Танцуй, танцуй, Колокольчик!
В нашем классе случилась беда. Не настоящая беда, слава Аллаху, но своего рода маленькая трагедия.
Есть у нас одна девчонка, нормальная девчонка, Кларка Колокольчикова, не хуже прочих, в пионерские времена даже заводила, в комсомольские активистка, стенгазету, помнится, выпускала, с Аликом Нойманом любовь крутила, после школы в Алма-Ате осталась, во всех наших встречах участвовала, и сорок лет все было хорошо и обычно, но как три года назад вышла на пенсию, сошла с ума и выпала из коллектива. То есть из нашего класса. И хотя коллективное сознание в нашем классе давно рухнуло в пропасть времен и сменилось фрагментарно-мозаичным квази-общественным сознанием отдельно взятых обитателей одной виртуальной и тридцати пяти параллельных и не чаще трех раз в год пересекающихся реальностей, оставшийся в нашем городе народ в конце концов спохватился, довольно дружно списался и собрался в реале, чтобы обсудить, кто виноват и что делать: спасать надо человека.
Обычная пьянка на квартире Светлова отдаленно напоминала потому, во второй, и менее скучной, своей части, заседание нашей октябрятской звездочки, пропесочивавшей троечника Петрова в далеком семидесятом году. К Петрову в свое время приставили меня как отличницу, чтобы я его вытягивала. Я вытягивать не умела и просто давала списать. За это Петров до конца школы относился ко мне снисходительно, и относится так до сих пор, хотя уже и не помнит, с чего это началось. Я до конца надеялась, что собрание не будет приставлять меня к Кларке, ибо, по моему скромному мнению, Кларка совсем безнадежна.
Но я забегаю вперед.
Накануне мне позвонила Аська Кадырбаева и сказала, что Колокольчик три года назад вышел, как все мы, на пенсию, но, в отличие от нас от всех, кто вышел да не вышел и продолжает бодриться и веселиться, вышел на пенсию по-настоящему. Да так вышел, что из дома с тех пор не выходит. И не собирается выходить, прямо как гениальный математик Перельман. Пропала Кларка для коллектива, но и семья в панике. По всем фронтам караул.
- Но она здорова? – спросила я.
- Здорова, здорова! Не в этом дело. Мне сын ее позвонил, говорит, спасайте подругу, на вас одна надежда. Приходи завтра к Светлову часам к шести, я все объясню. Райка, кстати, из Питера приехала, она будет.
- Райка?! – обрадовалась я, хотя и обиделась, что моя ближайшая школьная подружка прилетела в Алма-Ату, и Аська Кадырбаева об этом знает, а я нет. – Какими судьбами?
- На свадьбу племянника. Ну, до завтра, чмоки!
Да, припомнила я, Колокольчика на последних наших сборищах было не видать. Но я не придавала этому значения, мы с нею и в школе не дружили, и после школы никогда не встречались иначе, чем вместе со всеми. Кларка у нас девушка не пьющая, почтенная вдова, живет в семье сына, внучке лет пять или шесть уже, что ей с нами, молодыми-холостыми, двадцать пять лет как разводницами или трижды-четырежды замужницами и в массе богемщицами, делать в одной компании? Ну, сначала-то мы все горазды кой-какими отпрысками и достиженьицами похвастаться, но, как выпьем, разговор в такую степь может зайти, что таким правильным и в целом благополучным, как Колокольчик, скучно становится, и они быстро линяют. А если вдруг кто из пацанов за столом окажется, так вообще – то политика, то нацвопрос, туши свет.
И хотя споры у нас никогда не доходят до драк, бывает весело. Срез общества, фокус-группа. В классе-то у нас народ разный, и в классовом плане, и в историческом. Кто в хижинах живет, кто во дворцах. Кто в прошлом живет, кто в будущем (как я, например), а кого и настоящее вполне устраивает.
В национальном плане мы тоже все разные. Кто определился с национальной идентификацией, кто нет. Сейчас это у нас главная тема. Була, например, определился. Он стал казахским публицистом-националистом, приходит на наши встречи и расшифровывает нам свою писанину. Мы киваем коллективной головой, уважаем такую определенность. Но Буле хорошо, у него чистота крови в двенадцати поколениях (не считая, конечно, естественных, но неустанавливаемых ойратских вливаний). Алик Нойман тоже в девяносто первом определился. Двадцать лет уж прошло, даже больше. Ирка Резник еще раньше уехала. А всем остальным, не таким определенным и определившимся, что делать? Вот и ржем. Наш класс – это псевдоэтнический компот. (Псевдо – потому что этническое как раз и любит определенность). Наш класс - это фестиваль дружбы народов. Армянско-татарско-немецкий микс, как у Элечки Эгоян, – это для нас обычный случай. Мне вообще иногда кажется, что чеченцы и башкиры, украинцы и уйгуры, корейцы и украинцы, евреи и узбеки, поляки и балкарцы перемешались с русскими и казахами, чтобы породить наш класс. Нам проще обсуждать нацвопрос, чем квантоваться по этносам, как выражается Светлов. Нам проще хохотать и любить друг друга, как в детстве, любить такими, как мы есть… И мы любим.
И Кларку любим. Колокольчика нашего… С ее нелепой, несчастной любовью к Нойману. Так и стоит она у меня перед глазами на выпускной виньетке, с упругой косой и пухлыми щеками, в белом фартуке с комсомольским значком. Сколько раз разглядывала я эту виньетку и шептала эти имена, родные имена.
«Колокольчикова Клара Равилевна».
Вспомнила ее и на той последней встрече, где она была… Сорок лет окончания школы, большой банкет вместе с ашниками и вэшниками, в ресторане одного из вэшников, с кучей понаехавших из-за границ наших успешных товарищей, с оркестром и танцами до рассвета. Кларка была в чем-то сиреневом или лиловом, кажется лиловом, с короткой стрижкой, чуть более худая, чем до того, но до того она была чуть толще, чем до того. Она была такой же, как всегда, – улыбчивой, приветливой, непьющей. Но это она, точно она, да, именно она, Кларка, сделала тогда стенгазету, монтажик такой из старых и новых фотографий, с угарными подписями. Это точно она сделала, я вспомнила. Мы еще ей наши фотки современные по е-мейлу пересылали. А на встрече она почти все время сидела рядом с Аликом Нойманом – седым, как лунь.
Помню, я хотела тогда поговорить с Аликом, расспросить о Гамбурге или где он там, но не подошла… Алик Нойман очень изменился за двадцать лет. Мы-то каждый год видимся и не меняемся. А его двадцать лет не видели – и вот он, шок. Уезжал – стройный, подтянутый, успешный, наш презент Европе, и притом весьма приличный презент. Приехал – седой, одутловатый старик. Надо же, как матушка Ойропа корежит человека. Вот уж не ожидали. Думали, он там шикарно устроился и ведет, как положено, здоровый образ жизни, нарушаемый исключительно ради Октоберфест. Ан нет. Алик, Алик…
Он почти все время сидел с Кларкой, и мы их не трогали. Мы вообще никогда их не трогали, сладкую парочку. Да мы вообще никого никогда не трогаем, мало ли. Со стороны ведь не разберешь, что у них и как, почему не сложилось, почему, как ни встретятся, так сидят весь вечер рядышком и молчат, почему в семьдесят пятом году Кларка плакала в колхозе, почему на выпускном Нойман напился, подрался, а Кларка вытирала с его щеки кровь. Откуда мне знать? Я же не близкая подруга – так, одноклассница. И есть ли у нее близкие подруги? В нашем классе – точно нет.
Взволновал меня, в общем, Аськин звонок, заставил порыться в памяти, в комп залезть, фотки посмотреть. В «Одноклассниках» у Семафоровой на странице специальный альбом есть, куда она фотки со всех наших встреч выкладывает. Остальные ничего не выкладывают, потому что Семафорова наш архивариус, и выкладывает все! Память меня не подвела: вот он Алик, вот Колокольчик. В лиловом. И Райка вот, тоже приезжала на ту встречу. Почему не позвонила, зараза?
В общем, на следующий день отправилась я на собрание октябрятской звездочки.
Звезда получилась аж девятиголовая, для последнего времени это очень много. Нас в Алма-Ате всего-то осталось двенадцать из тридцати пяти. Еще трое в Астане, один – в Атырау. Остальные поразбежались за рубежи. Кроме проблемной Кларки, не пришли трое, до двоих не дозвонились, а Лариска Хван всех целует, но прийти не может, вчера ногу подвернула.
Ну, поначалу на приезжую Райку набросились (она была уже, когда я пришла, поцеловались сдержанно, выглядит средне, даже хуже), стали расспрашивать, как, мол, там у вас.
- Где «у нас»? – смеется. – В России? В Питере? В моей отдельно взятой квартире?
- В целом!
- В целом как всегда.
- Дети как? Внуки?
- Нормально!
Это что, разговор?
Светлов говорит, на правах хозяина:
- Все будут брют?
Мадинка говорит:
- А что это?
Светлов говорит:
- Это шампанское.
Була говорит:
- Ну ты, Хасанова, даешь!
Мадинка говорит:
- Мне чуть-чуть.
Райка говорит:
- Обожаю брют.
Була говорит:
- Ну ты, Раиса, даешь!
Семафорова говорит, доставая фотоаппарат:
- Ну, вздрогнули!
Нурлан говорит:
- Аня, а что ты такая мрачная?
Я говорю:
- За встречу!
Выпили, и дальше лучше пошло. Так всегда бывает.
***
В общем, поговорили о том, о сем. Я сидела, всех разглядывала. Все постарели, не один Алик Нойман на той фотографии. Була болезненно толст, Светлов подозрительно тощ, у Нурлана мешки под глазами, это наши мальчики. Про девчонок вообще молчу, все сдали резко, даже с нового года. Райку я давно не видела, она просто бабушка, благообразная татарская бабушка. По ходу вечера стала пьяненькой татарской бабушкой. Мадинка у нас всегда была миниатюрненькая, френч-стайл. Френч-стайлу свойственно усыхать… Семафорова выглядит тускло, одета плохо… Одиночество никого не красит, в любом возрасте. Аська слишком много язвит и курит. Когда она последний раз выходила замуж – лет семь назад? – вроде бы бросала курить. А сейчас в ее манерах – как пьет, как курит – появилась такая нещадность к себе… бр-р-р…могильным холодом веет. Одна Элечка – ничего. Причесон, прикид. Вид надменный. Элечка у нас – светская дама. Спасибо, что пришла.
Час прошел или два, Мадинка рассказывала про поездку в Таиланд, Була с Нурланом спорили о судьбе Украины, Райка показывала с айфона американских внуков, а Семафорова всех фоткала. Наконец Була говорит:
- Ну, давай, Кадырбаева, выкладывай по Колокольчиковой. В чем проблема, зачем собирала народ? Деньги нужны?
Неожиданно вспомнили про Кларку:
- Да! Да! Что там с Колокольчиком?
- Чего всех сгоношила, Аська? – спрашивает невозмутимый виночерпий. – Мы так поняли, что Клара Равилевна жива и здорова, но из дома не выходит, и сын ее просит нашей помощи?
- Вот именно! Сын просит. Кларка сошла с ума!
- Неужто уверовала? Закрылась?
- Если бы! Хуже!
И Аська Кадырбаева рассказала:
- У Кларки на старости лет крыша съехала! У нее мания. Или фобия. Или филия. Или просто бзик. Она помешалась , стыдно сказать, на Ашутоше Бхате.
Я поперхнулась и долго кашляла. Татарская бабушка участливо била меня по спине.
- А что это? А кто это? – спросила Мадинка.
- Это индийский актер, – вежливо объяснил Нурлан, который знает все.
- Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, – философски заметил Светлов. – И ради этого мы собрались? Чтобы узнать, что одна из наших одноклассниц тешится индийским кино? Это не преступление. Я, например, люблю золотых рыбок.
(И точно, в дальней комнате у Светлова, где курить нельзя, стоят два больших аквариума. Мы в ту комнату ходим секретничать. Еще туда складируют вырубающихся).
- Нет, ты не понял, Леша. Твои рыбки не мешают тебе ходить на работу, пить с друзьями и гулять с барышнями или с кем ты там гуляешь. А Колокольчик три года не выходит из дому.
Вмешался Була:
- Что значит «не выходит из дому»? Объясни.
- Колокольчик вышел на пенсию. Сын купил ему, то есть ей, компьютер. Она стала шарить в Интернете и нашла этого Ашутоша. У нее произошел импринтинг, и она поселилась в Интернете. Нашла себе таких же, прости Господи, ашутошеманок и забыла о долге и семье. С семи утра до двух ночи сидит за компом. А если комп отбирают или ломают, ломки начинаются у Колокольчика. Сыновья, невестки и дочь не выдерживают ее воплей и чинят комп.
Все расстроились и призадумались. Представить себе вопящего Колокольчика было трудно. Про интернет-зависимость все слышали, но чтобы вот так столкнуться… Даже Элечка попросила Светлова подлить ей коньячку.
- А этот, как его… Ашутош преподобный… хоть симпатишный? – спросила Мадинка, сладострастно прищурив глазки.
- Да какая разница! Будь он хоть орангутангом! – воскликнула Аська. – Импринтинг!
- А что такое импринтинг? – спросила Мадинка, и Нурлан разъяснил.
- Бедный наш Колокольчик, – вздохнула Мадинка. – Но, по-моему, это не к нам, а к психиатру. И вообще, мне индийское кино никогда не нравилось.
- Да кому оно нравилось? И кому оно вообще может нравиться? – надменно сказала Элечка. Она у нас известная снобка.
- Индийское кино любят полтора миллиарда человек, – резонно возразил Нурлан.
- А что! Я люблю индийское кино! – сказала Райка с вызовом.
- Ты не в счет, тебе положено по специальности, – успокоил ее Светлов (Райка у нас востоковед).
- Вернемся к делу, – сказал Була. – Я так понял, сын хочет, чтобы мы ее извлекли из Интернета и вернули в обычный мир?
- Ага.
- Но как это сделать?
- Ага, как это сделать, если сыновья, невестки, дочь, зять и внук не в силах.
- Внучка у нее.
- Хорошо, пусть внучка. Тем более!
- А ей кто-нибудь звонил? – спросил Була.
- Я звонила на новый год, – сказала Семафорова. – Она была как всегда. Ничего особенного. Рассказывала про внучку Аечку.
- Ага! Это уже хорошо. Она помнит имя внучки. Что она рассказывала?
- Что внучка научилась читать и печатать на клавиатуре.
- А еще что?
- Больше ничего!
- Деменция! – саркастически ухмыльнулась Элечка.
- У кого, у меня что ли? – обиделась Семафорова.
- У Кларки! – посмотрела на нее Элечка с таким видом, что Семафорова обиделась еще больше
- А я посылала ей открытку по е-мейлу, – сказала Аська. – Но я всем посылала. Веерная рассылка. Она не ответила.
- И больше – никто? – Була обвел собрание грозным взглядом.
- Я в Фейсбуке сижу, – сказала бодро татарская бабушка. – Там всех и поздравляю. Но Колокольчика там нет. Там вообще наших нет.
- Я там есть, – сказала я. Хотела саркастически ухмыльнуться, но вышло криво.
- Под каким ником? – спросила она тихо, entre nous. – Пришли реквест.
- А у меня вообще нет компьютера, – сказала Мадинка. – Я на даче цветочки выращиваю.
Разговор какое-то время потоптался на месте.
Наконец Нурлан спросил:
- А где она висит, в Интернете-то? Где она общается с этими, как ты сказала, – «ашутошеманками»? В «Одноклассниках»?
- В «Одноклассниках» ее нет, – сказала Семафорова.
- В «Моем мире»?
Все пожали плечами. Может быть. Нас там нет.
Но Аська сказала:
- В «Контакте». Сын сказал, в «Контакте», я помню. Кто у нас в «Контакте»?
Все пожали плечами.
Нурлан сказал:
- Это детская сеть. Там наши внуки. Или дети, застрявшие в детском возрасте.
Була сказал:
- Отлично! Пусть кто-нибудь из нас запишется в Контакт и вытянет оттуда Кларку.
Все уставились на меня.
- Ну почему опять я?! – возопила я. Я так и знала.
- Опять?
- Ну да. Кто вытягивал Петрова в третьем классе, Махмутова в пятом, Жунусова в восьмом, а Пилипчука в девятом?
Татарская бабушка ласково посмотрела на меня:
- Ты справишься, Анюта. Ты справишься, Заинька. Лешенька, свари-ка ей кофейку.
***
Нурлан, Була и Светлов быстро разработали план моего внедрения в «Контакт» под ником «Бэлла». Не отходя от кассы, Светлов вывел «Контакт» на большой экран (все потягивали коньячок и похихикивали надо мной), «зарегил» меня, прицепив в качестве «авки» какую-то волоокую индийскую диву, и стал искать Колокольчика. Найти Колокольчика оказалось трудно. Под своим собственным именем Клары Равилевны она не значилась, а под именем «Ашутош Бхат» значились, по крайней мере, сотня индивидуумов и пятьдесят сообществ по нескольку тысяч человек в каждом. Я разозлилась не на шутку:
- Слушайте, поручите-ка это кому-нибудь другому! Мне что, делать больше нечего, как этих ашутошей перебирать? Да и вообще дурацкая проблема, по-моему. Ну, нравится ей индийское кино, ее дело. Она никогда не была интеллектуалкой. Да и вообще. Мало ли с кем может случиться. Я сама в девяностых годах «Санта-Барбару» смотрела. Пятьсот серий, наверно, отмахала, и ничего. Где вы были тогда? Никто меня не спасал из этой бездны!
Все пожали плечами и стали собираться. Ну, хочешь не хочешь, как хочешь. Колокольчика жалко, конечно, но в принципе, каждый живет, как знает. Какое наше дело. Время позднее. Только мы все работаем, а ты нет, живешь одна, телевизор смотришь, зомбируешься целый день. Тебе не скучно? Не стыдно? Мы тебе дело предлагаем, а ты сачкуешь.
В общем, начали на совесть давить, особенно Була старался.
Разъехались на двух машинах. Кто на Буле (у него персональный водитель –хмурый такой амбал, русский), кто на Нурлане, он у нас не пьет. Мадинка у Светлова ночевать осталась, ей сын с невесткой спуску не дадут, если она среди ночи вот так завалится.
Едем в нурлановской машине. Пьяненькая татарская бабушка посапывает у меня на плече, делает вид, что все отлично.
Нурлан говорит:
- У нее наверняка ник какой-нибудь значимый. Символический. Колокольчик. «Клара Белл», например. Или «Джингл Белл». Поищи.
А я говорю:
- Слушай, Нурик, а ты об Алике Ноймане ничего не знаешь? Ты же все знаешь. Что-то никаких вестей от него.
А Нурлан говорит:
- Да он же в Германии.
Знаю я, что он в Германии. И что, если в Германии, то теперь можно о нем не спрашивать?
Разозлилась еще больше.
***
И недели две злилась и не знала, что делать. Райка между тем улетела в Питер. А перед этим мне позвонила. Свою сотку я ей не дала принципиально, но она позвонила мне домой по старому номеру. Я не успела предупредить сына, что меня нет ни для кого, и мне пришлось слушать ее болтовню. Она не знала, о чем говорить, и поэтому говорила о Колокольчике – нашла ли я ее и прочее. Я сказала, что не искала. Тогда Райка сказала, что у нее есть одно предположение:
- В «Контакте» в одной из солидных и действующих групп фанатов Ашутоша есть админ – ты знаешь, что такое админ? – (вот язва!) – ну вот. В одной из ашутошевских групп есть админ, вернее, админша, зовут Аля Нойман. Понимаешь? По-моему, это наш сабж и есть.
- А почему бы тебе самой туда не внедриться и не проверить? – возмутилась я и, считаю, справедливо. Нет, скажите?
Ну, в общем, она мне что-то наплела про какой-то доклад, что, мол, ей некогда, что у нее три дедлайна горящих и куча деток на хвосте, в общем, как всегда, сделала вид, что она одна занята, а все погулять вышли. На том и расстались. Она, правда, взяла с меня обещание писать ей в «Фейсбуке». Ага, жди.
Я несколько дней пораскачивалась, позлилась, а потом все же не выдержала, залезла в этот чертов «Контакт», поплевалась на волоокую диву, которая была призвана Светловым изображать мою несчастную персону, нашла эту идиотскую группу и подала эту дурацкую заявку. Через две минуты заявка была принята, и я вступила во владения Колокольчика: Аля Нойман была "в онлайне".
Провела рекогносцировку. И стало мне скучно, грустно… Пять с лишним тысяч участников, боже мой. И, похоже, все люди любят этого, как бишь его. И выражают ему свою любовь. Ну, положим, не все, а некоторые, активные. И что представляет собой эта фанатская активность? Фотки, фотки, фотки (одного и того же человека) на так называемой «стене» и в так называемых «альбомах». Вешают, вешают и вешают, то есть постят, постят и постят. Прости Господи.
Стену эту, или точнее сказать, ленту надо как бы крутить или отматывать от последних выставленных фоток к более ранним, альбомы надо пролистывать, нажимая кнопку на мышке, чтобы открылась следующая фотка. Если хочешь, можешь нажать кнопку «нравится». Если не нравится, то ничего не можешь нажать. Но если просто пропускаешь, то остается неясным, не нравится тебе или лень нажать или еще что. В группе пять тысяч человек, а «лайков» (то есть нажиманий на «нравится»), пять или двадцать пять, максимум. Что это значит? Что всем не нравится или никто не видел?
В общем, бред сумасшедшего.
И что, всей этой ерундой наш Колокольчик заведует? Да ведь это какое-то помешательство в квадрате. Да ведь это какой-то идиотизм и не то слово. И как теперь, думаю, к нашему помешанному Колокольчику поступиться? Вопросы, что ли, задавать про этого как бишь его?
Ну, подумала и написала:
“Здравствуйте, уважаемая Аля! Как я рада, что попала в вашу замечательную группу! Здесь так интересно! Здесь так необычно! Ашутош - мой любимый индийский актер! Я его просто обожаю!”
Самое смешное, что Колокольчик откликнулся! Но как-то очень сухо и отстраненно, как не свой:
“Здравствуйте, Бэлла! (“Бэлла” - мой ник в “Контакте”, прости Господи!) Мы рады вас приветствовать в нашей группе. Надеемся на ваше активное участие. Только изучите, пожалуйста, правила группы”. И ссылку еще прицепила Кларка на эти самые правила.
Изучила я правила. В общем, все можно, кроме повтора фоток, мата-перемата в комментах, расовой розни в любом виде и голой телесности, даже ашутошевской (последний, кста, настолько не в моем вкусе, что от такого количества его портретиков меня затошнило, что называется, с места в карьер). Да и чтобы постить, нужны раритеты, а где их взять?
Пишу опять:
“Здравствуйте, Аля! - обошлась теперь без “уважаемой” - А можно задать вопрос?”
Колокольчик тут же:
“Пожалуйста!”
“Где брать раритеты?”
Колокольчик:
“В Сети”.
Немногословен, однако.
Пришлось лезть в Сеть, искать эти чертовы раритеты, тащиться обратно в группу к Колокольчику, искать три часа, не повтор ли - и обнаруживать, что повтор. Да какого черта я буду тратить на этот бред свою драгоценную жизнь?
Вдруг, пару-тройку дней спустя, Колокольчик сам мне пишет, и, главное, поласковей:
“Извините, пожалуйста, Бэлла. Вы из Казахстана?”
“Ой, а как вы догадались?”
“Я админ, и у меня с вашим появлением в группе активность из Казахстана стала высвечиваться”.
Высвечиваюсь я у нее, надо же!
И дальше пишет:
“Вы, случайно, не из Алматы?”
Алма-Ата, стало быть, не высвечивается. Думаю, колоться или не колоться?
“Да, из Алма-Аты”.
И вдруг Колокольчик - можно сказать, восторженно:
“О, я так рада! Я ведь алматинка. Так приятно, что среди поклонников Ашу немало алматинцев”.
“И в вашей группе есть?”
“В нашей группе есть, но мало. Мы дружим”.
“Как здорово!”
И вот тут-то я перешла в нападение! Партийно-октябрятское задание жгло мое сердце: с Кларкой надо встретиться с глазу на глаз!
“А давайте мы, алматинцы-ашутошевцы, встретимся в реале! Отметим годовщину его первого релиза! Через месяц, кажется?”
(Я выучила слово “релиз” и придумала мало-мальски приемлемый повод).
“А давайте!” - вдруг ответил Колокольчик после двадцатиминутного раздумья, во время которого я тупо глазела в экран и сжимала кулачки.
“А давайте!” - возликовала я.
***
Прошел где-то месяц или даже полтора. Я каждый день исправно ходила в группу и лайкала колокольчиковы раритеты. Запостила пару рецензий на тошнотворные фильмы Ашутоша (фильмы сами глянула одним глазом на ютубе, перескакивая то и дело вперед и осилив каждый за десять минут вместо положенных трех часов). Томную “шоколадную” физиономию Ашутоша видеть уже не могла. Но за счет пространных кларкиных комментов выучила, кажется, всю его подноготную. Мне казалось, что теперь уже не Кларка, а я сама тихо схожу с ума.
Между тем сын кларкин продолжал давить на Светлова, Светлов на компанию и все хором - на меня. Даже Райка, татарская бабушка, участливо давила через свой Фейсбук. Я - куда деваться - начала давить на Кларку (опускаю расшаркивания):
“Когда же встреча?”
“Я согласовала с Клэр, она согласна в ближайшую субботу. Вам подходит?”
(В субботу у меня ученики… Ладно, попробую сдвинуть на утро…)
“Подходит, - пишу, - часов в пять. В кафе “Болливуд”? Я просто обожаю индийскую кухню!”
“Может, пораньше, в четыре? Клэр предлагает в кафе “Нептун” - знаете, где это? Улица Джандосова. Морская кухня”.
“Почему “Нептун”? Какая такая морская кухня в Алма-Ате?”.
“Не знаю, но так предлагает Клэр. Она, видимо, не любит индийскую кухню”.
Я тоже не люблю индийскую, у меня от нее изжога, но тут надо держать фасон.
“Ладно, договорились. Погуглю вашего Нептуна. Ой, простите , Аля! А как мы узнаем друг друга?”
“Я фотографию Ашутоша поставлю на столик”.
“Как романтично! Прямо шпионский роман!” - отправила мессидж и тут же кинулась смотреть, кто такая эта Клэр.
И не нашла.
***
В общем, выполнила я задание и выманила чокнутую Алю-Кларку в реал! Это я опустила еще описание своих страданий, чтобы не утомлять. А уж сама-то как утомилась! Теперь уже Нурлан, Светлов и прочие должны были вступить в игру и поиграть в шпионов, следователей и психотерапевтов. Звоню Светлову и говорю, так и так, мол Кларка выходит в реал! Выныривает из морских глубин. Или выбирается из сетей и сигает в морские глубины. Ресторан “Нептун”, все такое. В субботу, в четыре часа. Предлагаю прийти всем. Общий, так сказать, сбор! Чтобы не я одна с нею воевала!!!!
- Да ладно, ладно! Молодец. Умница. Я всех обзвоню.
- Спасибо, Лешенька. Там еще Клэр какая-то будет, ашутошеманка. Ашуфанка. Весьма таинственная. Причем наш Колокольчик от нее без ума, похоже. По ее велению тащит нас к черту на кулички на край города. Под нее подстраивается все время. Имей в виду.
- Посмотрим.
До субботы было три дня, и Светлов обзвонил всех, кроме кларкиного сына. Решили, что дело это наше личное. Класс классом, а семейство семейством. Нас Кларка как Колокольчик интересует в плане возвращения к жизни, а не как чья-то матушка или бабушка. Вот такие мы диктаторы. Хи-хи.
Поехали на двух машинах - на Нурлане и на Буле, как всегда. Набились по пять человек, Элечку и Мадинку на колени усадили, как маленьких девочек. Пацаны по дороге шутки шутили, а я нервничала. Ой, как я занервничала вдруг! А вдруг я предательница? А вдруг меня ребята подставили? А вдруг обидится Колокольчик? А вдруг обидится навсегда? А вдруг решит, что все мы предатели злостные, интриганы гадкие, обманщики мерзкие и лезем в ее личную жизнь грубыми сапогами? И я хуже всех….
Уфф!
Так нервничала, что даже татарской бабушке в Питер позвонила по ватсапу. Позвонила - и пожалела.Мы, говорю, едем на дело. Выманили Колокольчика и будем его теперь воспитывать. Пропесочивать. А татарская бабушка возьми и скажи (усугубив):
- Нехорошо получается. За что ее пропесочивать? Может, она реально в этого Ашутоша влюбилась? А любовь, Анюта… Это инфатуэйшн...
Бросила я трубку. Инфатуэйшн хренов! Мало нам импринтинга? Мало нам фанатизма?
Любовь, черт ее дери. Моя любовь тридцать лет назад уплыла. Или сорок. Золотая рыбка, мать твою! В морские глубины, блин!
***
Приехали. Огляделись. Нашли. Высадились. Пошли. Входим. Видим.
***
А вы знаете, я уже коду пишу?
Догадались?
Стоит в углу столик с фотографией Ашутоша. Сидит за ним наша Клара Равилевна Колокольчикова (или Аля Нойман?) - блистающая и сияющая, как персидская луна. И смотрит на нас лучезарно и счастливо. И мы подходим - Нурлан, Була, Петров, Светлов, Семафорова, Элечка, Аська, Мадинка и я, в таком порядке. И я вижу Кларку из-за широкой спины Петрова. И Кларка сияет. И Кларка хохочет. И Кларка встает, распахивает объятия.
А я семеню, внутренне жду, когда бить будет. Да нет, думаю, Кларка просто думает, что случайность! Что это мы встречу одноклассников у Нептуна замутили.
Ах, Петров, Петров! Недаром я так люблю рядом с тобой фотографироваться. Ты такой шкаф! Ты такой широкий, мой брат. Это из-за тебя я не сразу заметила Клэр. Сияющую, счастливую Клэр.
А Клэр между тем встает нам навстречу, распахивает объятия.
И, конечно, это Алик Нойман, седой как лунь.
Танцуй, танцуй, Колокольчик!