Трава была мокрая, земля походила уже скорее на грязь, сапогами приходилась шлепать по лужам, при каждом шаге издавая характерный хлюпающий звук."Плюх, плюх", - сапоги мои, будто недовольные своей участью, еле отрывались уже от вязкой жижи, в которую им приходилось ступать; я все шел.Идти становилось все тяжелее, и тут мне пришось остановиться. Я заметил то, что должен был бы приметить давно - в месте, где я стоял, отчетливо слышался звук падающих водяных глыб. Не то, чтобы раньше я не слышал звука льющейся воды - дождь донимал меня уже около получаса; однако, это - нечто иное.
Здесь сочные, мокрые от тропического ливня листья незнакомых тогда моему уму растений начали пропускать друг меж другом свет, и я понял: скоро заросли кончатся. Звук ударяющейся о землю воды становился громче; до последнего момента я отказывался верить, что сыщу в этих джунглях водопад.
Я вскрикнул: глазам моим открылась картина, достойная возгласа удивления.Об этом возгласе я впоследствии пожалел. Мне необходимо было спрятаться: меня увидели. Быстро я шагнул назад и, запнувшись о корень, так некстати оказавшийся рядом, упал прямо наземь, смачно плюхнувшись в громадную лужу: мало было погоде моих испорченных сапог. Я лежал, не в силах встать, пытаясь унять волнение. "Меня могли увидеть...меня могли увидеть...",- звучало в моем усталом мозгу.Прошла минута; пролетела над деревьями тропическая птица, перебежал с одной ветки на другую небольшой подмеченный мною варан - я не шелохнулся.Спасен.
Осторожно, чтобы не упасть снова и не издать звука, я поднялся на ноги; дождь уже прекратился, и лишь капли со сдвинутых мною громадных листов папаротника скатывались по ядовито-зеленой поверхности на мои грязные от земли руки.На сей раз я сдержал себя; думается, мой крик сочли криком обитающей в тех местах птицы, или же просто решили, что его не было вовсе. В любом случае, теперь никто не оглядывался, и я мог спокойно взирать на одну из прелестнейших картин, когда либо открывавшихся моим глазам.
Водопад здесь был, в том не могло быть ошибки; плотной, властной, колоссальной силы волной лилась с вершины скалы вода, из темно-синего становясь белой и разбрасывая свои мельчайшие частицы на многие метры вокруг.Вода падала в некое подобие озера; оно, окруженное отколотыми от скалы каменными глыбами, смело сопротивлялось бешеному напору стихии, но это было тщетно. Холодная, почти ледяная жидкость просачивалась сквозь трещины в камнях и многочисленными ручьями струилась по сторонам, держа путь в неведомую даль, куда-то за многие мили отсюда. Эти струи походили на вены в человеческом теле - исходящие от бурно громыхающего, не останавливающегося сердца-водопада, они разветвлялись по камням и земле; эти вены несли в себе жизнь, благодатную влагу для каждого: от стремящегося в небо, овитого плющом по всей своей длине дерева до совсем маленького росточка травы, только начинающего свою жизнь.
Но как бы ни хороша была природа, а все же человек красит место! Пожалуй, прячутся трусы, но мне пришлось скрыться тогда в кустах, чтобы не испугать.
Не жалея своих нежных босых ног, около десятка девушек бродило по холодным, острым камням водопада. Амазонки. Их незамысловатая одежда непременно была бела; у некоторых была лишь юбка, у других - подобие древнегреческой туники, повязанной на одно плечо; все одежды, будучи влажными от воды, облегали их стройные атлетичные тела - вот, что поразило мое воображение.Им, этим детям свободы и дикой природы, я готов был поклоняться - они достойны подобного обращения.
Я заслышал шорох листвы, но не придал этому значения - слишком был заворожен величием девушек. Но самая прекрасная картина предстала передо мной здесь: амазонка, в промокшей насквозь тунике, сквозь которую просвечивали ее величественные, бледные в тусклом солнечном свете, но оттого не менее манящие изгибы, с луком в руках, стояла на камнях, вглядываясь в даль; по ступням ее сбегала холодная вода, черные волосы слегка развевал ветер, но, казалось, ничего она не видит, не замечает вокруг, кроме чего-то неизвестного в небесной вышине.Натянулась тетива; я замер на вдохе, боясь шевельнуться. Не заметил я, как вылетела стрела, но видел, что точно угодила она в птицу, упавшую на пару камней ниже того, на котором стояла чаровница. Медленно опустила она лук, ступила вниз; я все глядел, не в силах оторваться.
Тут вдруг губы мои накрыла чья-то рука; неведомо какая сила бросила меня наземь, да так, что я потерял сознание, и единственное, что помнил затем, - лишь смотрящие на меня в упор, очаровывающие, глубокие глаза, глаза всех возможных оттенков синего.