Миловицкий вошёл в помещение штаба – по-обычному громко хлопнула дверь, что ж она так всегда стучит, – но комната пустовала, несмотря на не самое раннее утро. Вечно этих двоих нет на месте… Ну и ладненько.
Он по-хозяйски вздёрнул жалюзи, включил вентилятор – тот бодро зашумел за своей решёткой в стенке. Ну вот, другое дело. Теперь помещение выглядело жилым, а таким и должно быть помещение, если проводишь в нём большую часть дня. Тем более это ценили и посетители – особенно те, что после допросов под началом Кедрова; им эта комната наверняка казалась оазисом. Это было на руку, и Миловицкий никогда не разрушал этого их впечатления. «Чаю, кофе, чего покрепче? Ну что вы, что вы, мы же оба с вами люди, оба человеки… Давайте просто поговорим по душам». Многие из них приходили сюда и позже, уже по собственной инициативе, и рассказывали интересное. Надо же, в конце концов, оправдывать гордое звание Секретариата по связям с общественностью, пожалованное лет десять назад, ещё на заре Эпохи.
Вполголоса напевая песенку без слов (откуда взялась в голове, уже и не вспомнишь), Миловицкий окинул взглядом комнату: надо бы перетасовать кой-какие бумажки, раз всё равно никого нет. Он, естественно, доверял коллегам, но без свидетелей всё же лучше… Кстати, а вот этой папки на его столе вчера явно не было.
Присев к столу, он мельком пролистал стопку – какие-то незнакомые и едва знакомые имена, циферки столбиками… Похоже, что-то из смежного ведомства, так, с наскока не разберёшься. Свободной рукой Миловицкий потянулся за сотовым, одновременно прикидывая, кто вчера уходил последним.
– Кииир? – протянул он. – А что это тут за папочка на столе? Подписать надо? От Верховного? – он невольно снизил голос. – Срочно? Понятно, – быстро пролистав в конец, Миловицкий открыл последний лист. – Ну, слушай, тут же больше никто не подписался. Потом распишешься? – он помолчал немного, слушая ответ. – Ладно… Но только ты распишись, хорошо? А не как обычно.
С той стороны заверили – несколько высокомерно, но доброжелательно, – что конечно же. Вернётся – перехватит в аппарате, где оно там будет на тот момент, и подпишет, ему это легче лёгкого.
(В том, что легче лёгкого, Миловицкий не сомневался – он сомневался, что Кирочка вообще станет утруждать себя этим).
Но ладно. Настаивать он не стал и положил трубку. С Эрлиным лучше не ссориться – и из-за Верховного, и просто лучше не надо.
Да и что такого – Кедров вон тоже то и дело манкирует. На половине, наверно, документов стоит одна, Миловицкого, подпись, там, где должны стоять три (без его никак: он же здесь формально первый). Не то чтоб это волновало – с чего бы, право слово, – но иногда он слегка досадовал: как-то всё же неправильно.
Ладно, это мелочи. Миловицкий пролистал было стопку ещё раз, чтобы хоть понять, что он сейчас собирается подписывать, но тут сотовый зашёлся звоном уже сам. Миловицкий подхватил его.
– Да? – и тут же напряжённо вслушался. – Срочно?
– Как можно срочнее! – почти испуганно повторил телефонист.
– Сейчас буду.
Отключив телефон, он пробежал взглядом бумагу в попытке всё же вникнуть в смысл слов, но буквы уже разбегались перед глазами, и мысли были совсем о другом. Чёрт с ним – Миловицкий откинул последний лист, наскоро расписался. Не ксива же это какая-нибудь, в конце концов. Тут дело куда поважней: Сам всё-таки вызвал.
Верховный сидел на кровати, укутав колени клетчатым шерстяным одеялом. Он выглядел заметно хуже, чем пару месяцев назад, – в начале декабря у Правителя вдруг резко испортилось самочувствие, и Миловицкий не видел Его с тех пор – но по-прежнему могуче, как огромный хищный кит, выброшенный на берег: не стоит подходить близко, пока он не сомкнул глаз.
Услышав, что вошли, Верховный повёл головой.
– А, Юрий, – отметил Он, но, кажется, только для себя, ещё не разговаривая с Миловицким.
– К Вашим услугам, господин Правитель, – он слегка отступил от дверей вглубь комнаты и сразу же остановился.
– Поди сюда, – Верховный приглашающе кивнул. – А что это ты не появляешься? Давно я тебя не видел.
– Простите, господин Правитель, Вы не звали, и я подумал…
– Во-первых, мог бы сам догадаться, – перебил Верховный. Теперь Он смотрел на Миловицкого то ли изучающе, то ли уже осуждающе. – А во-вторых, я тебя звал, Юрий.
Миловицкий недоумённо замолчал, судорожно прикидывая, на каком этапе возникла ошибка (и была ли ошибка вообще) и что, исходя из этого, отвечать. Верховный выжидающе глядел на него какое-то время, потом кивнул второй раз – на стул у кровати (странно, что он стоял вот так, разве что кто-то был уже утром).
Миловицкий торопливо приблизился, присел на краешек стула.
– Видите ли… – начал он. – Если бы я знал, то примчался бы мигом. Но… ко мне не приходило никакого распоряжения.
– По-твоему, я соврал? – Верховный лукаво прищурился. – Или не вызывал на деле, а сам уже не помню? Правильно, старик последние дни дохаживает, совсем из ума выжил… Так ведь ты сейчас думаешь.
– Нет, конечно, – Миловицкий поспешно помотал головой, – я хотел сказать, что, наверно, кто-то не передал на местах, поэтому до меня это приказание не дошло.
– Кто?
– Простите?
– Кто не передал на местах! – вспылил Верховный. – Кто конкретно, на каких местах конкретно!
– Я… не знаю кто, – сбился Миловицкий. – Я только предположил, что было так.
– Почему не знаешь? Это твой аппарат, тебе нужно следить, чтоб он работал исправно. Почему я всегда должен перепроверять за вами, почему вы сами ничего не можете сделать нормально… – Правитель устало отвернулся к окну.
Миловицкий сидел, не шевелясь и по возможности затаив дыхание. Никакие оправдания сейчас бы не прошли: Верховный был явно не в духе, что-то злило и раздражало Его – что-то, возможно, вообще не имеющее к Миловицкому отношения. Но именно он в данный момент оказался рядом и потому был во всём виноват.
– Эти ещё, – недовольно пробормотал Верховный, кивнув на окно. – Лезут, письма таскают.
– Кто? – не понял Миловицкий.
– Голуби, – Верховный отмахнулся. – Уже и окно закрыл, а они всё равно забираются, приносят. Надоели.
– Голуби? – вполголоса повторил Миловицкий.
Всё это время доходили разные слухи о самочувствии Верховного, но никакой определённости среди них не было. Теперь, кажется, начало проясняться…
– Господин Правитель, – Миловицкий посмотрел на Него, выражая по возможности всю преданность. – Вы хотели поручить мне что-то? Я в Вашем распоряжении.
– А? – Верховный отвернулся от окна, нашёл взглядом говорившего. – А, да. Слушай, дай – вон там чашка стоит, – Он повёл рукой в направлении стола.
Миловицкий соскользнул со стула и подался было в указанную сторону.
– Да, и это туда же положи, – Верховный передал планшет и свою личную перьевую ручку. Миловицкий бережно принял их и отошёл к столу.
– Вы работаете в таком состоянии, господин Правитель, – протянул он между делом. – Наш народ должен гордиться Вами.
– Да это Кирилл приходил, я ему подписывал кое-что, – Верховный махнул рукой.
Эрлин был здесь сегодня? Что ему понадобилось? Миловицкий инстинктивно принюхался к чашке.
– Там нет отравы, – послышался за спиной насмешливый голос Верховного.
– Н-нет, я просто хотел проверить, свежий ли чай, – пробормотал Миловицкий. (Отравы, похоже, действительно нет. Да и не его это метод…)
– Наисвежайший, – всё с той же насмешкой во взгляде Он проследил, как Миловицкий возвращается и садится на стул. – Кого подозреваешь?
– Н-никого, – он аккуратно передал чашку в обе руки Верховного. – Никого, конечно… Господин Правитель, а что Кирилл приносил Вам подписать?
– А тебе какое дело? Я тебя по другому поводу позвал.
– Нет, я просто думал, если потребуется моё участие…
– Не потребуется, – холодно отрезал Верховный. – Для тебя у меня другое поручение.
– Слушаю Вас.
Верховный смотрел некоторое время, оценивающе прищурившись, – будто прикидывал, а того ли выбрал человека. Но, видимо, выбор всё же устроил.
– Весной в Ринордийске пройдёт международная встреча, – неспешно заговорил Он. – Ты, я думаю, слышал.
Миловицкий с готовностью кивнул.
– Будет много гостей. Иностранцев… Я хочу, чтоб у них остались наилучшие впечатления. От города, и от его жителей тоже.
– Правильно ли я угадываю: Вы желаете допустить до встречи простых граждан?
– Можно до встречи… – Верховный лениво качнул головой. – Не так важно. Мне нужна беседа – искренняя доверительная беседа, между нашими умными людьми и их умными людьми. Можете, кстати, привлечь тех ребят, из бывшего Дворца, они умеют убедительно описывать, – Он усмехнулся, потом пристально посмотрел на Миловицкого. – Вот пусть опишут нашим гостям. Ведь в наших силах это обеспечить?
– Конечно, это в наших силах, – поспешно согласился Миловицкий. – Надо лишь тщательно проверить каждого, кто будет допущен, и тогда…
– Ты же говорил, они все благонадёжны, – заметил Верховный.
– Они, безусловно, благонадёжны, но… Видите ли, господин Правитель, всегда остаётся вероятность, что проявится человеческий фактор – вещь неприятная и довольно плохо поддающаяся контролю. Вы ведь знаете, как это у них бывает.
Про себя же Миловицкий думал, как неожиданны каждый раз подобные взбрыки. Ладно, тот сумасшедший с эпиграммой… Вспомнился Зенкин – вот уж паинька с глазами оленёнка, – как он стоял в помещении штаба, аккурат после свидания с тем самым сумасшедшим (к заключённым вообще-то не полагалось, но Миловицкий обеспечил ему это свидание, это могло быть полезно). «Ну, о чём говорили?» – без напора, как бы между прочим поинтересовался Миловицкий. Тот собирался было что-то ответить, но тут в штаб вошёл Эрлин – за какими-то бумагами, – и Зенкин, покосившись на него, пробормотал только: «Да так… Ни о чём». В конце же, проходя мимо Эрлина, вдруг вскинул на него такой взгляд, будто хотел что-то высказать – нет, скорее сделать. Но тут же смешался и быстро выскользнул за дверь. Миловицкий посмотрел ему вслед, затем с любопытством обернулся к Эрлину: «Что такое? Мне показалось, или он что-то лично против тебя имеет?» «Без понятия», – Эрлин только мило улыбнулся в своей обычной манере. Что-то они оба тогда не договаривали.
Верховный – Он глядел на Миловицкого словно насквозь – усмехнулся:
– Если ты о том сумасшедшем с эпиграммой, то там была недоработка. В этот раз их не будет.
– Да, господин Правитель, – потерялся он в первую секунду. – Конечно, не будет.
Всегда становилось немного не по себе и даже почти жутко в такие моменты – когда казалось, будто этот человек и впрямь видит твои мысли. Может, даже чуть дальше, чем ты сам.
– Но знаете, такая вещь… – быстро продолжил он, отводя глаза. – Нам бы сейчас очень помогла координация с загранотделом. У многих из тех людей могут быть знакомые за рубежом, а у нас были довольно ограниченные возможности, чтоб отработать эти связи…
– Загранотдел? – недовольно и задумчиво протянул Верховный. – Позвони лучше Кириллу, он как раз сейчас где-то там.
– Там? – повторил Миловицкий. Безотчётная тревога накатила раньше всех связных мыслей.
– Да отпустил его на выезд, – пояснил Верховный и примиряюще кивнул. – Вызвался уладить дела вокруг наших дипломатов… Пусть попробует, хуже не будет, – Он вновь поднял взгляд, нашёл Миловицкого. – Сможете же созвониться?
– Да, конечно… господин Правитель. Всё будет сделано.
Выйдя из покоев Верховного, Миловицкий на ходу выхватил сотовый и набрал уже другой номер.
– Витааалий? – протянул он. – А Эрлин был сегодня?
– Только хватился? – ответил в трубке Кедров (даже сюда долетела его злобная усмешка). Серьёзно добавил. – Приезжай в штаб.
Кедров – он был уже на месте – встретил словами:
– Этот сукин сын сбежал.
– В смысле? – Миловицкий изобразил удивлённый вид.
– В прямом. Два часа назад пересёк границу. Я проверил.
– Два часа… – он машинально всмотрелся в часы на стене, машинально отбарабанил пальцами дробь. Похоже, дела ещё хуже, чем ему до того казалось, раз потребовалась такая спешка. Знал бы сам – тоже уже принял бы меры, хоть какие-то, хоть придумал бы что-нибудь с этим складом бумаг…
– И, главное, всё законно, с официальным разрешением, – Кедров бродил туда-сюда по помещению. – Как Верховный вообще это подписал!
– Ты давно у Него был?
– Угу…
– А я только оттуда.
Кедров застыл на месте, пристально уставился на Миловицкого. Спросил вполголоса:
– И что там? Совсем?
Миловицкий кивнул.
– Тогда понятно, – Кедров снова забродил от стенки к стенке. – Вот чего этот тип и утёк – за ним же особо важные были. Сейчас всё закончится – повесят на нас. Сейчас вообще всё на нас повесят. Зато Кирочка будет жить долго и счастливо где-нибудь на югах. Или на западе, – он мельком бросил взгляд на Миловицкого. – А я тебе говорил, что ему нельзя доверять.
Так, ну всё, вышел на свою любимую тему, забыв, что есть дела поважнее.
– Виталик, – негромко и настойчиво проговорил Миловицкий. – Нам нужно срочно что-то решать с нами.
Кедров остановился.
– Я не знаю, как ты, Юр. А я сейчас подаю в отставку. И ни к какому ССО никакого касательства уже иметь не буду.
– Что, вот так просто? – Миловицкий всплеснул руками. – И думаешь, тебе это поможет?
– Ну а что, – рассудительно заключил Кедров. – Фабрикацию дел мне, конечно, вменят, но это, в общем, мелочи. Разве что ещё что-то раскопают… Расстрельные подписывал ты, я к ним вообще не прикасался. Руководил аппаратом тоже вроде как ты… Что ещё?
– Но допросы!
– У тебя их даже побольше.
– Ну вот только не надо сравнивать, – обиделся Миловицкий.
– Формально это одно и то же, – холодные глаза волка-одиночки смотрели на него в упор. – А неформально никого не интересует.
Оглянувшись на пустующий сейчас стол, Кедров, казалось, что-то вспомнил и усмехнулся этому:
– Хотя, знаешь… После того, что ты подписал сегодня утром, тебе бы и отставка не помогла.
– Что там было? – быстро проговорил Миловицкий.
– Ты что, подмахнул не глядя? – Кедров уставился на него с любопытством. – Молодец.
– Долго объяснять. Что там было?
Тот помолчал ещё – будто прикидывал, стоит говорить или не стоит. Наконец всё же сказал:
– Итоговые отчёты и передача ответственности. Ну, то есть при кончине Правителя все вопросы и претензии за все эти годы – к членам госаппарата. У нас коллективное управление, ты ведь не забыл.
Миловицкий поморщился, быстро сопоставляя в уме.
– Ты подписал?
– Нет, конечно.
– Но почему?!
– А зачем? Я же сказал, я не подписываю расстрельные. Тем более самому себе.
– Что, прям настолько? – тихо спросил Миловицкий.
– Именно настолько, – Кедров кивнул и как-то даже сочувственно посмотрел на него. – Так что беги, Юра, беги.
Покинув помещение штаба (снова громко стукнула дверь), Миловицкий неспешно двинулся по коридору – вдоль ряда солнечных прямо-таки не к месту окон. В голове опять вертелась та же навязчивая мелодия. Он вспомнил вдруг, где слышал её: тот парнишка двадцати с хвостиком лет, что не отвечал ни на приветствие, ни хоть на один из вопросов, а только, уставившись в пространство, всё напевал свою песенку без слов. Миловицкий тут же прекратил её мурлыкать. Он, в общем-то, не был суеверен, но повторять песенку чокнувшегося узника казалось ему в теперешнем положении крайне неудачной затеей.
На самом деле, он всё подспудно надеялся, что его предупредят, если развязка будет близка. Ну, кинут хоть какой-то туманный намёк. Но нет, ничего не было. Даже сегодня утром, по телефону – ничего.
Ладно, ещё есть время. Наверняка же можно что-то сделать.
За границу вторым номером, конечно, уже не прокатит: и первым-то, вероятно, было небезопасно, в минуты прояснений Верховный по-прежнему на удивление проницателен. Но, может быть, – Миловицкий остановился у окна, выудил сотовый – может быть, он убедит Верховного, что Миловицкий необходим ему там в качестве помощника. Серьёзно, ему же это ничего не стоит. Ну, или подскажет какой-то другой способ. Хотя бы посоветует, как отозвать эту чёртову бумагу (та, наверно, уже на подтверждении) и убрать оттуда свою подпись.
Гудок мерно шёл за гудком. Пальцы нетерпеливо отбили дробь по подоконнику.
В конце концов, это Миловицкий, по сути, привёл его в секретариат. Можно же рассчитывать хоть на тень благодарности!
Восемь гудков. Девять. Десять.
– Кииирочка, – привычно протянул он. – Что ж ты, дрянь, трубу не берёшь?
Двенадцать.
«Вызываемый вами номер не существует», – отозвался приветливый механический голос, следом запиликали короткие гудки.
Миловицкий отдёрнул трубку, будто живое кусачее существо, и тихо выругался со всеми оборотами, какие только знал.
– Господин Миловицкий! – звонко окликнули из коридоров.
Он обернулся, срочно приняв спокойный и уверенный вид:
– Да?
– Господин Миловицкий! – повторил посыльный, в нерешительности остановившись в двух метрах от него. – Верховный Правитель срочно созывает общее собрание у себя в резиденции. Явка строго обязательна.
– Прямо сейчас?
– Да, – посыльный поднял на Миловицкого глаза, помялся и всё-таки добавил доверительно. – Похоже, всё плохо.
февраль 2016