КТО ИСТ ХУ.
Кто ист ху?
© Последний Секретарь.
Фасмер утверждает, что первым слово патриот употребил в русском языке Пётр Первый.
По Фасмеру это позднее заимствование через нем. Раtriоt или непосредственно из франц. Patriote – «сын отечества» от ср.-лат. patriota, греч. Patrioth «земляк, соотечественник».
Один великий человек сказал:
«Патриотизм – отнюдь не первая добродетель... Но иногда патриотизм остаётся последней добродетелью».
Если ты не патриот, то кто? Отморозок? Коллаборационист? Однозначно, унылый пессимист.
Примечательно, что в русском языке гармонично прижилось иноземное слово патриот.
Также примечательно и то, что в русском языке не нашлось слова, противоположного по смыслу слову патриот. Это означает, что русскому человеку генетически присущ патриотизм.
Наиболее точно, пожалуй, характеризует человека, который не любит отечество, слово отморозок.
Был ли Последний Секретарь патриотом? Как говорит мой друг Ваня, закончивший вторую четверть с одной четвёркой, «во, блин, вопрос!».
Может блин, а может, пирог. А вопрос не такой уж простой.
Кому-то смутно памятен (бьюсь об заклад!), так называемый, апрельский пленум, на котором, кроме планов ускоренным темпом достроить светлое будущее, приняли решение вырубить все виноградники к чертям собачьим. Народные массы решено было поставить в километровую очередь к винно-водочным прилавкам и неумолимо двигаться всей очередью к сухому закону.
Вождя же планировалось впредь именовать не Секретарём, а президентом.
Старики сразу почуяли недоброе. Они-то знали из рассказов бабушек и дедушек: перед первой мировой войной Последний Царь объявил сухой закон. Не прошло и пяти лет, как царь сгинул. Сгинула и вся держава.
Так оно и на этот раз вышло. Правда, Последний Секретарь успел-таки побывать Первым (и Последним) Президентом.
Если считать патриотом того, кто желает, чтобы отечество стало лучше, то, пожалуй, Последний Секретарь – вполне себе патриот. Разве ж плохо было намерение сделать так, чтобы не один с сошкой, а четырнадцать с ложкой? Другое дело, что хотелось-то, как лучше, а вышло, как всегда. ©
Те, кто с ложкой, не хотели браться за сошку. И повернулись к Последнему задницей.
Всеми силами теперь расплодившиеся вожди пытаются полюбить новую, исключительно малую родину, охаивая прежнюю, большую. Одновременно, с разной степенью успеха, пытаясь сесть ещё какому-нибудь кормильцу на шею, не выпуская из рук большую ложку. Да только бескорыстно кормить дармоедов охотников нет. Как только кормилец достигнет каких-то локальных целей, так ложку сразу отбирает. И безложечные снова заявляют о братских чувствах к прежнему вековому кормильцу. Справедливо полагая, что русский мужик добрый, он веками кормил бескорыстно, не откажет помочь.
Родина - не санаторий в Сосновом Бору, откуда мы можем уехать, если он нам не понравится. Не ваш сосед, от которого вы можете переехать на другую улицу. Не ваша жена, от которой вы можете уйти к продавщице Мане из винного магазина. Родина - это место, где вы появились на свет в результате счастливой любви. То есть, то место, где были счастливы ваши родители. Та берёзка, та рябина, куст ракиты над рекой. Вишнёвый сад. Колосящееся поле.
Если кому не нравится рябина - живи себе среди саксаулов. Или мангров.
Патриот всегда оптимист. Антипатриот всегда пессимист. Если вы кого-то любите, то и счастье его и несчастье умножает вашу любовь. Если вы любите Отечество, то и радостные и печальные мысли о нём усиливают вашу любовь.
Любовь всегда бескорыстна. Подобно тому, как женщина, которую вы полюбили, расцветает, так расцветёт, рано или поздно, ваше отечество.
Пессимист – непатриотичный элемент мироздания. Он хочет, даже требует, чтобы отечество его любило. Тогда и он, якобы, полюбит отечество. Как бы не так! Не полюбит он отечество, потому что неспособен на любовь. Он не любит ни человечество, ни самого себя.
Портрет такого пессимиста, сдристунвшего после девяносто второго года под сень условных саксаулов, единообразен, как штамп.
Неважно, как его звать. Пусть это будет Галкин, Чалкин, Палкин, Малкин, Залкинд или Марусидзе. Биография его типична, её можно писать под копирку. Прадед нашего героя держал лавку контрафактных товаров где-нибудь в Бобруйске, мечтая о более светлом будущем. Дед его взялся за строительство этого самого светлого будущего. Для чего экспроприировал экспроприаторов, комиссарил в продотрядах, строчил доносы на соратников, загонял крестьян кого в колхозы, кого на Беломорканал, за что в тридцать седьмом году и получил по заслугам, как сочувствующий троцкистам. Отправившись строить другие каналы и шахты. Папа нашего героя отрёкся от недостойного родителя и сменил фамилию Чалкин на Палкин. Но так же, продолжая отцовские традиции, строчил доносы на соседей и школьных учителей. За что был принят в члены.
Судьба же самого нашего героя была вполне безоблачна. Никто не узнал, что наш Палкин – внук троцкиста Чалкина, его вовремя принимали в октябрята, пионеры и комсомольцы. Он благополучно дослужился до почётной и прибыльной должности старшего товароведа в каком-нибудь Бердичеве. Или там, как любят выражаться на этом сайте сочинители с отсутствием чувства юмора, Мухосранске. С его ухабистыми дорогами, коммунальными халупами и антисанитарией колхозного рынка. Регулярно получал почётные грамоты от руководства. И, всем на удивление и зависть, быстро продвигался в очереди на вступление кандидатом в члены. Что открывало дорогу в директора магазина, а то и (аж дух в мечтах захватывало!) в заведующие базой. В-общем, в самое, что ни на есть, светлое будущее.
Как вдруг грянуло! Объявили всем, что светлого будущего не будет. И что вся жизнь палкинских (чалкинских) предков была прожита зря. Что за жизнь наступила! Завсклад идёт – мы его не замечаем, товаровед идёт, мы на него плюём, директор магазина – как простой инженер. ©
И Чалкин-Палкин сдристнул из так жёстко обошедшейся с ним страны под сень то ли олив, то ли саксаулов, то ли ещё куда. Трудно быть патриотом человеку, который много лет обходится без привычного общества.
Там, под сенью олив с удивлением увидел он куда более мягкий климат, ровные дороги, опрятные дома и полное отсутствие колхозов и почётных грамот. Понравилось Чалкину такое бытие. Всё это наш Палкин счёл собственной заслугой. И всем этим возгордился даже сильнее, чем прежней своей почётной должностью товароведа. У нашего Палкина ни тени сомнения нет, что всё это благополучие создано именно для него, Палкина-Чалкина. И так уж его распирает поделиться своей гордостью и своим убогим счастьишком, обретённым на новом месте, с никчёмными бердичевскими обывателями, оставшимися там, откуда он удрал, испугавшись потери светлого будущего, о котором так мечтали все его предки и вся родня.
Оттуда, из-за бугра, он с гипертрофированно показным сочувствием обращается к бывшим согражданам, кляня их разбитые дороги и повседневные помойки, мизерную пенсию и наследованные коммуналки.
Нормального человека раздражают люди, лишенные патриотизма. Раздражают своей неискренностью и недоброжелательством. Такой тип скрывает, как ему приятно говорить гадости. На самом деле он хочет уязвить, а не помочь.
Один такой Чалкин написал из подворотни своему соратнику: "Вы Евгений сильный человек: сумели даже что-то прочитать у этого белебердуна, а я не смог, от одних заголовков (100 лет В. И. Ленину
100 лет В. И. Ленину - рассказы, 23.10.2015 21:55) чуть не вырвало".
Всё как по трафарету. По-чалкински. Когда того требовала конъюнктура, чалкины блевали публично то от заголовков имени Троцкого, то от имени Зиновьева, то от имени Каменева, то от имени Сталина, то от имени Хрущёва, то от имени Брежнева. Едва поступала команда поносить очередного покойника и блевать. Теперь вот чалкины могут поносить всех покойников сразу. И от этого у чалкиных эйфория.
Примечательно, что представитель чалкиных откровенно назвал собственные словоизрыгания блевотиной (чуть не вырвало беднягу). И эту свою блевотину чалкины интенсивно тиражируют в сети.
Чалкины, изображающие из себя доброжелателя, лицемерно обращаются из-за бугра к бывшим соседям: «Как жаль, что вы так бедны и не устроены». На самом деле Чалкину нисколько не жаль. Чалкин хочет показать, своё превосходство над ними. Показать свою заслугу там, где его заслуги и нету никакой. Как будто это именно его заслуга в том, что кусок хлеба на новом месте потолще, чем в его прежнем, ныне далёком, Бердичеве.
«-Как вам там плохо, - вещает Чалкин, - а мне здесь так хорошо»!
Это не сочувствие, это чванство.
Но не только желание уязвить тех, кто предпочёл отечественный тощий кусок хлеба толстому забугорному, движет Чалкиным-Палкиным. Чалкина гложет жесточайшая ностальгия по своему галантерейному складу, где он был полным самодержцем. Куда приходили к нему с чёрного входа, непременно по рекомендации, с поклоном, и врачи, и инженеры и токари и даже сантехники, за вечным дефицитом. Гложет ностальгия по не полученному партбилету, который он так и не успел получить в связи с неожиданной блажью Последнего Секретаря. По заброшенным теперь могилкам своей комиссарской родни до четвёртого колена. Да и просто по ухабистым дорогам родной Жмеринки. Или как там его?...
И эта ностальгия говорит о том, что и чалкины, пусть и своеобразно, по своему, испытывают пусть, может, и не любовь к отеческим гробам, но, хотя бы, тоску по ним. И чем более они ностальгируют по покинутому отечеству, тем более ругают и отечество и его обитателей.
Разная бывает любовь.
Если вы любите отечество разумно, расчётливо, по определённой причине, вы, в стремлении сделать отечество лучше, скорее всего, его испортите. Если же любите без причины, бескорыстно, просто потому, что это земля ваших отцов, ваше наследие, здесь ваши корни, вы его непременно улучшите.
То-то и вышло с Последним Секретарём. Хотел, как лучше, а вышло…
Как вышло...