Ледяные шершавые пальцы и пламенные, словно горящие запястья. Я хватаюсь за них, как за последний оплот спасения, сжимаю жестокой хваткой, касаюсь, пока они не рассыпаются обыкновенной пылью под моими дрожащими пальцами. В холодном поту я шепчу твоё имя и срываюсь на хриплый крик. Моё эхо звонко отталкивается от молчаливых стен. Утренний полумрак растекается в пространстве, забивается в углы, но он не такой плотный, чтобы превращать очертания предметов в причудливых животных. Всё встает на свои места. Я снова откидываюсь на мраморный пол, оставляя в затылке гул тупой боли. У меня нет времени жить. Я пытаюсь поймать вечность, взять в свои руки и властвовать над ней безгранично, но она просачивается сквозь мои пальцы, утекает. Молниеносно, в одну вспышку проблескивает очередная затхлая жизнь и обрывается глухо и неприметно. Мы встречались с тобой в каждой из них.
Un. Комната полнится звонкой бранью. Смотришь молчаливо и сдержанно, снисходительно поблескивая радужками глаз. Благородно терпишь хлесткие удары слов, подставляя широкую грудь, как терпит побои верный, но, увы, немой пес. Дело вовсе не в том, что ты не можешь выдавить из себя ни единого слова. Это я не желаю слушать. В моих руках - увесистый кнут. Стоит тебе лишь разомкнуть свои губы, он тут же огладит их, оставляя вмятый след. Ты это знаешь. Я это знаю. Поэтому так мучительно изломлены твои брови, но так мягок контур слабой, измученной улыбки. Эта густая тьма травит мою кровь, и я не могу избавиться от неё. Никогда не избавлюсь. В твоих глазах - безграничная жалость, но мне она противна. Ты протягиваешь руки, но я хлестко прохожусь по ним ударами, пока они не опускаются в бессилии. Это у меня в руках орудие для истязания, но ты сильнее. И я ненавижу это.
Deux. Вваливаюсь в полуразрушенную, молчаливую церковь в своих крошащихся, увитых трещинами доспехах. Я уже отчаялся найти в этом мире что-либо, кроме терпкой горечи печали и бесконечного страдания. Под сводами моей тихой обители нет ни милосердных улыбок ангелов, ни позолоченных цветов. В зияющую дыру проглядывает бессонное ночное небо, усыпанное серебряной крошкой звезд. Я прихожу к тебе босой и в ссадинах. Встаю на колени, вернее сказать, падаю, глухо и тяжело, словно кусок остывшей, бесполезной туши. Руками скребу мраморный пол, морщусь от пронзительного скрежета собственных зубов. Градины слёз рассыпаются по моим изувеченным ладоням, закатываются в изрешеченные губы, пронзая острой, солоноватой на вкус болью. Я молюсь тебе, как древнему, гордому божеству в длинных белоснежных одеяниях. Золото слепящего солнца играется в твоих волосах. Храмовую тишину вспарывают одни лишь мои крики. Ты молчишь. Ты - моя фантасмагория, плод больного воображения, порождение слепого отчаяния. И я ненавижу это.
Trois. Мои руки все в ссадинах, в некрасивых, краснеющих, вспухших царапинах, в точечных узорах гематом. Они созданы лишь для бойни, для жестокости, для того, чтобы купаться в багровой крови. Ими можно лишь защищаться, трогать либо ледяное оружие, либо бездыханные трупы. Я абсолютно дикий, загнанный в угол, затравленный зверь. Преследователи годами гнались за мной в желании уничтожить моё уродливое, но опасное тело. Мои раны - это их страстные отметины. Я устал от бесконечной ожесточенной погони. Ты заманил меня в ловушку, не оставил пути к отступлению, не оставил даже надежны на жизнь. Но не спешишь убивать меня. Смотришь внимательно, открыто, пронзая взглядом не хуже стрелы. Ты протягиваешь мне закованную в железную перчатку руку. Хочешь спасти. Это моя единственная возможность прекратить всё. Я прикасаюсь к твоим узорным доспехам, и кожа на моих руках плавится, причиняя дичайшую, нестерпимую боль. И я ненавижу это.
Quatre. Мой мир - кровавая топь. Улицы залиты кровавым заревом. В грязи погряз багровый асфальт. Задыхаясь от удушающего металлического запаха, я давлю ногами надрывающуюся рыданиями землю. Я искал тебя миллионы лет, снова и снова врываясь в чужие жизни. Я не давал себе упасть. Не давал, даже когда колени предательски дрожали. Я говорил себе, что смогу пройти тысячи миль, чтобы увидеть тебя. Чтобы обрести себя. Чтобы быть собой. Я готов был весь измазаться в этом грехе и тлене, лишь бы в этом невыносимом смраде ты поймал меня за запястье в шаге от пропасти. Но мир оскалился против меня. Впился своими острыми зубами в мою уставшую от петли шею. Теперь, стоит жизни улыбнуться мне, я вижу извечный багровый отблеск. Непослушные ноги всё-таки соскользнули. Я уже в этой выгребной яме бессмысленности. И я не помню, когда я сюда попал. Я уже ничего не знаю наверняка, мысли роятся, словно навозные мухи. Лишь одно мне неизменно известно: когда я встречу тебя, будет стоять прозрачное морозное утро. Земля будет чиста и свободна. Ты пройдешь, скрипя инеем опавшей листвы. Я так ждал, когда твой взор наконец упадёт на меня. Я лелеял это в своих самых сокровенных мечтах. Но когда я увидел твои глаза - не случилось ни волшебства, ни чуда. В них отразилась невиданная человечеству скорбь. И каменная плита с моим именем.
Ни в одной из всех этих жизней я не полюбил тебя.
Ну а в этой?