Часть третья. Сны и реальность.
Кружились машинки...
Стоял редкий для города день- жаркий той ленивой, полуденной жарой, которая так характерна для средней полосы и так не часто балует Северо-Запад. Тополиный пух как при замедленной киносъемке передвигался, струился вдоль ободка парковой асфальтовой дорожки, легко завихряясь в маленькие редкие воронки. Она сидела на скамейке под тенью многовековых деревьев, почти таких же древних, как и все вокруг, вместе с местным кремлем, частичка истории, часть то ли прошлого, то ли настоящего? Ее любимое зеленое, с низкой талией, разноцветными пуговицами платье, было не по погоде теплым, зато оставляло ощущение комфорта, защищенности, хотя бы призрачной. любимые вещи были для нее частью оболочки, защищающей от мира. Она была измучена, почти трое суток не спала, только кофе, сигареты и мысли, отрывочные, бежавшие одна за другой и перегоняющие друг друга, проносящиеся нескончаемым потоком. Она смотрела почти остановившемся взглядом на машинки, детские машинки, двигающиеся по кругу: яркие, смешно раскрашенные, на малышей, которые от восторга подпрыгивали в них и чувствовала себя изгоем. А из репродуктора, включенного во всю мощь неслась песня "Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана..." Она ждала его и вспоминала тот последний день, когда под окнами его офиса прогуливалась его бывшая, заглядывая в темные окна и поджидая его, а по телефону у же торопилась позвонить очередная, конечно же, (кто бы сомневался?) окончательная пассия, как у Сальвадора Дали - который всю жизнь рисовал только одну женщину
Невозможно осознать всю глубину падения этого человека. Этого не может быть! Сознание отказывается воспринимать ситуацию во всей её неприкрытой подлости.
… Она сидела, сжавшись в комочек и, глядя на него несчастными глазами, сказала: «Я хочу быть твоей женой.» У нее была смешная ассиметричная стрижка: белокурые волосы с одной стороны спускавшись, закрывали ухо, а с другой были совсем коротенькие, подстриженные почти под «ёжик», торчали вверх, как у мальчишки. «Двуликий Янус», так она называла это произведение парикмахерского искусства безвестного мастера. Он прилег рядом, крепко обнял её, так, чтобы она не смогла вырваться и вдруг, набравшись смелости (она почувствовала как он собрался, будто готовясь прыгнуть в бездну) сказал ей: «Я думаю, что однажды за все мои грехи Бог накажет меня такой любовью!» Она вскочила, встрепенувшись, как вмиг потерявшая равновесие, подбитая во время безмятежного полета птица. –НЕТ! Только не ЭТО!.. И маска страдания исказила ее лицо. И через секунду, уже практически «на автомате», продолжила – «Что не от Бога, мне не нужно!» И этот резкий переход к столь категоричному утверждению, в котором все ее существо протестовало и сопротивлялось его ужасным словам, немного привел ее в чувство, но лишь на мгновение. – «Да подожди ты», - он перехватил ее, готовую убежать, снова привлек к себе, еще крепче сжав в объятиях и, как-то лихорадочно гладя по короткой, «щетинистой» половинке, произнес - «Мне просто не кому это рассказать, да послушай же меня!». Но волна нестерпимой боли уже накрыла её, все звуки окружающего мира притупились, сменившись какой-то оглушенностью. - «Нет!» А боль мгновенная, острая, боль такой неведомой ранее для нее силы, как будто в одна мгновение с нее живой содрали кожу без всякого наркоза, не давала дышать, не давала говорить, перехватывала дыхание, но она не заплакала, просто как-то вдруг обмякла, все умерло в ней, ее не стало, а лишь набирала обороты апатия и отрешенность от земного, светлого, яркого, красочного. Она потеряла способность соображать, мозг отключился, не в силах воспринимать реальность происходящего и появилось ощущение того, что она на сцене, перед толпой зрителей без всякой одежды, обнаженная перед огромным залом. В этот момент жизнь перестала быть хоть сколько-нибудь ценной, она внутренне вся как будто стала меньше, сжалась, замерла, а ее оболочка продолжала жить отдельно от нее, двигаться, что-то говорить. Впрочем, много говорить и не пришлось, лишь слушать монолог, он не мог уже остановиться, но его слова долетали до неё и разбивались об отказавшее служить ей сознание. Просто механически запоминались, впечатывались в мозг намертво.
Он отошел к окну, постоял, заложив поглубже руки в карманы, задумчиво рассматривая знакомую картину в окне – слабо освещенный луной и фонарями зимний парк, деревья с оголенными ветками, засыпанные снегом дорожки, угадывавшийся вдалеке темным пятном ров перед кремлевской стеной… Смотрел и не видел. Созерцание затягивалось и тут он, словно очнувшись, произнес сакраментальную фразу из фильма, ставшего воистину народным, из года в год исправно демонстрирующемуся по всероссийскому каналу на Новогодние праздники : «Мужчины перестали делать маленькие глупости, они перестали залезать в окна к любимым женщинам».
Он, разлив в стаканы коньяк, предложил ей выпить, она пыталась объяснить, что ей нельзя, потом она будет себя плохо чувствовать, а он все уговаривал –«Да брось ты, выпей, а то я не смогу так говорить!»
Она механически отпила глоток, он же выпил свою порцию до дна, налил еще и, расхаживая по своему «падишахскому» кабинету в призрачном свете парковых фонарей, говорил и говорил «мужчины перестали делать маленькие глупости, они перестали забираться в окна к любимым женщинам»- «Когда-то меня обидела одна девчонка, ну, я ей и отомстил!» - «После этого я решил надеть на себя вериги»- «Я, наверное, по натуре одинокий волк», "Ну, не я, так кто-нибудь другой" - и апогеем этого сумбурного диалога – «А я тебе не буду мстить!». Эту, последнюю фразу он произнес с нажимом, глядя ей в глаза. Она ничего не понимала из всех сказанным им слов, но и не о чем его не спрашивала, не выясняла – о чем же это таком он говорит, а комок боли внутри нее все разрастался, а действительность становилась все менее и менее реальной. Она сейчас была больше похожа не на живую девушку, а на гуттаперчевую куклу, из которой ушла душа. Одна только все перекрывающая, доминантой бьющаяся мысль стучала в виски: она должна уйти, она должна уйти, она должна уйти…
… И ноющая боль пройдет
При ярком свете дня.
И жизнь, полным-полна забот
Нахлынет на меня.
Обычный день, знакомый шум,
Привычные дела…
И тяжесть самых разных дум
Уйдет, как не была.
Я позабуду про тебя – беспечно и светло
И станет вновь судьба моя
Прозрачна, как стекло…
Привычной жизнью, как щитом,
Я заслонюсь от бед.
Но это будет все потом,
Когда придет рассвет…
В действительность ее вернул Он, появившийся на фоне этой расплавляющей мозг жары и музыкального грохота, выводившего свои бессмертные слова "драгоценная ты моя женщина..."И вдруг я, наконец-то почувствовала его состояние – самодовольный, хорошо защищенный от окружающего мира, счастливый человек, у которого все прекрасно: бабы за ним бегают, поводки у него в руках, карьера продвигается, и он обалдевает от самого себя, любимого, сам себе удивляется и сам собой восхищается, как это он так может? Его при этом, абсолютно не трогают чужие несчастья, наоборот, чем несчастнее человек перед ним, тем не адекватнее по отношению к нему он себя ведет – он погружен только в себя, живет в своем измерении и его жизнь такая другая, не похожая на серые будни, просто вечный праздник какой-то. Он как рыба в воде в своих интригах, подчиняясь и следуя другим, более высоким целям, где-то там, в заоблачных высотах возвышается над окружающим миром. На его физиономии написано ощущение такого небывалого счастья, которое граничит с эйфорией, он не может даже сделать приличествующее случаю лицо, создается, глядя на него, ощущение ирреальности этого мира. Разговора не получилось, зато Она увидела главное, ради чего пришла - это не бред воображения, говорившего ей о том, что он говорит себе "Теперь надо вставить серьгу в ухо, такую, которую давно хотел, миниатюрный крестик" и на самом деле она увидела его в новом обличье.
Она с огромным трудом изнуренного и абсолютно обессиленного человека добрела до остановки автобуса. Перед глазами стояло марево, она то и дело ловила себя на мысли, что в любую минуту может просто отключиться и упасть. Огромным усилием воли, повторяя про себя (а может быть и шепча вслух) «только бы доехать до дома, только бы хватило сил» дождалась автобуса на этой ужасной жаре, напоминавшей настоящее пекло. Как она доехала до своей остановки, она, как не старалась, вспомнить не могла. Очнулась дома, где было относительно прохладно, прилегла на диван в детской комнате и почувствовала, как сознание стало уплывать от нее, накрывая чем-то беспроглядным, черным и плотным всю ее голову. Она испугалась, что сейчас это почти физически ощутимый плотный мрак накроет ее всю и даже капли сознания не вернется уже никогда. Смертельный ужас заставил ее на мгновение очнуться , но сил бороться с ним не было, она лишь встрепенулась, а затем покорно и безропотно стала погружаться в бездну небытия – туда, откуда уже не возвращаются. И тут вдруг громко и настойчиво зазвонил телефон, так громко, что пробил какую-то брешь в ее мраке, в ее ускользающем сознании. Она вскочила и бросилась в гостиную, на том конце провода ошиблись номером, искали какого-то Горячева, звонил солдатик из своей неведомой далекой воинской части, разыскивая друга. Она положила трубку и гримаса боли, невыносимого страдания застыла на ее лице. Через несколько минут телефон вновь разразился громкими трелями, вновь солдатик искал какого-то Горячева. И вновь звонок, и вновь- Горячев. Тут что-то «щелкнуло» в ее сознании и раскаленная мысль пронзила ее мозг – это Он ей звонит, просто не может это сделать сам и попросил, видимо, кого-то из своих друзей ей позвонить, в надежде, что она догадается, что эти странные звонки – его крик о том, что он погорячился, Он просит связаться с ним. Фантасмагорическая ассоциативная цепочка замкнулась и она набрала давно знакомый номер – «Это ты мне сейчас звонил?»
Утром, одев свой праздничный костюм Она пошла сдаваться в психиатрическую больницу.
- О психиатрической больнице я вам уже рассказывала, Елизавета Георгиевна, вы помните?
-Да, конечно, - подтвердила я. Впечатление от рассказа Иры было сильным и мрачным. Я встряхнула головой, стараясь избавиться от гнетущего впечатления.
- Ирина, какие – то еще были совпадения или предчувствия событий?
- Совпадения были, но об этом я узнаю уже постфактум, хотя, казалось бы, должна бы события спрогнозировать, чтобы избежать проблем. Но, как я могу это сделать, если о своих снах я рассказывала только Андрею, но, боюсь, что правды от него добиться так и не смогла.
Сегодня можно было бы позвонить ему и узнать, что случилось, но вряд ли он вообще со мной будет говорить, а уж тем более, объяснять, что же у него произошло. Андрей уверен, что я только и жду, как бы ему навредить, отомстить, или шантажировать, например. Конечно, он думает исключительно о себе, опасаясь за свое будущее, а я осталась в ситуации, когда не смогу даже узнать, совпадают ли мои видения и сны с реальностью или нет. Я не могу это проверить.
- Ирина, так что же все-таки произошло сегодня?
Ира вздохнула. – Даже не знаю, как и рассказать. Мы с оператором, который и передачи мои монтирует, сидели в монтажке и писали новую передачу. И, вдруг, ни с того, ни с сего, мне показалось, что – то случилось. Как будто я услышала крик: «Ты веришь?!»
Я выбежала из монтажки и бросилась вниз по лестнице, шепча про себе: - «Да. Конечно, я верю, я верю!». Я ничего не понимала, только могла плакать и почему-то предположила, что это Андрей пытается до меня докричаться! Впрочем, а о ком я еще могла подумать, если все мои мысли до сих пор заняты только им. В этом бреду я даже шептала: «Я брошу курить, только бы все не сорвалось, только бы все получилось!»
Мой оператор спустился вниз и нашел меня там, где и вы меня видели, когда пришли на телекомпанию – я сидела в углу на диване, пытаясь справится с рыданиями и не могла ничего понять, что же со мной происходит. Видимо, тогда оператор вам и позвонил.
Тут уж пришла моя очередь удивляться, однако, я никак не могла принять решение: говорить Ирине о событиях, которые мне только что рассказал Андрей или нет? Может быть, для нее будет лучше, если она сама все узнает и сама сделает выводы?
Ирина не заметила моих мук и продолжала свой рассказ.
-Я сегодня видела странный сон, может быть он как-то связан с тем, что произошло?
Мне, наконец-то, за столько времени приснился сон о нем. Но он был какой-то странный, впрочем, как и мое теперешнее состояние, сон, который лишь отражал действительность, не более того. Во сне я шла к нему, не понятно было, договорились ли мы заранее о встрече или нет, но я шла к нему. Почему-то нужно было пройти вначале через проходную, такую типовую, как на каком-то заводе, с охранником в будке и вертушкой. Была толпа народа, все с пропусками, а у меня пропуска не было, да я особенно по этому поводу и не беспокоилась, какой пропуск, меня к нему пропустят и так. Но, не тут-то было, пришлось практически прорваться с боем сквозь охранников и толпу желающих пройти. Я устроила скандал, уверяя, что имею право увидеть его, имею право доступа на его территорию. Пройти удалось, я спокойно, улыбаясь про себя мыслям о том, что наконец-то мы встретимся, шла по территории, труднодоступной для остальных, предвкушая тот покой и комфорт, ту толику душевного равновесия, ту радость от встречи, которые сопровождали мои мысли о нем.
Доверчиво улыбаясь, я шла навстречу и он появился как-то вдруг, из ниоткуда. Но, что это? Его лицо не выражало никакой радости, даже тени подобного не было, напротив, брови было сурово сдвинуты, губы плотно сжаты, но я еще ничего не заподозрила. Я пошла к нему уже почти вплотную, когда он вдруг, каким-то молниеносным движением, спрятанную за спину руку чуть ли не выбросил мне навстречу, а в руке, которая оказалась очень близко с моим лицом, он крепко держал сверкавшую хищным оскалом, осколками стекла, наполовину разбитую бутылку из-под шампанского! Мое удивление было так велико, что я даже не испугалась, только болезненно сжалось сердце - за что? С этой болью я и проснулась - сон не отличался от яви, действительно, все так и было. Я считала, что Андрей ко мне очень хорошо относится, я считала его своим другом, а ему хотелось от меня избавиться любым, даже насильственным способом, он не остановился бы перед тем, чтобы покалечить ставшее ненавистным лицо.
Ирина заметно устала от разговора и я предложила ей встретится еще раз, через несколько дней, когда она сможет вернуться к пережитому шоку. Ира не стала сопротивляться, со слабой улыбкой попрощалась и ушла, оставив шлейф из приятного аромата французских духов и тяжелой депрессии.
Я решила еще некоторое время поработать в офисе, разогнать, навеянную рассказом Иры непроглядную тоску, чтобы не нести домой неприятные впечатления.
- Как я оказалась между двух огней?
Конечно, в работе психоаналитика, особенно, если он работает с партнерами, или с семьями, такое случается. В этом случае нельзя принимать чью либо сторону, нужно сохранять нейтралитет, потому что разбираться во взаимоотношениях люди должны сами. Моя же роль заключается лишь в том, чтобы помочь им это сделать и совсем не обязательно, что их надежды совпадут с реальным результатом. Не всегда желаемое или ожидаемое поведение совпадает с действительным положением дел.
Немного поразмыслив, я приняла решение: приглашением Андрея Владимировича я воспользуюсь и на его бракосочетание все-таки приду, тем более, что все произойдет уже послезавтра.
***
На следующий день я посмотрела телепередачу Ирины, мне было очень интересно посмотреть, как она смогла, находясь в таком ужасном душевном состоянии смонтировать праздничную передачу. Действительно, оказалось, что все не так уж плохо, не гениально, как совершенно справедливо сказала Ирина о своем творчестве, но вполне достойно. Только удивил меня выбор цвета одежды: быть в белом не самый лучший вариант, так как «картинка» расплывается. Удивили меня и последние слова Ирины, она не только поздравила медиков с праздником, но, почему-то, пожелала личного мужества.
-Странно. Если следовать цепочке ассоциаций из сна Ирины, то вся в белом должна быть невеста, а личное мужество понадобится Ирине самой, как никогда раньше. Но в тот момент, когда Ирина узнает о бракосочетании Андрея, мужества ей понадобится много. Особенно, когда всплывет имя новой жены Андрея. Странным мне показалось то, что личность Иры как будто раздвоилась: она была одновременно и собой, и той, другой Ирой, которая готовилась к свадьбе.
Может быть, где-то в сознании Ирины произошел «перекрест», она не может адекватно осмыслить ситуацию свою личную, потому что мешает понять женщина, носящая ее имя? Может быть, Ирина все-таки обладает определенным телепатическим даром, но не может его правильно применить?
В любом случае, я пришла к выводу, что Ирина очень сильно зависима от Андрея.
На следующий день, когда я готовилась к походу в ЗАГС на торжество, мне позвонила Ирина.
-Елизавета Георгиевна, вы меня извините за звонок в выходной день, проговорила она после приветствия.
- Но я не могла не позвонить. Дело в том, что когда я находилась в психиатрической больнице, я почему-то подумала, что все новости о жизни Андрея я обязательно узнаю по радио. В тот момент мне мысль эта показалась просто чудовищной, я даже начала склоняться к тому, что все-таки больна психически. Однако, сегодня именно такое событие и произошло! Я включила радио, хотя делаю это крайне редко и услышала поздравления от друзей Андрею и Ирине с днем бракосочетания! Так это меняет дело, во всяком случае, многое объясняет. Понимаете?
Я ничего не понимала о чем и сообщила Ирине.
-Ну, как же так! Это же просто! Новую жену Андрея зовут так же, как и меня, у нас одно имя. Андрей думал и обо мне, и о ней, он говорил с Ириной, а я слышала и свое имя и ее, только не могла понять, что нас двое!
Я слушала голос Ирины в трубке, радостный, веселый и не могла понять. По моим подсчетам Ира должна была бы плакать, а не смеяться. Но в голосе моей пациентки слышалось такое торжество, я бы сказала «торжество победы», что я не сразу сообразила, насколько ее мучила двойственность мыслей.
- Ира, - осторожно спросила я. – Ты не столько расстроилась из-за свадьбы Андрея, сколько обрадовалась тому, что поняла, в чем же твоя проблема и суть переживаний?
- О, да! Елизавета Георгиевна, вы абсолютно правильно сформулировали! Понимаете, я действительно очень измучилась от каких-то посторонних мыслей. Мне постоянно кажется, что я живу не своей жизнью и никак не могу вырваться из этого замкнутого круга. Когда-то, несколько лет назад, я попросила Андрея обратиться к психоаналитику, чтобы он помог ему определится: нужна я ему или нет. У меня была очень слабая надежда на то, что Андрей вернется, что он останется со мной. Но этого не произошло: Андрей ушел навсегда. Даже такой результат меня устроил, хотя было очень больно, но понятно. И от этого стало немного легче. Так и сейчас: я понимаю, что потеряла его окончательно, но зато я знаю, что я не ошибалась, что я не сумасшедшая, просто Андрей мог бы и сказать мне, что его новая пассия носит одно имя со мной, и тогда бы я так не мучилась. Только Андрей не был бы самим собой, если бы хоть на минуту подумал о том, чтобы облегчить мне жизнь!
Продолжение следует