В предыдущей главе: Принцесса Тиссария едет в ставку маршала. Там она в последний раз видит мёртвую Эгрен Ежиху. Друзья последней остерегают девушку: здесь творится колдовство. Они же забирают с собой мелкого воришку Рема, оказавшимся уроженцем того же поместья, что и Эгрен. С помощью колдовского кольца Тиссария с ужасом разоблачает оборотня Орана Медведя. Проследив за ним, она видит, что оборотень и маршал Валери Янтарная - любовники. Оборотень раскрывает принцессу и, обернувшись зверем, нападает. Гибель неминуема, но помощь пришла, откуда не ждали - от воришки Рема.
Когда разношёрстное войско вступило на холмистые равнины и перелески Мёртвых Королей, почти миновала Винодарова едина. По утрам свалявшуюся траву покрывала снежная зернь, нередко, вместо короткого холодного дождя лицо колол ледяной бус. День укорачивался, и светила едва успевали прогреть землю; небо часто затягивала стальная поволока. А на севере, где за лесами укрылся Горилес, над верхушками далёких сосен набухала сине-лиловая туча. Там сейчас неуютно – мокрая стынь.
Но и в юго-западных землях не легче. Порой влажный ледяной ветер сечёт кожу до крови случайным сором и пробирает до костей; мокнут ноги на холоде, болеет народ – в фургонах обоза задыхаются от кашля мальчишки из передового отряда. Хворали люди, страдая от вшей и клопов. Нескольких человек оставили в деревнях, заплатив местному знахарю за лечение их же лошадьми. Брюшная горячка, лихорадка – болезни, после которых едва ли сможешь держать в руках клинок. Для таких горемык поход окончился бесславно.
Благодаря искусству Ива Заморыша таковых оставалось немного. Но хотя он слыл прекрасным врачевателем, не отказался от помощи ложного, по вине принцессы, собрата – Штьяра. Инородец знал толк в вытяжках лечебных растений, но на расспросы самой Тиссарии невразумительно ответил: дескать, то же, что дурман готовить, только по-другому. Однако ныне редко попадался на глаза, в последнее время перебравшись в фургон Ива, намного отстав от дилижанса полковника.
На зимние квартиры в Морской Предел шло немногим более двух тысяч клинков, не считая интенденсии и прочего люда, их строй растянулся на добрую мелье – четыре тысячи шагов, не меньше. Но и с таким войском мороки с утра до вечера. В книжках про это не пишут.
За десять дней похода останавливались лагерем надолго дважды: вели помывку. В котлах беспрестанно грели воду, мылись, стирались, кипятили бельё. О таком ни Тиссария, ни Моран Колун и слыхом не слыхивали. Но остановки пришлись очень кстати. Ночью принцессу ели клопы и пока не пришла пора лагеря, врачеватель велел мазаться какой-то дрянью, которую не выносила не только жучки, но и сама Тиссария.
Приходилось разбираться со строптивыми дворянами, повадившихся обирать деревеньки, ругать людей поплоше, отлучившихся, – кроме тех, кто пропал – на день-другой в лес охотиться. Скот приходилось пасти воинам, потому как ближе к зиме мясо в тех же деревнях или усадьбах, чьи жители считали себя свободными от законов, было лакомой добычей. Чем ближе к Мёртвым Королям, тем больше стало нападений и, хотя ранеными пополнился обоз, убитых, слава богам, сжигать ещё не приходилось. О дрязгах и говорить нечего, особенно если учесть, что многие взяли в поход свои семьи, вознамерившись просить усадьбу в степных землях. А ещё плакались фуражиры, кашевары, пастухи.
Потому, кроме воинов Валери Янтарной – сотни три-четыре – обученных и пытанных людей набралось немного: отряд «забияк», служилые люди, да егерский отряд из Медвежьей пади. Более, чем скромные усилия рекрутёров на исходе лета.
Хлопот было с избытком, потому никто не ворчал, когда полковник добавила в обоз мальчишку из леса. При войске он слыл пастухом гусей, а в случае внезапной атаки назначен хранителем сигнального горна. Служанки и белошвейки затискали его до слёз, ушили для него сторгованные за медяк обноски, кормили снедью. А так как еду на него не готовили, то мальчишка харчился объедками со стола полковника и был счастлив. «Дготь, дготь», – день-деньской кричал гордым птицам Рем, погонял хворостинкой и те на диво слушались его. Однако иных волшебных свойств за ним не водилось с памятной ночи в лесу.
По короткому рассказу, Рем приходился внебрачным сыном одного из законоучителей, осевшего в поместье Ежовая Опушка. А так как храмовникам запрещено заводить семью, то был он ублюдком. Тем не менее папаша, проводивший большую часть времени за бутылкой с помещиком, порой обращал глаз на сына. Рем худо-бедно обучался грамоте, ораторству, а бегло читать научился сам. Но однажды помещик в пылу хмельного безумия натравил на беднягу собак, провозгласив, что хоть умный, хоть дурак не убережётся от голодных псов. Загнанный в угол, Рем впал в беспамятство, и волшебная сила разорвала свору.
Вместо наложения регистра, помещик повелел сжечь всю семью Рема и на костре от боли и страха мальчик вновь исторг волшебство. На этот раз невольно убив среди люда и свою матушку. Обезумев от горя, он, преследуемый охотниками, всё же сбежал.
До этого от своего отца, в один из немногих вечеров, когда тот отходил от вина, узнал, что по слухам в Риваже творится волшебство, вопреки регистрам. И что в этом вольном городе волшебников не унижают, но воздают почести, а потому город безумцев следует придать очистительному огню. Узнав свою сущность, мальчишка вознамерился идти на юг и отыскать чудесный город. Сама выросшая на историях о великолепном юге, Тиссария и всецело поддержала волшебника, и, пообтесавшись, сомневалась, что в Риваже для него начнётся сытая, весёлая жизнь. Но до поры до времени молчала. Иное занимало её разум: Медвежья свадьба.
Страшная сказка, рассказанная блудницей, предстала перед ней, едва она вспоминала о свидании Валери Янтарной и оборотня Орана Медведя. Той же памятной ночью в своей комнате она сначала приняла вытяжку, полученную от Бриэль. Привычно заныло в животе, а затем сосущая, будто от зуба, боль проросла в голове, веки отяжелели, и пришёл колдовской сон. Тиссария не могла с точностью сказать был ли разговор с конт-майтрой, но уж точно не наяву. Во сне обрывками метались: гонка в Боритель, встреча с блудницей, злоключения с Эгрен, «медвежья свадьба» и маленький волшебник. Будто из неё это вытягивали силком, по капле. Но так же помимо воли она не смогла увидеть встречу с Дюраном Тану и в колдовском сне о нём забыла. Очнулась с тяжёлой головой и долго не могла сообразить, где находится; в сознании всё тот же дурной сон. А она-то надеялась на советы Бриэль.
Подарок старого волшебника вытянула из-под нательной рубахи, осмотрела, даже попыталась найти, как учила конт-майтра, играя в жмурки. Но в сознании глухо. Тиссария с досадой бросила это занятие. Впрочем, говорить с мэтром Дюраном не о чём: ни об Илионе Зануде, ни о Лимиэле Серебряном, ни о кукловоде она сведений не нашла.
Она пыталась разговорить спутников маршала, но у тех день-деньской свои заботы. Орланд Куница на пару с Дином Пёрышко пытались научить рекрутов премудростям боя на скаку. Никакого изящества: бей – и всё. Но оказалось, и к лошадям нужно приноровиться, и сбивать палкой мешок с сеном нужно суметь, и в седле удержаться. По пути учили обращаться с пикой, простому строю и боевому, заставляли поднимать и опускать тяжёлую жердь, чтобы плечо привыкло к работе. Тиссарии это было знакомо, но едва ли она в состоянии показать красивую фехтовку, но этого от рекрутов и не требовалось. Заученный по многу раз удар наотмашь, крепкое плечо, верный глаз – то немногое, что может спасти жизнь в сражении. И эта наука давалась с великим трудом не только вчерашним земледельцам, но дворянским сынам; учителя их уставали не меньше и ни на что другое сил не оставалось. Дядька Моран Колун, учивший безусую молодёжь махать палкой, ворчал: дескать, безладица в войске, никто никому не подчиняется, не принимает его власти.
То же касалось ловкого - по мнению самой принцессы - плана вывести на чистую воду убийцу Эгрен Ежихи. В ту памятную ночь из лагеря отлучались не только мальчишки, вчерашние селяне, но и многие дворяне. Последние были умышлено забыты дежурными, а то, чего доброго могли и покалечить. Недобрая слава, власть золота и громкий титул правили в войске. Последним могла похвастать Тиссария, но только последним.
Порядком скучая, принцесса разговорилась с Дином Пёрышко, отставшим от дилижанса маршала. Был он изгнан от постели хозяйки или по иным причинам – Тиссарию более не интересовали такие мелочи. По бумагам Дин Пёрышко – советник по военным делам для юной принцессы. В первую очередь она желала развить подозрения о кукловоде.
– Бреон Серый, Ваше Высочество – особый нарочный маршала. Он редко бывает в войске. Мрачный и нелюдимый – с ним невозможно водить компанию. Но в опасных походах он незаменим.
– Чем наш поход опасен? – не без интереса допытывалась Тиссария.
– Вы знаете историю Мёртвых Королей? Прекрасно. А о Короле-Без-Имени? Да, в приличном обществе об этом не говорят.
Он уже вознамерился было отстать от дилижанса, но скучавшая девушка решилась на колкость:
– Да, в приличном обществе не говорят. Я – принцесса Тиссария Горная, вы с именем свободных – богач Дин Пёрышко. Думаю, никто нас не осудит.
Столичный щёголь некоторое время обдумывал слова, но, вопреки злорадству Тиссарии, хохотнул:
– Вы проницательны, Ваше Высочество. Разумеется, составить компанию вам не могу, на то у майтры есть иные люди, поплоше.
Удар за удар. Дин Пёрышко не отрицал некоторые услуги маршалу, за которые наверняка пожалован в мэтры, а в услужении принцессы почти триста мальчиков, многие из которых, как купчик Лимиэль, готовы разделить с ней перину в дилижансе.
В другое время щёголь нашёл бы в лице Тиссарии смертельного врага. Но обтесавшись в дворцовой науке, девушка поняла, что не всё шито золотыми нитками, а сочинители поучительных сказок едва ли покидали тёплые кабинеты. Для человека, достигшего некоторых благ и не купившего имя высоких, титулы дворян и принцесс мало что значат, а потому, продолжив с ним разговор, вряд ли потеряешь уважение и интерес к своей особе.
– Я кое-что слышала о Короле-Без-Имени. Под его чёрным знаменем собираются пираты и бьются за него не на жизнь, а на смерть. Уж не ему ли будем противостоять на зимних квартирах? Тогда при чём здесь Мёртвые Короли?
Дин Пёрышко, к удовольствию принцессы, был несколько растерян, но всё-таки продолжил рассказ:
– Несмотря на неуютные края, земля эта богата, хотя бы немалым запасом торфа и железистыми ручьями – источником кричного железа. Конечно, городские цеха наложили запрет на изготовление самоделок, чтобы беспрепятственно сбывать свой товар. Оно и хорошо – меньше времени на обработку земли. В Полессье и Побережном королевстве это привело к оттоку люда в города. А так как в цеха их не принимают, они нанимаются в шахты, работные дома или иные предприятия купцов. Работают за медную монету, а жизнь в городе дорогая, потому берут в долг. А взяв долг у купца, становятся подневольными. Слыхали о повинных людях?
– Это городские работники, – пожала плечами Тиссария.
Несколько повинных работали и на отца и при скудном его доходе были незаменимы.
– Дряхлые старики не упомнят такой неволи. Весёлый Пляс в отсутствии иных городов на сотню мелье в округе богатеет и за счёт труда повинных людей. Кто отчаяннее, бегут в леса и присоединяются к разбойным ватагам. В островных владениях Его Величества Мирнэля Великолепного дела у повинных обстоят ещё хуже, а потому пиратство ширится. Но купцы не желают решать дело с умом. А потому некоторое время назад появился предводитель угнетённых – Король-Без-Имени. Его Высочество, принцесса пограничий, маршал Валери Янтарная, да благословит её Отец, считает, что это кто-то из потомков казённых королей, которые дали этой земле скорбное название. Если у него будут бумаги на право владения землёй и армия, купцы вряд ли соберут войско. А тогда и Морской Предел, и Мёртвые Короли будут во власти этого бунтаря. Придётся платить немалые пошлины и за перевозку руд и древесины с севера, товаров с юга и выход в Великую степь. А повинные бегут к нему и бегут, а потому купцы не пожалели денег на поход, чтобы изничтожить беду в зародыше.
– Вы так говорите, будто сочувствуете бунтарям, – укорила его Тиссария.
– Я, как вы изволили заметить, из простых людей и знаю из жильё-быльё. Но я давал присягу маршалу и потому буду их палачом.
Несмотря на низкое происхождение человек этот не только ясно изъяснялся, но и умел говорить по-умному – не чета хвалёным ораторам законоучителям. Тиссария с неудовольствием это признала.
Мимо бешеным галопом проехала тройка всадников. Принцесса с девичьим любопытством выглянула по ту сторону дилижанса, показалось, что те осадили лошадей перед каретой маршала.
Так и есть. Вскоре нарочный передал указ: полковникам и поручикам собраться у маршала.
Запряжённый шестёркой великолепных буланых лошадей-тяжеловозов, дилижанс Валери Янтарной – ни дать ни взять отдельный кабинет. Семь шагов в длину вполне хватало для удобной скамьи из бука с мягкой набивкой, пары крёсел, лежанки, откидного стола; в нише над козлами – полки с потрёпанными книгами и секретер с изящными резными украшениями. Печь не чадит и чувствуется, как тепло проходит по стыкам и прогревает салон. Для дюжины человек пришлось потесниться, но едва ли это кого-нибудь волновало. Помимо своих поручиков, компании маршала – Дина Пёрышко и Орланда Куницы – принцесса лишь мельком видела остальных: второго полковника, пьяницу и лодыря мэтра Квинэля и его поручиков, интенданта похода. Незнакомыми ей были люди, одетые как ремесленники – в плотные с красной отделкой куртки, полотняные бриджи, чулки и тёплые башмаки на меху, – но при оружии: старых на вида палашах.
– Мэтры, – приветствовала всех кивком головы Валери Янтарная, указала на незнакомцев и добавила: – Это ополченцы из Весёлого Пляса с письмом от шуадье.
Все невольно подались вперёд: «Ополченцы? Да что здесь творится?». Маршал передала бумагу Дину Пёрышко и тот, едва пробежавшись глазами, откашлялся и ясно, громко зачитал послание:
– «Владычице северных земель и пограничий, Его Высочеству, маршалу Валери Янтарной.
От имени Торгового совета Весёлого Пляса и верного слуги вашего, шуадье Эриона Большеголового, вам нижайший поклон.
Довожу до вашего сведения, что до того разбойные ватаги, не раньше двенадцатого числа Винодаровой едины объединились в крупные отряды и под знаменем отправились из леса на холмы. От них вышел большой урон: сожжены деревни, побиты люди. Отряд стражи и военного ополчения Весёлого Пляса, а также деревенское ополчение числом в четыреста человек после битвы на холмах отброшены и ныне обретаются в большой нужде. Разбойники не с дрекольём пришли, но с железом и военными порядками в отрядах. Потому сообщаем, что малый бунт в этих краях не случился и дело окончится большой кровью.
На уговоры начальники их не идут, близящегося войска не страшатся и проявляют большую отчаянность. И если умирают, то с именем на устах лица вам известного как Король-Без-Имени. Мнится, что помимо их нескольких сотен вдогонку им идёт вдвое больше.
В городе Весёлом Плясе волнения не меньшие. Повинные и иной рабочий люд чинят расправы над горожанами, а стражи и без того не хватает. И хотя город мятежникам не взять – о чём Ваше Высочество сами знают, – но боимся, как бы подлый народ не открыл ворота разбойникам. Отправили вести в Морской Предел, но войско ждём не раньше середины следующей едины.
В связи с вышеизложенным нижайше молим Ваше Высочество о скорейшей помощи. Печати великих родов и шуадье прилагаются».
– Это неслыханно, – подскочил в кресле невысокий человек в богато расшитом камзоле – полковник, мэтр Квинэль, брат шуадье города Стародуба что в Побережном королевстве. Был он не трезв и глядел на всех с пьяным изумлением. – Разведчики ни о чём таком не сообщали. Ваше Высочество, ваши люди…
– Они будут держать ответ, мэтр Квинэль, – жёстко прервала его маршал и уже спокойно осведомилась у ополченцев: – Каким числом написано письмо?
– Девятнадцатого, Ваше Высочество, – склонил голову один из них. – Спустя ещё шесть дней на сторОже увидели ваши знамёна и сообщили в западную ставку.
– Так не молчите, – вспылил обычно спокойный Орланд Куница. – Что изменилось за эти дни?
Ополченец дождался знака Валери Янтарной и сбивчиво рассказал:
– Худо всё. Подкрепления мятежникам не идёт, но те справляются. В нашей ставке осталось человек пятьдесят, остальные ушли на подмогу. Очень многие сбежали. Может нам и удалось бы сдержать разбойников, но перелом внесли волки.
– Волки?! Что за бесовщина? – наперебой прервали его присутствующие.
– Простите, Ваше Высочество, – затараторил другой ополченец, постарше. – Истинно – волки, ужасные волки с вашего севера. В наши земли они не заходят, здесь нет для них пропитания. Но мятежники держат их на цепи и в нужный момент спускают на особо упрямых ополченцев, внося большую смуту.
– Колдовство! – воскликнул мэтр Квинэль. – Храмовники здесь далеко, так не пора использовать вашего мага без регистра, Ваше Высочество.
На него зашикали, а Валери Янтарная ледяным голосом осведомилась:
– О чём вы, мэтр Квинэль?
Того, очевидно, проняло и тот, дурашливо улыбаясь, держал ответ:
– Глупости болтаю, Ваше Высочество. Ваш человек – маг и кудесник, больного поднимает из могилы, не чета столичным шарлатанам. Я ныне не советник, пьян.
За безладицей внимательно наблюдала Тиссария. Полковник говорил об Иве Заморыше, не иначе. Возможно, поддалась одна из загадок мэтра Дюрана.
– Сколько мятежников может быть в городе? – задумчиво спросил мэтр Дин Пёрышко.
– Не менее семи тысяч, – смущённо сообщил ополченец. – То есть столько рабочих в городе. Помимо них в три раза больше иных горожан. Две тысячи стражников и народная дружина.
– Да вы никак задумались об осаде, – усмехнулся Орланд Куница. – С самого начала думали об осаде, Ваше Высочество. Две тысячи в городе и четыреста за стенами. Вот гниды же.
– Медведь из берлоги идёт на острогу, – обиделся старик из ополчения, – а мелкий землерой за свою нору горой.
На что житель поместья Еловая Просека поносно захохотал, но его прервала маршал:
– Не время для ссор, мэтры! Вести недобрые, но наши люди знали, что битвы неизбежны. Потому прошу быть суровее и трусам тут же перед строем рубить головы. Где сейчас стоят мятежники?
– Везде есть понемногу, Ваше Высочество, – пожал плечами ополченец, но под жёстким взглядом маршала подобрался и толково добавил: – Небольшими отрядами отовсюду идут. Но большая часть двигается по гоньбе к городу, Ваше Высочество. Это в пяти мелье.
– Каждый из вас, – указав на ополченцев поочерёдно, приказала маршал, – будет сопровождать отдельный полк, – обернулась к остальным, – отделить егерский полк. Поручикам приказываю разбить войско на три части. Мэтр Квинэль – полк южной руки, конт-принц мэтр Симон – передовой отряд из ваших «забияк» (Тиссария даже ахнула), мои люди – головной отряд, мэтр Орланд Куница – лагерь и обоз двигать за мной. Майтра Тиссария – полк северной руки.
Дворяне поторопились выйти. А принцесса так и осталась стоять и никак не могла взять в толк: оскорбили её или нет.
– Мой полковник, – настойчиво воззвал к маршалу Дин Пёрышко, – у многих нет даже клинков и более того пытанных в бою людей и того меньше. В Морском Пределе по договору с купцами должны были выдать ору…
– Всё-то вы учёные мужи знаете, – сварливо отозвалась Валери Янтарная, принимая из рук поджидавших у кареты служанок платье с двойной юбкой для удобства верховой езды и кирасу, шлем и шпагу от оруженосцев. – Вот и попытаем их. А то, что клинка нет – не беда, не заслужили ещё. Только и могут с коня пикой мешок поддеть. Выдайте им то, чем они учились – палки, окованные железом. Майтра Тиссария я вам что-то не ясно сказала? Мэтр Дин, вы будете сопровождать майтру. А теперь – все вон!
Пока ворчала маршал, успели протрубить: «К оружию» – и в строю началась суматоха. Кто познал военные порядки, те присоединились к сотням и ожидали приказов, кто шёл в поход, наслушавшись сказок, стояли дурни дурнями или с жёнками собирали поклажу. Десятники взялись за плётки, и только тогда дело стало налаживаться. Да, это не была старая гвардия, которая ещё осталась в столице Побережного королевства – Великограде, но, когда поручики кое-как исполнили наказ маршала, войско выглядело изрядно.
Не обошлось без жалостливых прощаний в обозе, голосили бабы. Кто-то даже отказывался идти. Пришлось ласкать сталью у горла, бить плетью и малодушным пришлось садиться на захудалую лошадку. В обозе осталось до трёхсот человек простого люда, интенденсии и охраны.
– Да как же это! – по-бабьи кудахтал Моран Колун у занавеси дилижанса, пока служанки помогали принцессе натянуть платье фехтовальщицы. – Как же в горячку-то! А я здесь, как… Коня мне! Коня!
Его рёв стал глуше, а Тиссария невольно усмехнулась при мысли о том, как гигант набрасывается на конюхов, а те от него шарахаются. Когда вышла вон, полки снимались с места. Подлетел Симон Змея, глянул как-то жалостливо и выпалил единым духом:
– Вы в безопасности, Ваше Высочество. Полк северной руки двинется в город, а мятежников мы не пропустим. Не поминайте лихом, майтра Тиссария!
И ускакал, подлец. И решился, должно быть, потому что скоро в бой, а там как бог решит. Тиссария невольно закрыла лицо ладонями, прошептала молитву всемогущему Отцу: защити его, убереги.
Гордо именуемый полком северной руки, на деле войско полковника Тиссарии Горной оказался разрозненным отрядом: немногим более сотни мальчишек из авангарда, пять десятков рекрутов, напоминающих загулявших после ярмарки деревенщин. Их сопровождали несколько людей маршала – знаменщики, хранители знамени: охрового полотнища с чёрной головой дракона. В полк по первому зову вошёл Лимиэль Серебряный со своими людьми – теми немногими, благодаря которым было не так уныло.
Вышли до полудня и, хотя землю пригревало, в многочисленных ложбинах этой холмистой местности гулял промозглый ветер. Поход разразился натощак, но кухонный мужик натолкал в мешок снеди и пару бутылок вина в плетёнку и вручил провизию верному оруженосцу Шнурку, да наказал охранять пуще шпаги. Потому придерживал её седло, к неудовольствию купчика, мэтр Дин Пёрышко.
Когда миновали небольшой красный от илистого дна ручей, открылся широкий, с перелесками, дол. В пути стало спокойнее, не нужно было обращать внимание на обрывы и рытвины, потому Тиссария вновь разговорилась с провожатым:
– Не подумайте худого, мэтр. Я знаю, что волшебство рассыпано в мире и нет ничего плохого, что рядом живёт некто с регистром. У Валери Янтарной есть маг. Это правда, что говорил мэтр Квинэль?
– От вас и до греха недалеко, – проворчал Дин Пёрышко, едва ли довольный новым назначением, но всё-таки ответил:
– Сам не видел, но многие поминают магом Ива Заморыша. Болезненный с детства, он, тем не менее, пережил здоровых братьев и сестёр. Долгожительство, как вы понимаете, свойство магов. Несмотря на худой род, оказался на половине Его Высочества и оказывал на неё влияние. Чем, спрашивается? Красотой, силой? Ума его явно не хватило на благородное имя или титул. Говорят, пытались его убить, но тех заговорщиков после этого не нашли. Он постоянно возится со снадобьями. И ладно бы делал по уму, благородно, но глядит на мёртвых зверей или ему труп человека продадут за пару медяков. Сущий колдун и у него действительно нет регистра. И в последнее время наш маршал всё более к нему…
После пламенной речи он, прервавшись, помолчал, сказав, возможно, более чем достаточно и проявил ненужную горячность. Тиссария поняла, что тот искренне ревнует Валери Янтарную и потому перевела разговор, как ей показалось, в иное русло:
– А в бражном доме она более глядела на Орана Медведя. Не знаете, кто он такой?
Дин Пёрышко смерил её странным взглядом и сухо заметил:
– Ваше Высочество, я вам не сплетница, чтобы обсуждать иную особу. Простите, но мне нужно переговорить с ополченцем.
И оставил Тиссарию на попечение Шнурка. А девушка всячески корила себя за необдуманность. Но сказать по правде в длинном переходе не хватало подруженьки, чтобы перетереть косточки не только маршалу, но и последней портнихе в обозе.
– Ваше Высочество, мой полковник, – с воодушевлением подхватил разговор, подъехавший Лимиэль Серебряный, – вы напрасно тратите силы на этого грубияна. Если желаете приятное общество, то я к вашим услугам.
Прозвучало двусмысленно, но девушка пропустила это мимо ушей. Приходилось наскоро выполнять поручения и ведь как подступиться – этому её не учили.
– Вы так и не отрекомендовались мне, мэтр Лимиэль. По бумагам вы – дворянин, но семья ваша сплошь купеческая и подписывается как Зимородок. К примеру, дядя ваш – почтенный судья Златограда Стиван Зимородок. Тем не менее семья ваша одна из самых богатых на востоке и каждый её член купается в роскоши. Зачем вам этот поход? Да ещё, к тому же, идём на войну.
– О, Ваше Высочество, я польщён, что вы обратили на меня внимание. Но здесь нет никакой тайны. Мой отец приобрёл права на поместье Серебряные Холмы и по закону его отпрыски наследуют дворянское звание и подписываются как Серебряные. Становятся, если так можно выразиться, «дворянством торга». Поход оказался очень кстати. Службой у королей, отвагой и мужеством можно заслужить звание «дворянства шпаги». Нынешние знатные роды в большом упадке и моё звание, и богатство покажут некоторым говорунам, что дворянство вновь набирает силу.
Ну-ну, проворчала про себя принцесса, а пошатнуть моё имя и звание полковника ещё в Горилесе – это часть службы на королей. Неожиданно её пробрала мысль: вот так штука, а если он служит королевской крови, вроде Валери Янтарной. Но зачем ей этот странный бунт?
– Зачем? – с готовностью переспросил Лимиэль. – Отчего? Отец мой предпочитает за благо богатство, я же – славу сражений.
Ну да, с презрением решила про себя Тиссария, став полковником в войске со званием дворянина и золотом можно многое. То, что она начала думать вслух – плохой признак, нужно собраться с мыслями.
Подлетел мэтр Дин Пёрышко и голосом, полным тревоги, сообщил:
– Ваше Высочество, горит деревня. Но ополченец божится, что мятежников так близко к городу быть не может.
От неё требовали решений, но принцесса, явно растерявшись, не нашлась что ответить.
– Просто трусы сами подожгли хозяйство, – презрительно заметил Лимиэль Серебряный, – чтобы оно не досталось мятежникам. Близ Златограда так делали селяне, когда купцы требовали от них уплаты долга.
– Вряд ли это так, Ваше Высочество, – покачал головой Дин Пёрышко. – Позвольте послать туда отряд разведчиков.
– Разумеется, – кивнула, наконец, Тиссария. – Мэтр Лимиэль желали проявить отвагу, так?
Но купчик не дал слабину, учтиво склонился, что-то коротко бросил русоволосым людям и те вороным крылом, не сговариваясь, отделились от полка.
Дин Пёрышко посоветовал приблизиться к деревне на расстояние выстрела. Ко времени, когда горнист сыграл к бою, а вчерашние мужики сообразили, куда выдвигаться, отряд Лимиэля достиг деревни – полтора десятка хозяйств, домики с соломенными копнами на крыше. В невидимой для глаз её части клубами валил, поднимая сор, клочковатый чёрный дым. Зоркий на глаз Шнурок сообщил, что русоволосые не идут вглубь деревни.
– Что там может быть? – сгорала от любопытства принцесса.
– Ничего хорошего для женских глаз, – всерьёз предостерёг советник.
На что Тиссария, в окружении сотни всадников, демонстративно махнула рукой и неспешной рысью двинулась к домикам. Хочешь не хочешь, но пришлось следовать за строптивой девушкой. Знаменщики предусмотрительно опередили её, став живым щитом.
– Ваше Высочество, – подъехал к ней Лимиэль. Голос его обычно молодцеватый, несколько огрубел. – Боюсь, вам не следует этого видеть.
Пыл девушки ещё не иссяк, но вместо гонора осталось обычное упрямство. В сопровождении знаменщиков она вошла в деревню. Зажиточная сельская община, с амбарами и гумнами, большой овчарней с выбитыми воротами, на которых клочьями висели бараньи потроха. Но не это порошило взгляд.
Селян, очевидно, застали врасплох до рассвета. В воспалённом уме Тиссария видела не людей, а белые рубахи с багровыми прорехами. Здесь была резня, убивали без разбора, разоряли. Близ дровяника ближайшей избы с поломанным забором на иссечённой колоде казнили всю семью, и рыхлая земля пропиталась кровью настолько, что затопило тошнотворно алым полоем деревянный настил; тела сложили ворохом, чтобы было страшнее.
– Зачем, зачем? – шептала потрясённая девушка.
– Да, это не разбойники, – буднично произнёс Дин Пёрышко. – Кое-кто похлеще.
Принцесса зло исподлобья глянула на него: а тебе, щёголь, всё равно, что случилось. Мальчишки были обескуражены, многие спешились, рассматривали, кто, может, живой ещё; кто-то закрыл лицо ладонями – молился, кого-то травило.
– Здесь небезопасно, Ваше Высочество, – срывающимся голосом сообщил ей Лимиэль Серебряный. – Я посчитал… то есть, мои люди насчитали следов на добрый отряд, они могут быть ещё поблизости.
– У меня полторы сотни! – пряча слёзы за нарочитой гримасой гнева, воскликнула Тиссария.
И будто желая испытать это смелое утверждение раздался ор, полный отчаянной боли и ярости. Из сеней дома вывалился грузный, заросший волосами, как зверь, детина в грязной с бордовой каймой на подоле рубахи и войлочной шапке. В лапищах – топор, нет – секира, какой рубят головы. Шатаясь, он вышел за ворота, оглядел всадников; в покрасневших от хмеля глазах – пьяное изумление. Он вгляделся в знаменщиков, прищурился на знамя, задрожал и, издав звериный крик, бросился в гущу, замахиваясь секирой. Ближайшие мальчишки шарахнулись в сторону, позабыв военную науку. Тиссарии показалось, что удар придётся по ней и заворожено глядела на безумца. Лишь один из русоволосых не растерялся: неуловимо вытянул шпагу, небрежно дотянулся до разбойника и буднично вложил клинок в ножны. На голове бородача будто вспух кровавый пузырь, рубаха мгновенно намокла алой кровью; он, захлебнувшись, остановился, выронил секиру, ещё раз изумлённо огляделся и без сил пал на колени.
Принцесса почувствовала, как лишается седла из-за того, что всё пошло кругом и если бы не верный Шнурок, то и вовсе свалилась наземь. Оруженосец полил на лицо водой из фляги и, используя батистовый платок, одновременно обтёр и побил по щекам. Осипшим голосом Тиссария потребовала вина и сделала несколько хороших глотков.
Но увещевания Лимиэля пропали втуне: принцесса приказала обыскать деревню. Среди посеченных деревенщин нашли и несколько разбойников с разбитыми головами. Двое из них – в добротной городской одежде под стать стражникам.
– Наёмники, не иначе, – шепнул на ухо Тиссарии советник. – Дела и впрямь странные. Не простой это мятеж. Вот только не могу взять в толк – почему?
Тиссарию усадили в доме деревенского старшины, в богато обставленной хоромине, на перину, купленную в городе. Принцесса отрешённо пила вино, не чувствуя, что пьянеет. К ней без доклада вошёл Лимиэль Серебряный и торопливо доложил со слов русоволосого:
– Овчарня пуста, всего пяток баранов зарезали и увели вовсе не в свои леса, а в сторону города.
– И что? – не поняла девушка.
– Готовятся к затяжной осаде. А стало быть их немало.
– Всемогущий бог! – вдруг подскочил старый ополченец. – Как я сразу не подумал. Ведь ворота города открыты, там не ждут их так скоро. Если их всего сотня, то они успеют войти.
– Сотня против тысячи дружинников, – недоверчиво покачал головой Дин Пёрышко.
– А наёмники! – вскричал ополченец. – Сотня обученных наёмников много чего может натворить. А рабочие только и ждут, чтобы схватиться за кайло.
В голове наречённого полковника – каша. Все вокруг решают за неё и не ждут от неё слова. Правы те, кто скажут, что в войске Валери Янтарной безладица. Так врага не осилить. А от увиденного хочется забраться в охотничий домик и мечтать о чудесных недосягаемых приключениях, ну, или прикончить эту бутылку вина.
– Вот это не любо! – остановили её движение к плетёнке и по-отечески пхнули в лоб так, что тело откинулось на перину.
Тиссария кисло наблюдала за громадным бесцеремонным человеком. Подоспевший Моран Колун потребовал объяснений, и советник волей-неволей вполголоса довёл до него свои умозаключения.
– Так что вы здесь кашу хлебайте! – возмутился бывший гард. – Отсылайте нарочных маршалу. Карту сюда, живо!
Мгновенно выполнили приказ, разложили вчетверо сложенный выбеленный лист из бычьей кожи. На нём искусно и подробно нарисована местность запада от славной пограничной столицы Верховина до нижних устьев реки Великорины и скупо обозначенных городов Крутояра и Морского Предела. А Тиссария и не подозревала, что старик разбирается в землеведении.
– Деревни этой здесь нет, – задумчиво постучал пальцем по карте Моран Колун. Остальные внимательно следили за указаниями. – Но лагерем мы встали аккурат у леса – здесь. Вот дорога до укрепленного посёлка Ивовые Спальни, там ставка маршала. Нужно отправить туда пяток человек побойчее.
– С вашего позволения, Ваше Высочество, – склонился перед Тиссарией оруженосец, – я был нарочным у маршала, меня послушают сразу, и обернусь скорее. А путь я запомнил, не чета нашим простакам.
Девушка метнула взгляд на дядьку, тот крякнул и одобрил желание Шнурка. Оруженосец наскоро собрался и кликнул нескольких знакомцев. Едва, кажется, заржали кони, а нарочных и след простыл.
Оставаться в деревне значило навлечь на себя гнев маршала. Но далее выдвигались с величайшей опаской. Вперёд угнали надёжных людей Лимиэля со старым ополченцем. И купчик оказался прав, когда нагнали пеший отряд, подгонявший большую отару. По словам старого ополченца, двигались мятежники наобум, без карты, по одному направлению, но и таким ходом подойдут к окрестностям Весёлого Пляса ещё до вечера.
Полк северной руки укрывал широкий перелесок, и потому здесь устроили короткий совет.
– Что же вы, их всего пол стони! – разгорался Лимиэль Серебряный, сжимая эфес шпаги.
– Ты чего, парень, – грубо осадил его Моран Колун, – с дерева упал, а ум не подобрал? А ты глядел, может рядом с ними человек триста войска. Ясно, если пропустили такой крупный отряд, то и прорыв был немаленький.
Лимиэль вытянул наполовину шпагу из ножен, но горец только мускулами повёл; на купчика это подействовало.
– Многие из этой полусотни, судя по одежде, – наёмники, – кивнул Дин Пёрышко. – Пусть у них и клинки из худого железа, но это лучше, чем обычные палки. У нас добрых клинков на сорок рук – мало.
– Так что же вы предлагаете? – горячился ополченец. – Выжидать подкрепления?
– Именно, – прогудел Моран Колун, вынимая из-за пояса трубочку. – Пока не горит, нечего тушить. Они идут и мы за ними. А буде, какая деревня на их пути, так и поглядим, сколько их на деле.
– Вряд ли они не заметили погоню, – задумчиво произнёс Дин Пёрышко. – Пока шли, наши простаки два раза поднимали стаи птиц. Будем двигаться вслед разведчикам. Решено?
Пока говорили все разом, Тиссария тихонько стояла в стороне, поглаживая лошадь по гриве. От неё ничего не зависело, её совета не спрашивали, лишь ждали решений постольку-поскольку и оберегали. Хорошо ещё нос не вытирали, с горечью думала она. До жути хотелось разреветься и чтобы её утешили. На деле она скрыла горькие слёзы, делая вил, что поправляет подпругу.
– Так-то, дочка, – сурово ласково пробасил над ухом Моран Колун. – Не пойми, куда мы с тобой двинулись и супротив кого.
– Это – купцы! – неожиданно громко, будто его осенило, воскликнул Дин Пёрышко. – Их золота дело.
– Чего болтать зря, – срезал его Моран Колун. – Купцы не купцы, а не ровен час они против нас пойдут.
Но дальше полк не двинулся. Подбежали люди Лимиэля, нашептали купцу, тот в смущении сообщил, обращаясь и к принцессе, и к дядьке, и к военному советнику.
– Мятежники выслали назад своих людей. Мои их порезали, но те успели как-то подать сигнал…
– Трубите к бою! – к ним подлетел ополченец с заржавленным палашом наголо. – Нас заметили.
Принцесса было вскочила в седло, запуталась в платьях и выглядела, должно быть, потешно, но горячку пресёк Моран Колун. Помогая взобраться верхом, укоризненно произнёс:
– Спокойно, дочка. Суета командир – паника в войске. Спокойнее.
Будучи в седле Тиссария перевела дух: будь, что будет, она всё-таки не одна-одинёшенька.
Мальчишки, сбившись в тесный строй, осторожно выводили лошадей из перелеска. Внизу – пологие берега лощины и вздыбленный холм, на котором стоял верхами знаменосец. Поодаль в сотне шагов высокую траву вычернили куртки и камзолы мятежников. На глаз – несколько десятков и многие с тяжёлыми арбалетами и луками. Об этом сообщил Дин Пёрышко, рассматривая неприятельскую позицию в зрительную трубу.
– Белый клык на красном поле. Как будто что-то знакомое. Эй, почтенный, – окликнул он ополченца, – не помните ли из преданий, какие знамёна были у мятежных королей двести лет назад?
– Как не знать, мэтр. Они вывешены на башне Купеческого совета в знак уважения к именитым родам этой земли. На их знамёнах вепрь и кречет на золотисто-алом полотнище.
– Пекло их поглоти, – выругался военный советник. – Что же это за головорезы?
– Их бы взять на испуг, – густо произнёс Моран Колун, оглаживая усища.
Более брать нечем. Всадники заполнили гряду над лощиной в два ряда, да командиры ещё заставили сгрудиться у перелеска, изображать несметное войско. Сигнальщик заиграл к бою, вперёд важно вышел Дин Пёрышко и, бормоча молитвы, вытянул шпагу из ножен.
И мятежники дали слабину. Чёрный ряд их заколебался, стал щербатым. Даже невооружённым взглядом заметили немалое волнение. У знаменосца вырвали причудливое знамя и сшибли кулаком в ухо.
– В бой. В бой, – надсадно выдыхал в первых рядах неуёмный Лимиэль Серебряный, но Моран Колун грозно выкрикнул, будто это на полк северной руки идёт атака:
– Стоять крепко!
– Отчего же, дядюшка? – вполголоса понукала его Тиссария, которую, наконец, захватила лихорадка битвы пополам со страхом.
– Осади, – грубо прервал её бывший гард, прихватив лошадь принцессы за недоуздки. – Поглядим, чем дело кончится.
А закончилось всё белой тряпицей, которой отчаянно размахивали по ту сторону лощины. Ещё через некоторое время к ним зашагало двое мятежников с поднятыми вверх руками. Никто не шёл к ним навстречу, всё ещё опасаясь предательской стрелы.
– Мы… мы хотим говорить! – не очень уверенно потребовал один из них в чёрной куртке мехом внутрь, парусиновых штанах и яловых сапожках. Отличал его уродливый шрам наискось через лицо и редеющие рыжие волосы.
– Чего там говорить, – оборвал его Дин Пёрышко, гарцуя перед ним на лошади. – Сдаётесь или вас так посечь. Скажи и мы вас за ту деревню казним.
– Нет, прошу, – присел, чуть не бухаясь на колени, перепуганный человек. – Мы никого не резали. У нас нет палашей и секир, только ножи. И арбалеты. Мы стрелки, но нам сказали, что город возьмут слёту.
– Кто сказал?! – резко выкрикнул Дин Пёрышко. – Далеко они?
– Подданные Короля-Без-Имени, мэтр, – пролепетал мятежник, утирая холодный пот. – Они взяли в деревне лошадей и прибавили к тем, что мы имели. Они галопом уехали в сторону города, но их не так много. Полсотни, не больше. Мэтр, прошу, поверьте. Мы обычные лесорубы и охотники, и никогда не убивали людей, они – сущие бесы и мы ничего не могли поделать.
– Сдавайте оружие! – голосом уставшим, нежели грозным потребовал военный советник.
Мятежники вышли в лощину. Грабить отправили два десятка мальчишек и рекрутов со сталью в руках. Но не зная с кем имеет дело, Дин Пёрышко медлил. Разведчики Лимиэля обошли округу и искали или следы, или засаду. Купчик требовал немедленно кинуться в погоню и любое промедление считал преступлением. Пытался увещевать принцессу, но та поглядывала на дядюшку, а тот качал головой. На купчика не обращали внимание. Тот, почувствовав себя оскорблённым, вскочил в седло и галопом отправил коня вслед русоволосым.
Военного советника мучили сомнения, о чём он переговорил с мэтрами:
– Никак не могу взять в толк, что может полсотни против защитников города. Возможно, был прорыв, пока мы стояли лагерем, но разве им не нужны были стрелки? По двое на лошадь – немного. Только если их не ожидала крупная конница.
Ополченец пожал плечами, горец покачал головой и кивнул в сторону пленников: четырёх командиров и знаменщика. Мятежники принесли их, жестоко связав, будто бесценный дар. Но даже будучи в путах вид их был так свиреп, что пленников сторонились не только бывшие товарищи, но и вооружённые рекруты. Жилы мятежников напряглись на шее и оголённых по локоть руках, как канаты и если бы не верёвки, от них жди беды.
– Кто такие? – сурово спросил их Моран Колун, но те только скалили зубы и потому воин ласково прибавил: – У меня молчуны такие песни поют, баеники заслушиваются. Эй, – крикнул он переговорщикам, топтавшихся под надзором рекрутов, – давай нож сюда и держи его крепче.
Пока мужики ретиво выполняли приказ, Моран Колун виновато попросил принцессу удалиться подальше, хоть бы и в перелесок. Тиссария, сглотнув, не посмела спорить. Конечно, поняла она, сейчас будет пытка. Она в сопровождении нескольких мальчишек поднялась по холму в тень развесистых, мшистых, будто из малахита, клёнов. Землю уже скрыло золотисто-бордовое покрывало, по которому приятно пройтись и вслушиваться во вкусное шуршание. Тиссария и сейчас утонула по щиколотку в палой листве, но лишь затем, чтобы заглушить крики пленных.
Она с жадностью вдыхала приятную влажную горчинку леса, выветривая из головы хмель. Но будто жёлтый туман тоски накатывал из тёмной дрёмы леса. Оттуда несло женским плачем, отчаянным криком детей, тяжёлым осязаемым запахом крови и мерзкой злобой. Слово война предстало в новом неприглядном свете. Нет в ней благородных героев, трусливых врагов, которые разбегаются от одного сурового взгляда, пылкой любви, приключений и счастливого конца у сказки. Пусть и вернётся она через год, освободив степи от дикарей, алый полой будет преследовать её всю жизнь. Он казался ей в багряном ворохе листвы и чтобы не глядеть туда, принцесса всмотрелась в иное. В нечто блестящее под ногами. Свет этой вещицы был так притягателен, а оберег старого мага вдруг так тяжёл, что ноги подкосились и она пала на землю. В ушах просвистел ветер, порыв которого оборвался глухим стуком.
– Полковник! Майтра! Прикрыть!
Её накрыло тяжёлое, пахнущее козлом, тело мальчишки. Тиссария, не понимая, что случилось, заработала локтями и ногами, и помимо воли что было сил, закричала. Освободившись, она вскочила. Набежали люди, Моран Колун расталкивал собравшихся, всем видом показывая, что готов разорвать всякого. Потребовали объяснений. Мальчишки указали на ствол клёна: едва не по рукоять, брошенный крепкой рукой, в нём торчал нож. Чудо, которое принцесса не могла объяснить, спасло её от неминуемой смерти. Бросившиеся за убийцей люди вернулись ни с чем.
Гнев горца обрушился на мятежников. Мало того, что их успели порезать, та ещё удары каменного кулака сокрушал их кости. К счастью этого не видела названная племянница, которую отпаивали мальчишки. Когда пыл старика, которого и не пытались остановить, иссяк, двух пленников он забил насмерть, но оставшихся это только распалило:
– Ну давай, бей! Ещё! – выплёвывая осколки зубов, кричал знаменщик. – Он придёт за всеми, и земля напитается кровью изменников. Грядёт великий Король-Без-Имени.
– Вы, – крикнул переговорщикам Моран Колун, утирая испарину и передавая им ножи, – сделайте так, чтобы они говорили по делу.
Тот, что со шрамом придавил пленнику голову и без колебаний, умеючи, начал загонять тому лезвие под ноготь; человек ощерился, дышал с присвистом, но не выговорил ни слова даже когда лезвие начало раскалывать фалангу пальца. Второй переговорщик дрожал всем телом, глядя на товарища, и даже не притронулся к своей жертве.
– Ай, любо! – воскликнул старый горец, всплеснув руками. – Так ты клялся, что людей резать не могёшь? А как ловко у тебя получается.
Тот, что со шрамом отбросил нож, будто пытал исподтишка и оторопело уставился на горца. Мальчишки расхохотались и палками погнали его к остальным пленникам.
– Зрачки расширены, – веско заметил Дин Пёрышко, склоняясь над пленниками. – Какой-то дурман. Они ничего не скажут.
– Тогда где люди этого Лимиэля?! – бушевал горец. – Они пропустили злодея. Где этот купец?!
Протрубили к бою, и на вой горна вскоре прискакал Лимиэль Серебряный и кто конным, кто пешим – его люди. Вновь начали браниться, выяснять, спорить. Придя в себя, Тиссария с ужасов глядела на окровавленных пленников, но за день событий дурнота уступила место отрешённости.
Кто-то удивлённо крикнул и всё смолкло. Принцесса сначала кисло, затем с жалостью глядела на русоволосых людей. Двое из них с лицами, которые и в этот миг нельзя было прочесть, вынесли из леса мёртвого собрата.
– Как же так, как же?! – причитывал Лимиэль, разглядывая своих людей, но едва ли чувства его объяснялись горечью. – Отец уверял, что вы – заговорённые, что на вас не найти управы в случае чего. Вашему роду золота отвалил. А это что? Почему?
– Угомонись! – осадил его Моран Колун, вновь принимая обычный покойный вид. – Не простой, значит, убивец-то. Матёрый, мать его.
Но первая смерть едва ли вызвала у кого-то столько же чувств, когда их окликнул старый ополченец, указывая на небо. Далеко за кронами деревьев поднималась струйка чёрного дыма.
– Это огонь на сигнальной башне. В Весёлом Плясе – беда!