — мальчик и девочка, а сразу за ними появился тот мужик в сопровождении очень красивой женщины, смотревшей на него любящими глазами. Весело щебеча, дети устроились на заднем сиденье, родители сели впереди, и машина отъехала. Проводив ее взглядом, Денис включил зажигание.
      Приехав домой, он вывел фотографии на монитор и долго сидел, разглядывая их. В душе у него закипала злость. «Вот подлец!» — думал он. — «Имея такую жену и семью, таскаться с мальчиками! Чего ему не хватает? Обманщик! Лжец!». Решение казалось очевидным: нужно напомнить этому прохвосту, что нельзя так обращаться с любящими людьми — пусть у того хоть на секунду проснется совесть. Мелькнувшая на краю сознания мысль: «А ты кто такой, чтобы судить? Какое имеешь право?» была беспощадно выметена.
      Распечатав фотографию, Денис спрятал ее в конверт. Он ехал по ночному городу, не испытывая ни капли сомнения. Знакомая машина стояла перед подъездом. Тихонько подкравшись к ней, подсунул конверт под дворник, но сработавшая сигнализация заставила срочно ретироваться. Отъезжая, Денис злорадно подумал: «Ничего, сейчас спустишься — а тут тебе сюрприз».
Эх, если бы можно было все вернуть…

      Прошел месяц. В круговороте новых дел Денис и думать забыл о том случае. И вот… Колесо жизни заскрежетало и встало. Он уже некоторое время чувствовал недомогание, которое поначалу списывал на отравление несвежим творогом. Через сутки боль в животе немного стихла, и Денис малость успокоился, но рвота не прекращалась. И лишь когда поднялась температура и мысли стали путаться, он успел позвонить родителям и вызвать «скорую». По городу неслись с сиреной и мигалкой. Последней связной мыслью была: «Блин, везут как ВИП-персону». Дальнейшее он помнил смутно: каталка, приемный покой, залитый ярким светом, суета каких-то людей; его куда-то везут… темнота…
      Очнулся оттого, что кто-то несильно хлопал его по щекам. С трудом открыв глаза, Денис увидел склонившееся над ним лицо в маске.   Человек произнес:
— С возвращением! — По голосу было слышно, что он улыбается. — Как вы себя чувствуете?
— Ужасно… — прохрипел Денис и снова отключился.
Дни в реанимации тянулись медленно. Медсестра, ставившая ему капельницу, сказала:
— Ты, наверное, в рубашке родился. Еще б немного… — она многозначительно посмотрела на него. — Но тебе повезло: Дмитрий Сергеевич — врач от бога, с того света, считай, тебя вытащил.
— Что у меня было? — спросил Денис.
— Перитонит. Третья стадия.
Денис закрыл глаза.
— Мне надо позвонить.
— Извини, — сестра покачала головой, — это запрещено. Но твои родители тут. Отдыхай.
      Денис лежал и думал: «Ну и ладно. Все равно звонить некому. Некому… Да, вот и дожил: ни друзей, ни любимых — никого, кроме родителей. Думал, никто не нужен. А теперь вот… Ужас».
      Денис не считал себя геем. К девушкам он был равнодушен, однако и его связи с парнями оказывались мимолетными и не оставляли в душе заметного следа. Ему нравился сам процесс знакомства и сближения, его увлекала игра, возбуждающая воображение, но послевкусием всегда значились лишь усталость и пустота. Никто его по-настоящему так и не зацепил. И вот теперь, лежа в палате интенсивной терапии, он по-иному взглянул на свою жизнь, перелистывая ее, как давно прочитанную книгу, и стараясь отыскать в ней хоть кого-то, за кого можно было бы зацепиться. Искал и не находил.
От невеселых мыслей его отвлек уже знакомый голос:
— Ну как тут наш больной?
Серые глаза с легким прищуром улыбались, остальное по-прежнему скрывалось под маской.
— Пациент скорее жив, — Денис попробовал пошутить.
— И это замечательно, — подхватил врач. — Значит, недаром старались.
— Спасибо, — с чувством произнес парень.
— Не стоит. Это моя работа.
      Через два дня Дениса перевели в одноместную палату. Вечером, лежа под капельницей, он задремал, но его разбудил бодрый голос.
— Ну как наши дела?
Денис открыл глаза и обомлел. Мозг взорвался от мысли: «Нет, не может быть! Это невозможно!». Из-под белой врачебной шапочки на него смотрел мужчина с той самой фотографии!
— Что случилось? — обеспокоенно спросил доктор, внимательно вглядываясь в лицо пациента. — Вы побледнели.
— Тошнит немного, — соврал Денис.
— Да, так иногда бывает. Потерпите, — мужчина доброжелательно улыбнулся, — скоро пройдет.
      Денис не ответил. Конечно, он не мог знать, что за человек его доктор, но одно помнил точно: улыбчивый медик — лжец! А если ему и сейчас верить нельзя? Как так крутанула судьба? Зачем опять свела? Досада, недоумение, нестройный бег раздумий вызвали головную боль. Настойчивей всего в мозгу вертелся вопрос: что же дальше?
      Через несколько дней он уже мог, хоть и с трудом, передвигаться самостоятельно. Стрельнул у мужика в соседней палате сигарету и, когда за окном окончательно стемнело, а дежурные медсестры выключили в коридорах свет, Денис вышел на лестницу, приоткрыл окно и закурил. Ночь была превосходной: прохладный, лёгкий ветерок, мягкий шелест листвы, звездное небо. В такие минуты любой пожалеет, что находится в больнице. Как славно было бы пройтись! Хотя, если разобраться, прогуливаться и наслаждаться красивыми ночами ему не с кем. Снова легкая горечь кольнула сердце.
      Наверху послышались шаги.
— Кто это у нас тут курит? — раздался строгий голос. — Совсем ошалели!
      Денис, дёрнувшись, хотел бросить окурок в окно, но промахнулся и попал в раму. Оранжевые искры посыпались на подоконник. В этот момент появился его лечащий врач. Глядя на то, как полуночный пациент пытается незаметно избавиться от компрометирующих его улик, словно наивный школьник, решивший, что если выбросить бычок, то дым никто не заметит, доктор улыбнулся.
— Как тебе не стыдно? — уже тише проговорил он, но без тени упрека, будто просто так, для галочки. — Тебе вообще вставать ещё не следовало бы, а ты уже бегаешь. И куришь.
Денис отметил этот незаметный переход на «ты» и с облегчением вздохнул: слава богу, медик не будет поднимать крик и жаловаться.
— Извините, — Денис стал сметать пепел с подоконника. — Уж очень невмоготу было.
— Понимаю, — кивнул доктор и подкурил. — Кажется, я тебя спугнул?
И протянул раскрытую пачку. Денис немного помедлил: может, это проверка такая? Но в глазах доктора сквозила улыбка, и нарушивший распорядок пациент немного расслабился. Взял сигарету. После нескольких затяжек в полной тишине не выдержал, спросил:
— А разве врачам здесь можно курить?
— Нет, — сразу последовал твердый и однозначный ответ, — но меня же никто из своих не видит.
— А если увидит? — не успокаивался Денис.
— Тогда я быстренько убегу, — глядя на своего подопечного, доктор снова мягко улыбнулся.
В памяти Дениса тут же всплыла картинка: целующиеся мужчины, один из которых женат. Странное чувство охватило его. Нет, не злость, скорее, любопытство.
— И как часто вы вот так быстренько убегаете? — почти нахально выпалил Денис.
Доктор не ответил. Смотрел в окно, выдыхая дым. Казалось, будто он и не слышал вопроса, но потом посмотрел прямо и все тем же мягким голосом сказал:
— Не быстрее, чем сама жизнь.
Но как бы медик ни старался, горечи в словах утаить не смог. Она прозвенела в ночной тишине так отчётливо, что Денису стало неуютно и очевидно: своим безрассудным любопытством напополам с наглостью, он вторгся во что-то очень личное.
— Я — Денис, — парень протянул руку. В этом жесте читалось многое: попытка извиниться, переменить тему, изменить собственный взгляд на человека.
— Знаю, — доктор крепко пожал ладонь. — Шолохов. Дмитрий Сергеевич. Но ты можешь звать меня Димой, — он весело подмигнул, — особенно, когда мы одни.
Денис улыбнулся в знак согласия. И стало легче. Отпустило. Ощутимо что-то поменялось внутри. Они докурили и поднялись на свой этаж. Дмитрий проводил его до палаты.
— Отдыхай, не бегай. Тебе нужно восстанавливать силы.
— Спокойной ночи.
      Парень долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок: Дмитрий никак не выходил у него из головы.
      Шли дни. Денис постепенно приходил в себя, четко выполняя все инструкции врача. Кроме одной: ближе к ночи, когда в больнице все затихало, он спускался вниз, чтобы покурить с Дмитрием и, конечно же, поговорить. Обо всем. О больнице, о медицине, о политике, которая так тесно переплелась со всем, к чему, по идее, не должна была иметь отношения, о людях, о жизни.
— Почему ты так часто остаешься дежурить?
— А что мне еще делать?
— Не женат? — Денис постарался спросить так, будто ничего не знал. — Семья, дети?
Дима ответил не сразу.
— Дети есть, и жена… была. Мы сейчас не живем вместе.
— Извини, я не хотел…
— Не извиняйся. Ты же не мог знать.
Денис молчал.
— Мы расстались две недели назад. Моя вина полностью. — Дмитрий Сергеевич замахал руками, пытаясь развеять дым. — Все очень глупо получилось. И я до сих пор не могу понять, к лучшему ли произошедшее.
— А что произошло? — осторожно спросил Денис. Ему было интересно, но он уже догадывался, о чем говорит Дима. И от этого стало больно и тревожно.
— Ну, жена узнала, что я ей изменил, закатила скандал. Сначала вроде бы помирились, попытались все наладить, но потом она сказала, что не может простить, не может забыть. И ушла. Вернее, — Дима зажмурил глаза и почесал нос, — ушел я. Оставил ей с детьми все: квартиру, машину, сбережения. Это самое малое, что я мог сделать для нее за ту боль, что причинил.
— Господи, — сдавленно проговорил Денис. Он ведь и не думал, к каким последствиям приведет его поступок! Проклятая фотография!
Но Дмитрий понял восклицание пациента по-своему.
— Как раз в этом случае Господь был справедлив.
Они немного помолчали, каждый о своем.
— А теперь ты где живешь?
— Снимаю комнату в медобщежитии, — Дима внезапно улыбнулся, — буду учить студентов прямо на дому.
— Вместе с… — Денис чуть не проговорился, но вовремя остановился и спросил правильно, — с той?
— А? Нет-нет, с… — Доктор тоже сделал едва заметную паузу, — с ней я после того завязал и больше даже не виделся. В общем, как ты понимаешь, жизнь дала полный назад. Уж прости за все эти откровения, которые я на тебя вывалил.
Денис положил руку ему на плечо и легонько сжал.
— Да перестань. Я рад, что ты мне все рассказал, — фотограф убрал руку и отвернулся к окну. — Говорят же: на душе становится легче, если поделиться…
      И вновь до самого утра Денис не сомкнул глаз. Осознавая масштабы Диминой трагедии, парень уже не был уверен в абсолютной справедливости своего давнего поступка. Сейчас он начинал понимать, что не имел права решать, кому как жить, кого судить и наказывать. Да, Дима лгал и жене, и самому себе, но зачем влез Денис? Зачем вмешался в жизнь чужих, совершенно ему незнакомых людей, у которых наверняка был бы шанс разобраться самим в собственных отношениях? Но теперь уже поздно — ту ночь, когда он подбросил злосчастную фотографию, не вернешь.
      Лежа в темноте, Денис казнил себя: он разбил семью, лишил детей отца, выгнал его, по сути, на улицу. Желал пробудить в нем совесть, а получилось, что жестоко наказал.
      В какой-то момент промелькнула мысль, что, может быть, вовсе и не из-за Дениса Дмитрий потерял семью, не из-за подброшенной фотографии, а по какой-нибудь другой причине, которая к фотографу не имела отношения. Но цепляться за эту призрачную надежду парень не стал, и почти убедил себя, что вина за разрушенные отношения лежит именно на нем.
      На следующий день после разговора смотреть Диме в глаза было очень тяжело.
      Они продолжали встречаться, постепенно сближаясь. Болтали о всяком, о смешном и серьезном, Дима рассказывал о медицинской практике и разных случаях, Денис — о своей работе и путешествиях. Им было хорошо вместе, легко, спокойно. Их тянуло друг к другу. И это чувствовалось по долгим прямым взглядам, по мягким улыбками и нежеланию расставаться — порой они засиживались в кабинете Димы глубоко за полночь.
      Денис ловил себя на том, что Дима вполне мог стать тем, с кем бы у него сложились отношения. Эта мысль согревала, вызывая неведомый доселе душевный подъем, но воспоминания о допущенной ошибке охлаждали пыл. И тогда Денис крепко стискивал зубы и замыкался. Душа требовала исповеди, хотелось сознаться во всем, попросить прощения, но разум подсказывал, что такое не прощают, и как только Дмитрий обо всем узнает, их дружбе и общению придет конец. Дима чувствовал, что с его пациентом что-то не так, но ни о чем не спрашивал. Денис ему нравился, и он боялся, обнаружив себя, «спугнуть» парня, не хотел показаться навязчивым и излишне любопытным.
      А Денис мучительно колебался, пытаясь выбрать из двух зол меньшее. Рассказывать — страшно, молчать дальше — значит лгать. Можно ли построить отношения, фундаментом которых снова будет ложь? Трусливая, малодушная ложь и страх: не поймут, не простят.
      Хотели они того или нет, но пришел день выписки. Настало время прощаться. Обменялись номерами, покурили на улице. Между ними зависло много недосказанного: Дмитрий так и не рискнул признаться, что изменял жене с парнем, Денис, в свою очередь, не открыл правды, умолчав об ориентации, и не произнес ни слова о фотографии, похоронившей в его сознании их возможные отношения. Так и разошлись, долго пожимая друг другу руки, говоря какие-то дежурные слова благодарности, напутствия… Уже открыв дверь отцовской машины, Денис обернулся. Дима стоял на крыльце и смотрел ему вслед. Фотограф перехватил взгляд, кивнул и сел в машину…

                ***

      В этом месте река встречается с морем. Теплый южный ветер гонит от горизонта барашки волн. Море, море… Оно, как жизнь: то лениво колышется в штиле, от которого опадают паруса, то перекатывает события-волны, то ревет в шторм, вздымая валы… Море редко бывает тихим.
      Решение пришло неожиданно: для собственного спокойствия он должен поставить точку в этом деле. Сидя все на том же бревне, Денис вытащил телефон, нашел в списке имя и нажал вызов. Потянулись длинные гудки и, наконец, знакомый голос сказал:
— Здравствуй, Денис.
Боясь, что его решимость угаснет, Денис быстро заговорил:
— Здравствуй, Дим. Я тебе должен кое в чем признаться. Слушай и не перебивай. Так вот, это я вас тогда сфотографировал, и это я подбросил фотографию в твою машину. Я не знал, что все так получится! Мне очень стыдно. И очень жаль. Я очень виноват перед тобой! Прости, если сможешь.
Невероятное облегчение пришло с последним словом. Дмитрий молчал. Напряженно вслушиваясь в тишину, Денис боялся услышать отбой, но вместо этого в трубке прозвучало:
— Так это был ты… Но зачем? Не понимаю…
— Дим, я был идиотом. Теперь я уже не могу этого объяснить. Прости. Я не знал, что так выйдет, что из-за этой фотки…
Но Дмитрий его перебил:
— Она тут ни при чем. Ее никто, кроме меня, не видел. Все было не так.
Денис ошарашенно произнес:
— Не так? Но я думал, что из-за меня…
— Нет, все не так. И ты действительно ни при чем. Ну, теперь понятно, почему ты от меня шарахался. Приезжай. Мне тоже нужно многое тебе рассказать. Приедешь?
Денис посмотрел вдаль, туда, где небо сливается с морем, и после паузы ответил:
— Приеду.
Он отключился и некоторое время просто сидел, улыбаясь и о чем-то думая. Потом решительно встал и зашагал дальше. Ласковый ветер гладил лицо и вкрадчиво шептал: «Ты прав. Лучше поздно, чем никогда. Ты прав…».

3 января 2017 г.

Обложка Данила Аверина