Рыжий черт
Купе спало беспробудным отчаянным сном. Молодые женщины, разметавшись на нижних полках, в предрассветном полумраке напоминали нимф, сморившихся от своих весёлых игр и продолжающих их, но уже в объятиях сна. Дух позднего застолья прочно повис в купе.
Семён, с верхней полки, свесив голову, с интересом посматривал вниз. Где это я? Что это там внизу белеет? Сон, наконец, совсем прошёл и он радостно вспомнил, что это ему, конечно, не снится. О, как это здорово было! И как неутомимы были эти две подруги, так безмятежно спавшие внизу. Ах, эти скромницы с командировочными удостоверениями, подсевшие в его пустовавшее купе вчера. Их строгий, начальственный вид просто смешил Семёна. Но они не знали, в какие билетные места плюхнулись! И что им приготовила судьба …
- Ну, любочки мои, давайте знакомиться, - встретил их радостно Семён, - Сеня!
Дамы непроизвольно пожимали руку Семёна.
- Валентина Сергеевна.
- Нина Михайловна.
- А я вас давно уже жду, - продолжал Семён,
не отпуская рук своих новых знакомых, - располагайтесь. Ваши полки внизу, давайте я вам помогу. – Он быстро устроил лёгкие чемоданы дам, помог им раздеть плащи, повесив их на плечики.
- Ну, вы здесь осваивайтесь, а я – сейчас, лукаво произнёс он и исчез.
Дамы были приятно удивлены приёмом, необычностью этого человека, его лёгким и располагающим способом общения, а главное, загадочностью ситуации, так вот неожиданно случившейся с ними.
- Валь, а ты видела, он рыжий, огненный, это к удаче!
- Нинка, этого нам только не хватало! Но обходчив как! А фигура, руки-то! Атлет какой-то.
- Да, Валюша, после этих зануд на заводе с их липкими взглядами, ну, просто Аполлон. Видно скучать не придётся.
Дамы переоделись в лёгкие халатики. И, посмотрев в зеркало, привели себя в порядок и, как по команде, стали ждать Семёна.
Семён не спешил. Ситуация была под контролем. Выйдя в коридор и миновав соседнее купе, он через открытую дверь поприветствовал соседа, тщательно кормившего огромного породистого пса.
- Салют любителям экзотической фауны! Что кушает этот производитель? Райские плоды? Нет? Овсянку на молоке. Это скромно. А как насчёт сил? Удаётся ли ему после такой пищи исполнить свою миссию. Подруги небось уже истосковались? И хвосты завяли.
- Сеня, всё будет хорошо. Фирма гарантирует. Щенки пойдут по клубным ценам. Не боись, - и сосед снова углубился в серьёзное дело.
Пройдя дальше, Семён заглянул в купе, где группа отроков под неусыпным присмотром стареющего
льва, заменявшего им и папу, и маму, неотрывно упражнялись в шахматных ходах. Команда юношей на-
правлялась на зональные шахматные соревнования и в трёх соседних купе только и слышались шахматные термины и жаркие споры о том, как ходить и что отдавать.
- Привет клубу племянников Командора! Е-два, Е-четыре по-прежнему выигрышное начало? Да? Или ход конём? Вива сицилианцам!
Отроки балдели, а старый лев, отбрасывая свою шевелюру, повелительно указывал на дверь.
- Сеня, твои вялые хохмы прибереги для других игр. Подозреваю, что там ты гроссмейстер.
- Вы правы, маэстро, киндермат - это мой коронный приём. Боже, сколько их я уже поставил. Но, хочу заметить, - в честной игре и с достойными партнёрами в смешанном разряде.
Лев, видя искренний интерес своих подопечных к живописной личности Семёна, воскликнул дискантом:
- Гуляй, Сеня, сегодня здесь не подают, - и закрывал двери купе.
Путь Семёна лежал в вагон-ресторан, святое место встреч и застолий. Долгая дорога и здесь сделала его своим.
- Оксаночка, - постучал Семён в стеклянную перегородку, - что-нибудь на вынос.
- Сеня, - удивленно переспрашивала Оксана, - а что, мы проштрафились? Или что-то съел ты не так?
- Всё так, голубка моя, - и Семён запустил пятерню в свою огненно-рыжую шевелюру, - но у меня гости и я хочу сделать встречный стол.
- Конечно дамы? – саркастически заметила Оксана.
- Святое дело! Так что подбери холодной закуски, красненького для дам, пивка и одну московскую. Положи эти заморские растения, не забудь бананы, дамы их любят.
- Сеня, всё будет, не спеши. Корзину потом за-
несёшь.
Бывалая Оксана всё сделала быстро, и Семён уже возвращался в своё купе с корзинкой, полной яств.
На деликатный стук в дверь дамы вздрогнули. А дальше всё пошло по сценарию Семёна. Через полчаса ледок первого знакомства совершенно растаял, дамы перешли в обращении с Семёном на «ты». Халатики всё чаще оголяли коленки дам и груди. Семён, к приятному удивлению дам снял, испросив разрешения, спортивную куртку и его темно-синяя модная майка выгодно оттеняла белое, гладкое тело груди и рук, покрытое веснушками, а огненная шевелюра приносила в купе радостное свечение праздника. Весёлое возбуждение, царившее в купе, перетекало через дверь в коридор и возбуждало интерес отроков. Они то и дело сновали мимо, заглядывая и улыбаясь.
- Валь, Нин, ещё по стопашке и банан, - и Семён наливал в очередной раз дамам, которые совершенно преобразились. Вино было выпито и дамы перешли к московской. Семён потягивал между тостами пиво и радовался красоте жизни.
- Эй, байстрюк, - остановил Семён дефилировавшего по коридору юнца, - сбегай к Оксане, притащи ещё пива, московской и чего-нибудь на зуб. Вот, возьми корзину и пару стольников, сдачи не надо!
Будущий гроссмейстер полетел исполнять просьбу Семёна. Женщины томно смотрели на своего повелителя.
Глубоким вечером из-за закрытой и запертой на щеколду двери купе доносились характерные звуки, стоны и вскрики, так возбуждавшие юное поколение мастеров шахмат. Это гроссмейстер давал сеанс одновременной игры на двух досках в интимном пространстве. Чувствовалось, что двойной мат неизбежен, но соперники останутся довольны игрой. Так оно и случилось. После занудной ревизии счетов, на-
кладных, приходных ордеров, финансовых средств и материалов, косых взглядов проверяемых и жуткой атмосферы рабочего общежития, этот райский пенал на колёсах, несущийся невесть куда и зачем и, освещенный огненной шевелюрой радостного и лёгкого человека, его щедрости и мужского обаяния – совершенно изменил этих женщин. Оковы привычного пали, чувства вышли наружу, навстречу необычному.
- Рыжий чёрт! – стонала Валечка.
- Рыжий, рыжий! – вторила ей Ниночка.
- Не отвлекайтесь, птички мои, - замечал Семён и весело смеялся.
Весь вагон не спал. Породистый пёс почему-то тихо подвывал, его хозяин не находил места и ворочался с бока на бок, разъяренный Лев успокаивал свой выводок и просил повторить ещё раз теорию. Но практика соседнего купе сегодня была критерием истины…
Поезд начал плавное торможение. Семён спрыгнул с верхней полки и тихонько открыл дверь. Постояв в коридоре и выпив из бака воды, вернулся в купе. Поправив на дамах одеяла и совершенно прикрыв их, тихо опустил оконное стекло и из образовавшейся небольшой щели в купе влетел встречный поток воздуха, наполненный пряным ароматом степных цветов. Лучше любой похмелки, подумал Семён и осторожно забрался к себе на полку. В купе сразу стало свежо и дамы постепенно пробудились.
- Как чувствуют себя, мои птички? – Семён снова свесился вниз.
- Сеня, голова ходит кругом, - отозвалась Нина, - а ты как, Валентина? А?
- Пока летаю, Нин, - откликнулась Валентина.
- Ничего, мои сладкие, сейчас всё поправим.
- Нет, нет, Сеня, - взмолилась Валентина, - только воды!
- Да, Сенечка, попить что-нибудь, - воскликнула Нина.
- Девоньки, сейчас будет станция, стоянка, несколько минут, но я сбегаю и принесу чего-нибудь местного, вкусного, не из нашего буфета. Ладно?
- Ладно, Сень, - и женщины замолкли.
Поезд постепенно затормаживал движение, проводница, пройдя по вагону, предупреждала, что стоянка десять минут, что станция небольшая, что можно купить у приходящих к поезду фрукты, овощи и поделки местных мастеров.
Дав протяжный гудок, локомотив резко затормозил и, наконец, остановился. Семён, уже одев спортивный костюм и босоножки, положив в верхний карман бумажник, стремглав побежал к выходу.
- Сейчас буду! Ждите меня, мои пташки.
- Ждём, ждём, - отозвались пташки из-под своих одеял.
- Семён, купи мне курева, - попросил хозяин породистого пса, - не могу его оставить.
- Ладно, будет тебе курево, - отозвался Семён и, выбежав в тамбур, спрыгнул на землю. Утро было солнечным.
Вдоль всего поезда стройным рядом стояли местные продавцы. Здесь было всё: овощи, фрукты, соленья, поделки, даже самогон. Семён, приглядев сразу банку с солёными огурцами, не торгуясь, взял её, затем пару кульков с фруктами, положив их в пакет. Осмотрелся и побежал в дорожный буфет за куревом для соседа. Подумал о том, что хорошо бы захватить свежей Фанты. В буфете было полно народа. Протолкавшись за пожилой женщиной к стойке, Семён вдруг увидел за стойкой буфета, ну, просто чудо!
Расправляясь мастерски с посетителями буфета и чётко отвечая на их просьбы, учитывая скромное время стоянки поезда, статная, красивая, голубоглазая дива, плавными движениями рук радостно дирижировала всем этим действом. Семён забыл обо всём и припал к стойке буфета.
- Любовь! – восхищенно воскликнул он, - Фанты одну кварту и Чистерфильда, можно одну пачку. А? – При этом он непроизвольно поместил свой пакет на прилавок и положил рядом руки.
- Ты-то откуда знаешь, как меня зовут, - промолвила дива и посмотрела томным взглядом на Семёна, а затем на его руки, где на правой кисти прочитала своё имя.
- Так ведь я его навечно вписал в своё сердце, Люба, и на правой руке тоже.
Народ в буфете катастрофически таял, но Семён это уже не замечал. Глаза Любы смотрели на него, а руки сами делали своё дело. Вот, рыжий чёрт, подумала Любка, хорош-то как, а смотрит-то, вот бешенный. А рыжий-то какой, точно огонь. Семён улыбался и не мог отвести от Любки своего взгляда. В буфете стало пусто. Медленными движениями Любка сняла с витрины бутылку Фанты, разыскала пачку Явы и положила всё это перед Семёном. Он, продолжая смотреть на Любку, стал прятать всё это в пакет, не попадая и промахиваясь. Любка раскрыла пакет и медленно положила в него сначала Фанту, а затем пачку Явы. При этом они продолжали смотреть друг на друга. Вдали раздался гудок, поезд тронулся, стал набирать скорость, но Семён стоял, как вкопанный.
- Ты что, чокнутый? Поезд ведь уходит! – вернула к действительности его Любка.
Семён рванулся к выходу, выбежал на платформу, побежал, догоняя свой вагон, но поезд, набрав скорость, обернулся к нему площадкой последнего вагона. Он повернулся в сторону дорожного буфета и увидел стоящую в дверях Любку. Она звонко смеялась!
Цепочка торговых людей с любопытством смотрела на Семёна, многие бабы охали и причитали:
- Что это, сердечный, делать-то будет? Другой поезд-то только уж завтра, с утра. Чтой-то он такой
непутёвый. Это надо же!
Семён махнул рукой, снова посмотрел на уходящий поезд, подошёл к Любке, которая вдруг перестала смеяться. Её томные глаза расширились, а всё выражение лица сделалось жалостливым
- Не судьба мне с тобой расставаться, Любовь, - посмотрел Семён на уже смущённую Любку и смешинка тронула его губы.
- Так уж и не судьба, чёрт рыжий, - весело ответила Любка и они оба стали звонко смеяться.
Проходящая мимо буфета торговая публика только удивлялась. Два весёлые, озорные, молодые сердца бились в унисон!
- Что теперь-то делать будешь, а? – спросила Любка.
- Подожду следующего поезда, хорошо, что бумажник захватил. Не прогонишь?
- Так следующий только через сутки, - удивилась Любка.
- Ну и что, подожду у тебя в буфете. И сытно, и тепло!
- Ну, ты и нахал. Мне работать надо. Сейчас народ с деревни пойдёт за продуктами. А ты тут. Что скажут?
- А скажут, Люба, что я потерял свою голову, И будут правы. Ты только не прогоняй меня. Ладно?
- Да уж куда тебя прогонять, некуда. Жди.
- Ты Люба, дай мне какую-нибудь работу, не могу без дела. Ну, что-то поднести, погрузить или чего ещё.
- Сиди, посмотрим там. – И Люба пошла за
прилавок.
Семён сел за единственный стол. А вещички – того, подумалось ему, потерялись. Ну их. Что они? Вот его находка! Какая женщина! И всё, что с ним было до этого, сразу забылось. Он только и смотрел, как Любка ловко работала, как быстро спорилась работа, а од-
носельчане довольные уходили от неё с покупками. Все удивлённо смотрели в его сторону.
Где-то в середине дня появился в буфете высокий стройный парень и развязно обратился к Любке:
- Ты что же, уже мужиков заезжих привечаешь? Мне, вот, люди всё рассказали. Ты не молчи, когда я спрашиваю. Так?
- Не так, Степан. Нечего всякую шушеру слушать. Вот, сидит человек, отстал от поезда, - и она показала на Семёна. Степан повернулся к Семёну.
- Ну, точно, говорят-то, рыжий.
- А тебе, что, не нравится моя масть? – Семён поднялся и подошёл к Степану. – И почему это ты, чернявенький, так некультурно обращаешься к даме?
- Так я, - начал Степан, - но Семён подтолкнул его к стойке буфета.
- Извинись перед дамой! - Любка обомлела, а Степан даже потерял дар речи.
Руки Семёна тисками сжали Степана, а глаза потемнели, потеряв зрачки.
- Да пусти, ты, чёрт рыжий, - бубнил Степан, - что это задумал, извиняться, с чего это? Она моя девка и должен я знать …
- Ну, я жду, - совершенно обезумел Семён. Степан в его руках не мог дышать.
- Люб, прости, - шепотом произнёс Степан, после чего тиски разжались, стало можно дышать, а Семён уже улыбался и приговаривал:
- Вот, оказывается всё умеешь, женишок.
Томные глаза Любки были полны восторгом. Степан, не прощаясь, вскочил на свой велосипед и удалился, заметив Любке, что потом поговорит с ней.
- Гуляй, чернявый, не мешай работе, - вслед Степану бросил Семён.
- Ну, ты не очень здесь распоряжайся, рыжий чёрт, - насупилась Любка, но в душе ликовала.
Машина из отдела снабжения дороги привезла
продукты. Семён быстро и весело разгрузил её, всё занёс и расставил по полкам и шкафам, Любка при этом бойко командовала, а редкие покупатели с удивлением наблюдали за новым помощником, не сводившего глаз с Любки и выполнявшего её распоряжения. Буфет светился его рыжей шевелюрой и улыбкой. Любка только млела, а её томные глаза светлели.
Закрыв буфет раньше, часа на два, Любка повела Семёна в сторону деревни, весёлые домики которой утопали в садах, раскинувшихся в излучине реки.
- Идём к Демиду, на мельницу. Надо же тебе где-то переночевать. Она рядом, так что с утра успеешь к поезду, - объяснила Семёну Любка. – Ужо не опоздаешь, как сегодня.
- Опоздаю, Люба! Куда я без тебя? – И Семён весело посмотрел на Любку.
- Всё бы тебе шутить да играть, рыжий чёрт. А вот, если поверю?
- Так ты мне верь, я говорю сущую правду. – Семён взял Любку за руку.
- Ты поосторожней-то, не приставай. Ишь, какой выискался! Вот позову кого. – Но вокруг никого не было и Любке самой нравилось внимание Семёна. Её щёки раскраснелись от быстрой ходьбы и она стала ещё прекрасней.
- Дядя Демид, - обратилась Любка к мельнику, который встретил их у подводы, гружённой мешками, - вот человек отстал от поезда, разреши ему переночевать у тебя, на мельнице, а с утра он уедет.
- Слышал, слышал о твоём человеке. А чего, пусть, мне он не помешает. Сеновал вот большой, сено свежее, одна благодать, - и Демид лукаво посмотрел на Семёна. О, это свой человек, сразу понял Семён и пожал шершавую ладонь Демида.
- Семён, очень рад. Готов отработать постой, умею всё. Располагайте мной.
- Вижу, вижу! Бог не обидел ни силушкой, ни мастью. Экий ты, братец, радостный.
У Любки отлегло на сердце и она заторопилась.
- Так я пойду, дома дел много. Увидимся утром. Небось, придёшь попрощаться?
- Мы что, уже расстаёмся? – Семён взял Любку за руку. Ещё не вечер, приходи, - заглядывал он в глаза Любки. А в них блуждали неподдельные искры интереса и радости.
- Отпусти руку-то. Не знаю, вот управлюсь, может быть, - говорила шепотом Любка, но Семён уже знал, что придёт, обязательно придёт, и ему становилось приятно это ожидание.
Разгрузив подводу с мешками, Семён играючи отнёс их в мельницу, затем перенёс и уложил на подводе мешки с мукой. Демид только удивлялся, глядя на Семёна.
- Отдохни малость, - обратился он к Семёну.
- Да, я и не устал, так разминка на свежем воздухе, - улыбался Семён и всё ждал прихода Любки. Но она не шла и сердце Семёна ныло от нетерпения свидания.
На пригорке показался Москвичок, который по пыльной дороге катил к мельнице.
- Вот и гости, - заметил Демид. – У нас новости распространяются быстро, Семён
Москвичок споткнулся у мельницы и замер. Из него появился Степан, за которым шествовали ещё три его дружка.
- Доброго здоровечка! - поспешил с приветствием Демид, - как сами-то будете?
- Да, мы ничего, дядя Демид, а вот гостю твоему сейчас не позавидуешь.
- Вы, охламоны, это бросьте! Вот что задумали. А ну, марш с мельницы. Не мешайте работе.
Степан легко отстранил с пути щуплого Демида и приблизился к Семёну. Господи, подумал Семён. Что
хочет этот парень? А парень хотел реванша, за утреннее поражение. Семёну стало скучно.
- Ребята, - обратился он к Степану и его дружкам. Я вас умоляю, уезжайте обратно, пока ваша колымага ещё ходит.
Друзья просто опешили от такой наглости этого рыжего возмутителя деревенского спокойствия.
- Сейчас, рыжий чёрт, будем тебя бить, - весело предупредили они Семёна.
- Парни, последнее парламентское предупреждение – поезжайте быстрее. Сделайте так, чтобы я вас долго не мог найти. Бог и, вот, Демид свидетели моего хорошего к вам расположения.
Это совсем переполнило чашу терпения компании, взбудораженной правом мести. Она дружно двинулась на Семёна. Но, увы, ничего сделать с Семёном не могла. Тот уворачивался от всех ударов, выпадов, замахов, делал это классически, грамотно, как на тренировке. При этом приговаривая:
- Ещё есть время для достойного примирения, парни. Противник отходит стройными рядами, без потерь, в группировке своих сил. Ничья!
- Выкуси, рыжий чёрт, - отрезал Степан, - сейчас будет тебе, ничья!
Но всё продолжалось с тем же успехом. Один из нападавших взял лом, стоявший в инструменталке, и двинулся с ним снова на Семёна. Это была большая ошибка нападавшей стороны. Глаза Семёна потемнели, игра кончилась. Демид заголосил, заматюкался и сам кинулся в драку, разнимать. Но было уже поздно. Через минуту Семён уложил каждого из бойцов на землю и те безмолвно лежали в дорожной пыли. Потом Семён подошёл к Москвичонку, постучал по нему рукой и, поднатужившись, перевернул вверх колёсами. Демид обомлел.
- Ты что это делаешь! Брось сейчас же. Ты что, людей убиваешь!
- Ничего, дядя Демид, очухаются через полчаса. Я их не больно. Будут знать, что просьбу следует уважить. Я их просил, ведь так?
- Так, так, ну и чёрт ты, рыжий, - и Демид улыбнулся расстроенному Семёну, - а Москвич – тот, что тебе сделал?
- Так это я так, пары спустить.
- Ох! И силушка у тебя, парень. Даром, что Любка тебя заприметила? А девка она хорошая, порядочная. И со Степаном у неё, как бы договор. Да он иногда чумной какой. Меры не знает.
- Я, дядя Демид, давно жду Любку, вот искал, искал и нашёл.
- Да что ты такое говоришь, Семён? Ты-то случайный человек у нас, а она наша, вся на виду. Как это ты её ждал? Байки какие-то говоришь.
- Нет, правда. Может быть я и отстал от поезда из-за неё. Увидел и всё забыл. Только она.
- Эх, парень, так не бывает!
- Бывает, дядя Демид, теперь знай – бывает!
- А и впрямь, смотрю, не шутишь. Неужто влюбился сразу. Глянул – и всё!
- Видно, так оно и есть, - задумчиво произнёс Семён и, повернувшись, медленно пошёл к реке.
Парни, лежавшие в дорожной пыли, ожили, зашевелились, начали потихоньку подниматься.
- Эй, горе молодцы, - подошёл к ним Демид, - валите отсель по-добру, по-здорову. Валите, пока рыжий не вернулся. Очень осерчал он на вас. Просил
же уважить его. В другой раз думайте, с кем бодаться. А Москвич ваш завтра поставим на колёса.
Солнце садилось в реку. Спокойные воды были огненными, берега вмещали раскаленную лаву, которая постепенно темнела. Семён разделся и с разбега бросился в этот поток. Вода приятно холодила тело, и он поплыл навстречу дневному светилу, растворяющемуся в бескрайних водах. Течение плавно несло
его и успокоительная истома радовала раненое любовью сердце.
Новость о незадачливых героях и опрокинутом Москвиче стремительно облетела село и дошла к Любке. А что там с Семёном, сразу подумала Любка и стремительно кинулась к мельнице. Действительно, Москвич лежал вверх колёсами.
- Дядя Демид, где Семён? – выпалила Любка, увидев Демида.
- Успокойся, жив – здоров твой рыжик, на реку пошёл. Ему остыть надо. Видишь, что натворил. Ну и силища!
Любка спустилась к реке. Солнце уже утонуло в тёмной воде и только дальние сполохи изредка освещали водное пространство. Там, вдали, навстречу ей плыл против течения Семён. Его рыжая голова резко выделялась в опустившихся сумерках, а белые руки так и сверкали над водой при каждом гребке. Любка побежала к нему по заросшему травой берегу.
- Эй, рыжий чёрт! Семён!
Семён перестал махать руками, прислушался и поплыл к берегу, где белело платье Любки.
- Люба, хорошо, что ты пришла! – радостно обратился он к Любке, стоя по пояс в воде.
- Ну, выходи, охламон, хочу на тебя посмотреть.
- Не могу, Люба..
- Это почему же? Как драться, то ты мастак, а
как ответ держать – слаб.
- Не могу, Люба, - повторил Семён. – Я голый.
Любка зашлась смехом. Потом, вдруг, скинула босоножки, раздела платье и всё остальное и на глазах изумленного Семёна медленно вошла в воду. Высыпавшиеся звёзды безмолвно наблюдали это ночное купание. Потом ещё долго стояли в воде, у берега и не хотели выходить. Сильные руки Семёна крепко обнимали это волнующее тело, а губы всё искали и
искали её губы, податливые и горячие.
- Сень, не надо, буду выходить, - шептала Любка между поцелуями и всё не уходила. - А где твои вещи, где раздевался?
- Люб, да под тем вязом, к нему ещё плыть и плыть.
- Ладно, принесу тебе их, - и Любка вышла на берег. Неспеша оделась на глазах Семёна и пропала.
- Ау, ты где, рыжий чёрт? – доносился её голос из темноты.
- Я здесь, Люба, - радостно отвечал Семён, уже замерзая.
- Вот, бери свои вещички, герой, - и Любка положила у уреза воды вещи Семёна.
- Так я выхожу?
- Выходи, выходи, что застеснялся, покажись весь.
Семён вышел на берег.
- А что, хорош! Кожа-то какая белая у тебя, точно у женщины. Ну, одевайся, пойдём, уже поздно.
Демид не спал и ждал Семёна.
- А, вот и мы! – весело пропела Любка, входя в помещение мельницы.
- Вижу, вижу, красавица. Привела моего постояльца, да?
- Да. Вот вручаю его тебе, дядя Демид. Ты уж присмотри, чтоб снова не попал в историю. Ему рано утром уезжать. Проводи меня немного, Семён, -
обратилась она к Семёну.
- Иди, иди, молодец. Приготовлю тебе место на сеновале, там сладко спать, - улыбнулся Демид и направился к сеновалу.
Семён пошёл провожать Любку. Обнял её за плечи и так вот шли они до самой околицы. Им было хорошо в этой летней ночи, под звёздами.
- Люб, пойдём на сеновал, а?
- Ты что задумал , нельзя, рыжик.
- Люб, пойдём, - просил Семён. Это было для него ново и необычно. Он никогда не просил. Даже не умел это делать. Всё получалось само, быстро и складно. Но здесь всё было не так. Эта горячая женщина совсем смутила его.
- Ну, дальше я сама, не ходи. Поцелуемся на прощанье. – Она притянула рыжую голову Семёна, жадно впилась в его губы. Семён даже потерял дыхание. Обхватив её, прижал к себе эти горячие груди, готовые вырваться, снова нашёл её губы и долго целовал и целовал. Любка со стоном вырвалась и исчезла за огородами. Увижу ли её завтра, думал Семён? Какая женщина! Просто восторг!
Царство сеновала было наполнено ароматами трав. Семён, одурманенный и не только травами, провалился в приятный сон. Ему снилась Любка, выходящая из речной воды, статная белотелая красавица с упругими грудями, просящими ласки, плоским животом и золотистым пушком внизу его в капельках воды. Губы её улыбались, а глаза томно смотрели на Семёна. Сон вдруг пропал. Кто-то ходил внизу, затем заскрипела лестница. Семён приподнялся, посмотрел в тот угол, куда поднималась лестница. К нему, улыбаясь загадочной улыбкой, осторожно шла Любка. Её стройные ноги тонули в сухих травах сеновала. Подойдя к Семёну, она опустились на колени.
- Ты что, испугался?
- Нет, просто подумал, что всё это мне снится. Это ты, Люба?
- Я. А кто же ещё? Вот смешной1 А ты и здесь голый.
- Привычка, знаешь. Я на сеновалах сплю голый.
- Так и на сеновалах, - улыбнулась Любка.
- Конечно! Я специалист по сладким снам. Осо-
бенно с такой дивой, как ты.
- Всё шутишь, рыжик! Да?
- Ложись рядом, Демид постелил широкое покрывало, нам двоим хватит.
Любка разделась и тесно прижалась к Семёну.
- Ты такой сильный, гладкий, - шептала она ему, - ты мне сразу приглянулся.
- И ты, Люба, меня сразу сразила, так ,что и поезд свой потерял.
Ночные звёзды с любопытством заглядывали в открытую дверь сеновала, где две человеческие души нашли друг друга, а горячие тела изнывали от желания и восторга.
Любка отдавалась своей любви радостно и самозабвенно. Семён совершенно потерял голову и ублажал её со всей страстью истосковавшегося по любви тела. Утренняя заря своим краем задела дверь сеновала, тени стали отчётливыми и Семён, наконец, оторвался от своей прелестницы.
- А ты, рыжий чёрт, неутомим, - стонала Любка от переполненных чувств. – Я больше уже не могу.
- Ты всё можешь, Люб, - шептал ей на ухо Семён.
- Жаль, что расстаёмся. Поедем со мной, а?
- Ты что, сдурел. Вот так, в чём вышла из дома, на подножку проходящего экспресса и айда?
- Так, так, Люба. Вот было бы здорово!
- Так я ведь тебя совсем не знаю, рыжик. Может быть у тебя жена есть, дети? А?
- Ты моя жена, Люба, и дети будут, обязательно
будут! Я люблю детей.
- Так какая я тебя жена, так, на одну ночь. Но ты сладкий, сильный, вот так меня уездил, даже встать не могу. Но как любо с тобой! А ещё можешь?
- С тобой, Люб, всё могу!
И снова продолжались упоительные ласки, и раннее солнце высветило их молодые тела, разморенные бессонной жаркой ночью.
- Будет уже! На поезд не успеешь. Увидимся ли
когда?
В Любке проснулась вечная тоска по счастью, такому близкому, только руку протяни, и такому далёкому, скрытому каждодневным монотонным трудом, теми же всегда знакомыми лицами, порядками деревенской жизни, где главное – это, как все. Господи, подумала она, ты послал мне хорошего человека, солнечного, радостного, дай мне прибиться к нему, его сильным рукам, гордому характеру и такому доброму и любящему сердцу. Глаза её наполнились слезами.
- Ты что, Люба? О чём жалеешь, да?
- Я о счастье, рыжик. Ты такой щедрый, ты дал мне его крупицу. Я теперь знаю, какое оно.
Расходились порознь. Любка убегала огородами и берегом реки. Семён спустился в мельницу. Демид внимательно посмотрел на него и предложил завтрак.
- Только, понимаю, что ты сытый, - лукаво заметил он.
- Перехвачу в буфете, дядя Демид, - не поднимая глаз, ответил Семён.
- Хороший ты человек, Сеня! Только Любку не обижай. Она всем сердцем к тебе. Подумай об этом. Такое бывает редко, сам знаю. Лучше её не найдёшь. Подумай. Ну, будь здоров, - и Демид, резко повернувшись, вышел.
Семён, уже бегом, направился к полустанку,
сел у стены буфета, наблюдая манёвры торгующих людей, их построение вдоль платформы. Увидеть Любу было страшно. Что сказать ей? И сам не знал что. Появился поезд, замедлил ход, остановился. Народ хлынул на платформу, как поток, запрудил, закрутил торгующих людей, заполнил пространство буфета, где слышен был бойкий голос Любки. Семён сидел не шелохнувшись, уставившись в одну точку.
- Вам плохо, молодой человек? – сердобольный
голос над самым ухом.
- Нет, мне хорошо! Мне очень хорошо! – вышел из оцепенения Семён, продолжая сидеть и смотреть с тоской на поезд.
Поезд тронулся, покатил, обещая пассажирам дальние страны и веси, и новые приключения. Что там в будущем, весело подумалось Семёну. А всё же здорово, что будет рядом сладкая, радостная женщина, так безоглядно и щедро прильнувшая к его судьбе…
Он не знал, что в далёкой Малазии, среди буйной природы, изнывающей под проливным тропическим дождём, старый санитар в городском морге, будет привязывать к его щиколотке картонную бирку, на которую чуть раньше старательно перенёс с его правой кисти это непонятное имя: ЛЮБОВЬ.
… А здесь, за соседним оврагом, по пыльной сельской дороге будет мчаться на степановом велосипеде такой же рыжий, похожий на него пацан, с томными глазами Любки, и весело встречать проходящие поезда, глядя с тоской им вслед…
16.07.2000.