Детство.
Дереализация, безусловно, довольно мучительная штука, особенно если по ночам сопровождается немотивированной тревогой, но она открывает глаза. От неё взрослеешь. Она тенью крадётся за некоторыми из героев Булгакова и Набокова. Но, это будет всё потом, а пока…
… лежит на боку неподалёку от уличной обочины, на бетонной дорожке у кирпичной стены хрущёвки, кошка. А может, и не кошка вовсе, а кот – чёрт её знает – когда раздавлена вся задняя часть тела, включая конечности. Вместо конечностей какое-то тряпьё! Кошка остервенело облизывает гигантскую рану, также остервенело, аж до хрипоты, урчит. Зелёные блестящие мухи облепили ей глаза, облепили и рану, и все жидкие выделения из неё. Маленькому мальчику жалко кошку, он склоняется над ней, проводит рядом несколько минут: мальчик и рад бы помочь, но не знает как. Он, вероятно, вынесет на обратном пути от бабушки кусочек колбасы для кошки; вероятно, её уже не будет на месте, и, вероятно, он подумает, что кошка уползла под соседний гараж и забылась оздоровительным сном, так как, несмотря на то, что солнце ещё не скрылось (яркое жёлтое светило и не менее яркое голубое безоблачное небо над головой), стоял уже довольно поздний вечер. Конечно же, кошке поможет глубокий оздоровительный сон, даже, не смотря на то, что всю кошку уже облепили зелёные мухи! О, детство! Великое, яркое и всеверящее детство! Всеверящее во вседобро и всепрощение.
Мухи – это не самое страшное. Даже, благо. Эти самые – зелёные – как раз откладывают свои яйца на тело, а их личинки лучше любого хирургического скальпеля, зелёнки и бинта справляются с ошмётками мёртвой гниющей плоти, а живую – не трогают: в природе всё оправданно. Да и кошка знает своё дело – остервенелое урчание – защитная реакция организма, ответ не только на удовольствие, когда гладят, но и на стресс, на боль. Но, вот, собаки? Бесчисленные бродячие собаки? Вряд ли они дадут кошке доползти до гаража – там, всё-таки, метров десять до него, и за те час-два, что мальчик гостил у бабушки, эта десятка для раненой стала десяткой в десятой степени. Но, в тот длинный солнечный вечер мальчик ещё не был знаком с теорией вероятностей, а посему, кошка уже спала под гаражом…
Отрочество.
Когда же повзрослевший мальчик уже имел представление и о теории вероятностей, и о личинках зелёных мух, и о не всегда милых барбосах, которые только и способны на то, как дружелюбно вилять хвостами и пускать слюну с высунутых языков, рабски поскуливая, мир для него стал другим. Ни тем «пластмассовым» егорово-летовским, что «победил», но, всё же, другим, где люди – марионетки, а дома, машины – только пародии на себя. Однажды, когда он шёл на трамвайную остановку, мальчик ощутил всю полноту нереальности и ущербности этого мира: люди, как куклы, шевелили своими кукольными суставами ног и рук, игрушечные машинки катились по дорогам в череде какого-то понятного только им хаоса. Бессмысленное убогое существование всего окружающего. И вечера уже не такие долгие и солнечные, и голубая высь небес – как театральная заставка для той постановки, что разыгрывалась под ними ходульными персонажами.
И кошку, конечно же, тогда добили более жизнеспособные хищники. И ещё миллионы таких же более жизнеспособных добьют миллионы менее жизнеспособных – но от этого не перестанут быть ходульными. Очень жаль, что мысль лишилась былых ярких образов, голова больше не полнится идеями, и только одинокий внутренний голос остаётся с тобой. Да и тот способен лишь на последовательное повествование, лишён параллелей и аллюзий – перегорит лампочка идеи в этом последовательном соединении и прощай мысль. Да и критики и самокритики этот внутренний голос по большей мере лишён – когда садишься не в свой трамвай, потому что всё равно, куда ехать. Отрешённость, порой сменяющаяся отчаянием…
Юность.
Отрешённость не может быть вечной: половое влечение и жажда самоРеализации берут верх над деРеализацией. Небо уже не так празднично, как в детстве, но и не так декоративно, как в отрочестве. Кошки – не такие живучие, но не так уж и часто дохнут, чтоб каждой посвящать по странице текста. Да и общество в целом – хоть и марионеточное в своей массе – блистает искорками интеллекта, оставаясь притом всё также шарнирным, шаблонным и ходульным. Хотя бы, более объёмно выглядит – и то ладно (пишу с улыбкой «более объёмно», потому что не могу подобрать удачного описания, хотя это совсем и не так). Не знаю почему, но декорациями жизни я никогда не видел деревья и камни: и в минувшие дни, и в настоящие – чувствую наибольшее умиротворение, находясь только в их окружении – всё тихо, замерши, с претензией если и не на вечность, то, хоть, на покой!
25.02.2017 г.