Если встретил родную душу, береги её от всех ненастий земных!!!
О близких писать труднее всего. Рассказки, посвящённые родным людям, совершенно не получаются лёгкими и весёлыми, в отличие от остальных опусов.
Весной 75-го года на одном из «сейшенов» я познакомился с Володей «Левисом». Прозвище дорогого стоило: его носитель с ног до головы был упакован в джинсовую одёжку одноименной фирмы - тогдашнюю мечту любого модного юнца. Мама моего нового друга работала завучем французского языка элитной школы в Арбатских переулках, которую он и окончил. В старших классах Вова неоднократно по обмену посещал Францию в составе группы школьников, чем и объяснялось джинсовое изобилие.
В свободное время Володя, в основном, отирался на «Калине», я проводил время на «стриту», поэтому наши пути ранее и не пересекались. Мы с другом Колей «Кукой», барабанщиком группы «Апрель» припахали Вовку третьим - «утюжить фирму». Наше универсальное трио – я с английским, «Кука» с немецким, и «Левис», соответственно, с французским, могло окучивать любых иностранцев: уж один из языков наверняка соответствовал.
Колька стучал на ударной установке в группе «Апрель», в простонародье называемой «Носы» - у всех участников ВИА упомянутый орган обоняния резко превалировал над остальными частями физиономии. Разносторонность их репертуара поражала воображение: от «Ёлочки-сосёночки» и «Ой, да не вечер» до «Deep Purle» и «Grand Funk».
В конце мая наступила пора выпускных вечеров, и «Кукина» группа буквально разрывалась на части между московскими школами. Находчивый Колька предложил нам с «Левисом» поучаствовать в одном из выступлений в качестве гипотетического второго состава ансамбля, поставив перед нами две задачи. Первая – трудная, найти общий язык с членами родительского комитета «в рассуждении» алкогольных напитков и, вторая – приятная, присмотреться к симпатичным выпускницам в контексте «продолжения банкета». В очередную школу в Измайлово я приехал вместе с основным составом группы, а Вовка подтянулся попозже, уже в разгар праздника.
Говорливый «Левис» обладал замечательной способностью – он мог уболтать кого угодно и на что угодно. С одинаковой лёгкостью Володя «снимал» девушек на улицах города с дальнейшим углублением отношений на свободных «флэтах» и находил правильные слова для сотрудников милиции и «людей в штатском», когда они нас иногда задерживали с интуристами.
Мы, естественно, не удивились, когда после первого же подхода Вовы к зампреду родительского комитета, этот представительный мужчина сразу же выдал ему семь чекушек (по одной на каждого члена коллектива) и велел обращаться ещё, если будет надобность. Второй частью задания он странно пренебрегал и манкировал Кукиным поручением, то есть совершенно не реагировал на привлекательных десятиклассниц, при всей своей слабости к женскому полу. Но после первого же перерыва в концерте, всё встало на свои места. Выпив, «Левис» поведал, что по дороге он совершенно случайно в метро познакомился с умопомрачительной красоты десятиклассницей, спешившей на свой выпускной. Она настолько потрясла Вовкина воображение, что он договорился встретиться с ней после ночного гуляния выпускников в пять утра около её школы.
«Могу я полюбопытствовать, что мы будем делать после этого в пять утра?», - встрял в разговор «Кука». «А поедем первой электричкой во Владимир! У меня там сокурсник живёт. Давно уже в гости зазывает. Вот мы его и навестим!», - выдал «Левис» уже готовую программу. Учитывая, что активно шла летняя сессия, и у меня надвигался непростой экзамен по «Политэкономии», я не очень хотел покидать родной город, но Вовка со словами «У меня самого на носу – Матанализ!», сбил меня «с пути истинного». Приехав на школьный вечер непосредственно с предэкзаменационной консультации с конспектами лекций в сумке, я решил, что смогу их полистать и во время поездки.
Не до конца веря в появление «таинственной незнакомки», в назначенное время мы втроём пришли под стены её школы. Когда она появилась за стеклом, мы с Колькой обмерли – «Левис» не преувеличивал. Длинные вьющиеся тёмные волосы оттеняли белизну кожи. Огромные карие глаза светились на лице картинной красоты. Полупрозрачная индийская рубаха навыпуск и желтый комбинезон подчёркивали потрясающую фигуру. Более красивой девушки мне ещё никогда не встречалось. Даша десантировалась к нам прямо из окна первого этажа и охотно согласилась составить Вовке компанию в намечающейся поездке. Её присутствие и явилось основным фактором, повлиявшим на наше с «Кукой» решение присоединиться.
В электричке Колька «заплясал гоголем» перед юной красавицей, колоритно описывая свои музыкальные приключения и норовя отодвинуть «Левиса» на второй план. У меня же с первого взгляда на девушку «заныло в груди под рубахой», но в абсолютно необычном направлении – я внезапно почувствовал совершенную душевную близость, как будто встретил давно утраченную родню. Глаза Дарьи излучали редкую доброту и смотрели на меня с таким доверием, что я сразу «назначил» её своей сестрой, что, в общем-то, было нормальным явлением на «стриту», когда парень с девушкой просто дружили. В Московской хипповой «системе», показанной близко к реальности в фильме Гарика Сукачёва «Дом Восходящего Солнца», все были друг другу братья и сёстры, но порой «родственные» отношения переходили в горизонтальную плоскость. К Даше я сразу почувствовал искреннее братское чувство и желание защитить её от всех невзгод и грозящих опасностей, о чём тут же поставил в известность обоих друзей. Нетактичный «Кука» сразу принялся скабрезно шутить на тему инцеста, а Володька явно втюрился в девушку «по уши» и уже никакую другую информацию не воспринимал.
Во Владимире, навестив первым делом квартиру Вовкиного сокурсника и узнав от его родителей, что Лёша ночует у своей подружки в общежитии местного Пединститута, мы двинули по указанному адресу. Благополучно найдя Алексея в общаге, мы там же привели себя в относительный порядок после бессонной ночи и определились с планами на день. Лёша пошёл по своим подружкам договариваться насчёт нашего проживания, а мы вчетвером, закупившись в магазине немереным количеством портвейна «777», потянулись загорать на речку. Клязьма протекала совсем неподалёку, особенно «если идти напрямки», именно так напутствовал нас Алексей, рукой указав направление движения. То ли мы его неправильно поняли, то ли он не туда махнул, но и через полчаса хождений по пересечённой местности река на горизонте не появилась. Устав от переноски тяжестей, и изнемогая от нещадно палящего солнца, мы устроили привал, благо по пути нам встретился огромный стог сена. Присев в его тени, мы решили уменьшить количество портвейна, употребив его по назначению. И о чудо! После четвёртой бутылки «Кука» сразу же за копной наткнулся на протекающую мелкую речушку. Вспомнив увиденный ранее предупреждающий щит «Основной причиной несчастных случаев на воде является алкоголь!», я категорически отказался лезть в воду. Даша последовала моему примеру, а два резвых жеребчика с буйными возгласами немедленно ринулись к реке. Я же откинулся на сено и крепко уснул, ночь без сна вкупе с портвейном взяла своё.
После полуденного сна на жаре пробуждение было совершенно «лишено приятности», да и окружающая действительность глаз не радовала. Вокруг меня валялись многочисленные опустошённые ёмкости, мои друзья спали мёртвым сном по обе стороны от меня, причём у Кольки правая щека существенно превосходила в размерах левую, а у Володьки под глазом переливался всеми цветами здоровенный фингал. Только внешность Даши не претерпела никаких изменений, во сне она выглядела ещё красивей. Сначала я решил, что два кавалера устроили рукопашную дуэль из-за дамы, потом подумал, что может сам, будучи не в себе, вступился за честь новообретённой сестры и нанёс урон обоим претендентам. Но после общей побудки выяснилась, что причина повреждений физиономий «Куки» и «Левиса» существенно прозаичней. Обнаруженная водная «преграда» оказалась заболоченным притоком Клязьмы, в котором водились неизвестные водяные существа, напоминающие гибрид жука-плавунца с пиявкой, нехорошего болотного цвета с кроваво-красным брюшком. Они то и покусали отчаянных пловцов, приведя их лица в столь плачевный вид. Приведя головы в порядок при помощи портвейна внутрь, и, с опаской омыв лица мутной водичкой из ручейка неподалёку, мы побрели обратно в город и снова заблудились.
Далее по дороге мы все потеряли друг друга и, не сговариваясь, снова встретились уже вечером на городской танцевальной площадке, где «Кука» с успехом преподал «курс молодого бойца» местному ударнику, после чего нас пригласили на «квартирник» в небольшой частный домик на окраине города, где мы и заночевали. На следующий день мы всё-таки нашли Клязьму и искупались, а вечером вернулись в Москву. Через день я успешно сдал Политэкономию, причём изрядно потрёпанная и залитая портвейном в путешествии тетрадь с конспектами была поставлена в пример другим экзаменуемым со словами: «Сразу видно, что студент активно работал с лекционным материалом!».
Именно так произошла первая встреча с родной душой, «сестрой» Дашей, ставшей мне близким человеком навсегда.
Узнав, что «Левис» расстался с «сестрой», я в компании Борьки «Рашенского» повстречал его «на вахте» у Мавзолея и, не дожидаясь обещанных нерадостных последствий, Вовка испарился из её жизни. «Левис» также незаметно исчез и из моего ареала обитания, лишь изредка доносились отголоски его похождений, закончившихся печально. С «Кукой» мы неразрывно дружили всю сознательную жизнь до его последних дней. А Даша и сейчас является одним из самых дорогих мне людей.
Бывали периоды, когда мы общались почти каждый день, что называется, «не разлей вода», а иногда не виделись годами и даже десятилетиями, но незримая, объединяющая нас связь никогда не прерывалась. Позднее, встреченная в одной из прочитанных книг фраза: «Запомни раз и навсегда, Бог не дурак, он предоставляет схожую с твоей душой, только один раз, и в одном экземпляре…» - потрясла меня 100% истинностью.
Уже в Москве выяснилось, что Даша живёт недалеко от меня, на Таганке. Скоро я познакомился со всеми новыми «родственницами»: младшей сестрой Лилькой, мамой, известным советским лингвистом – востоковедом и бабушкой Дарьей Сергеевной. «Даша Большая», как её любовно называли в семье, вдова Питерского большевика, члена РСДРП с 1905 года, напомнила мне персонажей старых фильмов про революцию. «Женское царство» встретило меня очень приветливо и радушно. Мама сестёр проживала отдельно, регулярно пребывала в загранкомандировках, но именно она, переживая за оставленных без надлежащего присмотра дочерей, регулярно вызывала меня на Таганку для наведения относительного порядка, окончательно узаконив «родственные» отношения. «Сейчас приедет брат Костя!», - этот регулярный рефрен из уст бабушки, «Даши Большой», звучал грозным предостережением шумным и весёлым компаниям, регулярно набивавшимся в просторную двухкомнатную квартиру.
На Таганке у сестёр очень любили проводить время завсегдатаи «стрита» и музыканты Московских рок-групп. Младшая Лилька выступала, конечно, заводилой. Яркая и эффектная, она взяла от отца-талыша (иранская народность) огромные миндалевидные карие глаза, тонкий нос с заметной горбинкой и неуёмный нрав. Худощавая, но с «высоким балконом» 4-го размера, Лилька производила на любого мужика сногсшибательное впечатление. Живая как ртуть, она ни минуты не сидела на месте, всё время куда-то летела – на встречу, на «стрит», на «сейшн». Сёстры резко различались темпераментом: Даша любила читать и обладала спокойным миросозерцательным нравом. Окончив школу, в институт она не поступала, а устроилась на полставки лаборанткой на филиал 1-го Московского Часового Завода, расположенный во дворе их дома. Работой её особо не загружали, и Даша могла спокойно предаваться двум своим любимым занятиям – вязанию и чтению. Вторые полставки Дарья добирала неподалёку в «Суриковском», где подрабатывала натурщицей «на портрете». Тропу в заведение проторила Лилька, которую затащил в художественное училище преподаватель средних лет, сражённый на улице картинной внешностью девушки. Но усидеть на подиуме даже в течение короткого отрезка времени моторной Лильке оказалось не под силу. Зато для задумчивой Дарьи это оказалось абсолютно естественным. Она могла часами проводить в неподвижности, лишь только время от времени перелистывая страницу очередной книги или пересчитывая петли на вязанье.
Два моих самых близких, в том числе территориально, друга - Костя «Малыш», проживающий в соседнем доме, и Мишка «Нильсон», в силу непрекращающегося антагонизма с собственным отцом квартирующий то у меня, то у «Малыша», сразу прониклись к моим новым «родственницам» самыми нежными чувствами. Костя просто млел, глядя на Дашу, а Мишка больше тяготел к Лильке, но помня о моих братских чувствах, и их отношения с девушками носили вполне невинный характер. Меня же Дарья познакомила со своей бывшей одноклассницей Светкой, живущей через дом от неё, с которой у нас сразу установились крепкие не платонические отношения. «Даша Большая» привечала всю нашу компанию, и в её речи появилось новое предупреждение: «Вот приедет брат Костя со своими друзьями!».
Рок- музыканты полюбили устраивать на «флэту» у сестёр концерты - квартирники и отмечать свои Дни Рождений. Кого там только не перебывало. Дважды мы с Толиком Абрамовым, ударником «Аракса», с немалым трудом оттаскивали «Нильсона», убеждённого сторонника гетеросексуальных отношений и ярого гомофоба, от Рикки «Рыжего», фронтмена группы «Рикки-Тикки-Тави», упорно отстаивающего равноправие нетрадиционной ориентации.
Многие мои «стритовые» и «сейшеновые» приятели, встречая меня в квартире на Таганке, с удивлением узнавали, что я и есть тот самый опасный «брат Костя», вызываемый наводить порядок. Мой друг с Варшавки Андрюшка «Сэм», раскуривая «косяк» на кухне у Даши, озадаченно спросил: «Я что-то степень родства не улавливаю! Почему Лилька говорит, что ты Дашин брат?! А сама она тогда тебе кто?».
Сестра моя названная, хотя и не столь лёгкая на подъём как Лилька, всегда охотно принимала участие в наших молодецких забавах: регулярно посещала «сейшена», гуляла по «стриту», эпизодически выезжала на «флэты» моих друзей, прекрасно зная, что находится под надёжной защитой.
Даша с удовольствием периодически носила мои джинсы и комбинезоны (у нас оказался одинаковый размер), меня она одаривала связанными ею джемперами и водолазками. Однажды другой подарок сестры практически спас жизнь мне и моему другу Мишке «Хиппи». В начале студёного февраля мы с ним заблудились в лесу дальнего Подмосковья по дороге в дом отдыха и запаниковали. Если бы не сэкономленный Дашей при шлифовке часовых линз и подаренный брату литр спирта, неизвестно, как бы далее разворачивались события. Чистый напиток подействовал мгновенно, «утолив печали» и взбодрив нас настолько, что уже через десять минут мы стояли у ворот искомого заведения.
Мои родители в Даше души не чаяли, им очень нравилась много читающая, задумчивая девушка. Даша заметно походила на персонажей наших старых семейных фотографий, но обладала более современной, живой красотой. Моя мама, узнав о наших братско-сестринских отношениях, с огорчением заметила отцу: «Пока рядом с Костей такая девушка, ни одна нормальная женщина к нему не приблизится!».
Мы с Дашей никогда не делились деталями случавшихся влюблённостей и романов, но оба хорошо знали, что есть к кому обратиться за советом и помощью. На мои дни рождения она неоднократно появлялась в компании текущего ухажёра, а у меня на её именинах случались многообещающие знакомства.
С ранней юности я назначил себе встречать каждый Новый Год только с самыми близкими. Начинал я всегда дома с родителями и братом, а потом уезжал к друзьям. После нашего знакомства я начал праздновать этот радостный праздник с Дашей, и это были одни из самых лучших и запомнившихся встреч Нового Года.
В первый раз мы собрались у Дашиного друга, ставшего нашим общим приятелем, Славки Бер-нского в его огромной квартире в Лялином переулке и встречали Новый Год небольшим и тесным кругом: Мишка «Нильсон», Костя «Малыш», Даша, Славка и я. Всю ночь мы разговаривали, делились мыслями и мечтами, ну и, конечно, ели и пили, и по очереди танцевали с нашей единственной дамой.
Накануне следующего Нового 77-го Года Даша позвонила и пригласила встречать к себе на Таганку: «Будем только мы и бабушка. Лилька вначале посидит, а затем умчится отмечать в другую компанию. И ещё я хочу тебя познакомить с одним замечательным человеком!». То 31-е декабря выдалось у меня очень насыщенным: утром в МАИ я сдавал второй из пяти экзаменов текущей зимней сессии, затем, примчавшись домой на Автозаводскую, немного посидел с родителями и братом, занятыми подготовкой новогоднего стола, оттуда понёсся к одногруппнику на Красносельскую, где узким кругом начинали праздновать одновременно Новый Год и помолвку хозяина, а уже в половине двенадцатого я появился на Таганке.
Странным образом получилось, что среди близкого Дашиного окружения один я дружил с алкогольными напитками. Большинство её друзей, подруг и знакомых или курили (не табак) или применяли другие «сосудо-расширяющие» вещества и «растормаживающие сознание» препараты. Так и этот Новый Год под звон курантов мы начали шампанским с бабушкой, а уже водку я продолжал употреблять в одиночестве. Новый приятель Дарьи не употреблял напитков, поэтому сначала я смотрел на него с некоторым подозрением. Внешне он не сильно отличался от большинства её кавалеров, только волосы подлиннее и лицо повыразительнее. Но в процессе общения я и сам подпал под Жоркино суровое обаяние.
На тот момент Георгий достаточно плотно «сидел» на расширяющих сознание опиатах, которые активно «помогали» ему в творчестве художника-авангардиста с уклоном в примитивизм. Жоркина встреча с моей сестрой произошла не менее живописно: «Я «из-под» ЛСД долго сидел на лавке в метро и наблюдал, как пыль на полу вестибюля складывается в причудливые картины. Когда я, наконец, оторвался от завораживающих миражей и поднял глаза, на меня шёл Ангел!». Так они и познакомились.
Из последующего общения с Георгием я понял, что он частично стоит на идейной платформе хиппи – «все люди братья!», «Make Love Not War!» и является ярым пацифистом.
Плотно выпив, закусив и вволю и с удовольствием пообщавшись с сестрой и её новым другом, около трёх ночи я отбыл отдыхать на мой диванчик, который притулился в меньшей, бабушкиной комнате. Поздним утром 1-го января, когда, уже поднявшись и продолжая трапезу с напитками, мы все, дружно сидя за новогодним столом, внимали праздничным телевизионным передачам, у входной двери резко позвонили. Решив, что это вернулась вторая, «блудная» внучка, Дарья Сергеевна, не глядя, открыла дверь. На пороге стоял один из бывших Дашиных ухажёров, Серёжа «Мокушка», за которым возвышались его приятель Павлик «Морозов», крупный урловатый парняга и ещё два незнакомца.
«Мокушка» в тот период проходил действительную службу в рядах СА, но на Новый Год ему выпала оказия на несколько дней вырваться в Москву, и он с удвоенной силой отмечал свободу. Сергей сразу начал предъявлять свои права на Дашу и потребовал, чтобы она немедленно поехала продолжать празднование в их компании. На увещевания «Даши Большой» он никак не реагировал, продолжая «переть буром». Я не очень рассчитывал на Жорку, памятуя его пацифизм, и уже прикидывал, как успешнее выпроводить непрошенных гостей с меньшими потерями. Внезапно из комнаты показался мирный авангардист, умело держа в правой руке за горлышко бутылку из-под шампанского. Сразу почувствовав себя уверенней, я, с Георгием, прикрывающим тылы, оттеснил незваных визитёров на лестницу, где, озвучив любимую «Кукину» присказку «Посмотрели росомаху, а теперь ступайте на …!», с ними распростился. Жоркин демарш меня порадовал, и я уверился, что тихий «пацифист» вполне в силах защитить свою любовь.
Воспитанный на классике и с детства любивший проводить время в залах Третьяковки и Пушкинского Музея, я несколько опешил от предъявленных Жоркой собственных полотен, но тяготеющий к Пиросмани стиль меня заворожил. Одна картина особенно меня потрясла – с привычным серым «советским» автозаводским фоном резко контрастировали ярко-красные вывешенные на домах партийные лозунги. «Утро на Автозаводской» - название со 100% попаданием отражало моё восприятие своего микрорайона, в котором я проживал с 6 лет, ходил в детский сад, окончил школу, где случилась моя первая любовь, жили мои лучшие друзья, где я взрослел и мужал.
Существенно позднее Жорка, делая резкий поворот в жизни, подарил мне эту картину, зная, что я к ней неровно дышу. И она до сих пор, единственная, напоминающая о прошлой жизни «авангардиста», висит у меня на стене в специально заказанной под нестандартные размеры раме.
Даша начала много времени проводить с Георгием, общаться мы с ней стали реже, но теплота наших чувств не остыла. Я подружился с Жоркой и регулярно навещал его квартиру родителей над магазином «Дом обуви» на Ленинском. Именно ему принадлежит заслуга в полном моём отвращении от наркотиков. Однажды, зайдя в его комнату, я увидел торчащий из-под дивана кусок доски «сороковки» с торчащим из неё гвоздём – «соткой», острый конец которого покрывала засохшая красная краска. В шутку поинтересовавшись, не начал ли художник использовать вместо кистей гвозди, шурупы и прочие болты, я был ошарашен совершенно серьёзным ответом: «Это не краска, а кровь. Я об этот гвоздь бью пяткой, чтобы физическая боль перебила ломки!». Я и до Жоркиных слов к «сосудо-расширяющим» относился без особой симпатии, а после этого случая как отрезало. Навсегда.
Когда я начал серьёзно женихаться с Галей, мама очень опасалась, что моя будущая жена неправильно расценит наши с сестрой отношения, но её опасения оказались совершенно напрасны. Даша с удовольствием гуляла у нас на свадьбе, и в качестве подарка связала нам с Галкой одинаковые шерстяные водолазки.
Виделись мы с Дашей, конечно, реже, но по первому зову всегда спешили друг другу помочь. В период моего проживания у Борьки «Рашенского», после очередной бурной ссоры с молодой женой, Даша регулярно приезжала меня проведать и поддержать. От сестры всегда веяло сердечной теплотой и редкой самоотверженностью - однажды всю ночь она просидела у кровати «Ра», врачуя его руку с пробитой ненароком веной.
О замужестве сестры я совершенно неожиданно узнал, сидя на «пивной» аллее в Гурзуфе в компании друзей летом 78-го года. Ко мне подсел незнакомец, в котором я не сразу опознал гитариста культовой группы «Второе дыхание» Игоря Дегтярюка, одного из Дашиных обожателей, как-то приходившим вместе с ней ко мне на день рождения. «Кость! Вот Ты тут сидишь - выпиваешь, а в Москве Даша замуж выходит!», - с тоской в голосе оповестил он. Я немедленно предложил ему отметить это радостное событие, но находившаяся при нём девушка со словами «Он сегодня уже наотмечался!» увела его прочь.
В те годы было много принято путешествовать по стране, и Даша с Жоркой много разъезжали. Борис «Ра» вдвоём с приятелем, переживая невероятные, порой опасные, а иногда забавные приключения, автостопом пропахали всю Среднюю Азию, присылая мне открытки из каждого крупного посещённого ими города: Бухары, Самарканда, Коканда, Хивы, Ургенча. Я со своими друзьями, напротив, тяготел к Западу, наши маршруты распространялись на Питер и всю Прибалтику.
В 81-м родилась моя первая названная племянница - тоже Дарья, названная в честь своей прабабушки «Даши Большой». Новоявленная бабушка вновь отбыла в длительную заграничную командировку, а молодая семья переехала в её квартиру на тогдашний край географии, в Чертаново. Наши встречи происходили всё реже, тем более, что и у меня появились родительские обязанности: я стал молодым папой.
Летом 83-го мы с младшим братом, попраздновав жизнь у друзей на Варшавке, поздно вечером зарулили к Даше с Жоркой в гости, благо недалеко. Они очень нам обрадовались, наши родственные отношения, естественным образом, распространились и на Борьку. После поздних посиделок с разговорами и напитками мы провели остаток ночи на полу, на выделенных нам матрасах. Утром, когда мы тепло прощались, Жорка внезапно предложил мне забрать все его музыкальные виниловые диски и так нравящуюся мне картину. Предполагая продолжение банкета, я отказался, опасаясь утратить дорогой подарок. Только существенно позднее я понял, с чем был связан такой непонятный Жоркин широкий жест.
Последовавшая пара лет во многом изменила мою жизнь. Очень тяжко давшийся мне развод и гибель брата надолго выбили меня из привычной колеи. На затянувшийся период, стараясь забыться, я пустился во все тяжкие, и изрядный кусок действительности прошёл мимо. Когда едва восстановившись, я начал заново собирать из разрозненных кусочков пазла свою жизнь, внезапно выяснилось, что многие из моих старых друзей бесследно сгинули. По старым телефонам они не отвечали, оставшиеся приятели про них ничего не знали. И одним из самых сильных потрясений явилось исчезновение Даши с Жоркой. Никто не знал их текущего местонахождения, а слухи ходили самые разные.
В этот же промежуток времени нам внезапно без всякого предупреждения изменили номер домашнего телефона в свете расширения телефонной сети Москвы. Как следствие, часть моих знакомцев меня тоже потеряла.
И вдруг, случайно в центре Москвы на улице я встретил Жоркиного одноклассника Серёжку Кор-кова, который ещё в старые времена успешно приторговывал джинсами и юбками «Levi’s» моего производства. От него я и узнал фантастическую новость: Жорка закончил семинарию и принял сан, он теперь Отец Георгий и имеет деревенский приход в Муромских лесах. Они с Дашей, ныне Матерью Дарьей, растят шесть дочерей, мал мала меньше. Добираться до них «пять дён на перекладных». Сам Сергей периодически их навещал с подвернувшейся оказией, или они звонили ему, когда очень изредка выбирались в столицу. Новость меня потрясла до глубины души, и Серёга дал мне слово, что при первой же возможности передаст мой новый номер Даше с Жоркой.
В течение ещё нескольких лет я напрасно ожидал звонка, а затем решил, что в корне изменив жизнь, моя «родня» полностью «отринула прах былого с ног» и встала на новые рельсы.
Но в следующую неожиданную встречу Серёга меня очень обрадовал. «Жорку перевели на новый приход в Москву, и они всей семьёй вернулись и теперь проживают в Южном Бутово!», - завершил он свой недолгий рассказ и выдал мне номер телефона. С сильным трепетом набирал я номер, не зная, какой реакции ожидать. Но услышав в трубке родной до боли, ни на йоту не изменившийся голос, чуть не расплакался.
Когда, уже у них в квартире, мы с Дашей, перебивая друг друга, делились историями за проведенные врозь 18 лет, я с особой остротой понял, как сильно мне её не хватало.
Давно уже покинула Родину сестра Лилька, много лет проживающая с сыновьями в Штатах, периодически навещая сестру и маму.
Почти в столетнем возрасте отошла к Господу Даша «Большая», до последних дней пребывавшая в здравом рассудке и трезвой памяти.
На Жорке, как мне теперь уже казалось с высоты прожитых лет, с юности лежала особая «печать», так что, увидев раздобревшего Отца Георгия, я не очень удивился произошедшей с ним метаморфозе.
Былинная больше к богатырям русская красота всех без исключения «дщерей» меня потрясла, в них волшебным образом слились красота матери и одухотворенность отца. Меня очень обрадовало, что они все, как одна, величали меня дядей. Больше остальных мне полюбилась Варвара, поразившая меня своим сходством с Дашей в молодости. Живя уединенно, вдали «от шума городского», Даша не забывала своего старшего брата, то бишь меня, наперсника юношеских «игрищ и забав», и рассказывала о нём подрастающим чадам.
На нашу духовную близость почти два десятка лет разлуки никак не повлияли, мы остались друг другу такими же родными, как и до расставания.
Но другая реальность жизни родни существенно повлияла на сферу их занятий и интересов. На Заводе им. Орджоникидзе, где я в тот момент трудился, дважды в год проходила Православная Ярмарка. Даша регулярно приезжала походить, посмотреть, купить духовных и детских книжек, и меня каждый раз сражало, как, несмотря на её современную светскую одежду, продавцы безошибочно узнавали в ней жену священника. Видимо я, со своим зашоренным глазом, не замечал в ней чего-то особенного, что видели они.
Перед каждой моей поездкой в Страну Обетованную Даша выдавала мне рукописные листы с записками «О здравии» и «О упокоении», которые я передавал в Церкви Гроба Господня в Иерусалиме греческому монаху Пантелеймону, хранителю кувуклии. Он всегда приветливо интересовался: откуда я и чего хочу, и я объяснял, что моя сестра – жена священника, и просила распорядиться этими бумагами согласно принятым в православии правилам, в которых я не силён. Оттуда я регулярно привозил ей особый ладан, продаваемый в греческой лавке по соседству с Храмом.
Общение с Жоркой в его нынешней ипостаси по сей день доставляет мне несравненное удовольствие. Потрясающая по красоте и убедительности речь с вкраплениями современного сленга просто завораживает. Периодически я заезжал к ним, будучи навеселе, и Отец Георгий без колебаний составлял мне компанию. Он уже не чурался алкоголя и, как и я, был подвержен затяжному употреблению, или, говоря иначе, «проявлял святое негодование». И уж тогда беседы затрагивали абсолютно все темы. Точно по Гиляровскому: «Пьянствовали ребята всю ночь. Откровенные разговоры разговаривали!». В Жоркиных устах самым чудесным образом становились понятными самые запутанные вопросы, и он неоднократно по ходу бесед освобождал меня от тяготивших душу и разум совершенно нерешаемых проблем этического (да и не только) свойства. Даже не исповедывая христианства, я в полной мере ощутил разрешение от всех прегрешений, сотворенных вольных или невольно в «годы войн и революций».
Наш общий старинный друг, музыкант и общественный деятель, руководитель движения «Третий путь» Борис «Ра» Раскольников принял крещение у Отца Георгия, чем очень гордился. Жорка, зная, что я регулярно вижусь с «Рашенским», всегда передавал ему приветы и напутствия.
Ещё один мой приятель, Лёха, мятущаяся душа, никак не мог найти внутреннего равновесия после неоднократного участия в локальных войнах и пребывания в горячих точках. «У тебя есть знакомый священник?» «Зачем Тебе?» «Я хочу принять православие, но если он сможет ответить на имеющиеся у меня спорные вопросы насчёт веры!». Лёха мучил Отца Георгия в течение шести часов, пока тот не разрешил все его сомнения. После этого Алексей крестился и с благословения Батюшки убыл в монастырь.
Моя младшая дочь принимала первое причастие в небезызвестной церкви на Юго-Западной, где Отец Георгий в то время служил.
Около пятнадцати лет назад сын одного из самых близких друзей попал в тяжелейшую зависимость от веществ, «расширяющих сознание». После курса лечения в знаменитой клинике Маршака, он по настоянию своего отца посетил отца Георгия и четыре часа с ним беседовал. Неизвестно о чём они говорили, но молодой человек ведёт правильный образ жизни по сей день.
В ответном слове на мои поздравления с Рождеством Христовым в текущем году отец Георгий произнёс, что «Из всех моих неправославных близких и родственников - Ты ближе всех ко входу в Царствие Небесное!». Когда я, опешив, в шутку спросил: «Что, уже пора собираться?!», он совершенно серьёзно ответил, что, по его мнению, Господь давно простил мне все грехи, потому что я всю жизнь совершал поступки искренне и от души.
При этом, на мой взгляд, наиболее верующей в семье является именно Даша со своей всепоглощающей и всеобъемлющей бескрайней любовью к детям, внукам и многочисленным друзьям и родственникам.
К моей величайшей горести всё чаще друзья юности и молодости покидают этот мир. Уже нет с нами упомянутых выше Николая «Куки» и Бориса «Ра», да и многих не названных дорогих мне людей. И когда становится совсем невмоготу - я звоню Даше, и она, переживая утраты не менее моего, всегда находит верные слова сочувствия и утешения.