Полет Курицы

    
 
     Вторник.
 
     Соловей был не молод, слегка потрепан жизнью и имел недовольный вид. Сидел в кресле, устало смотрел в иллюминатор и размышлял о том, как было бы замечательно обрести покой на этом пароме. Вынужденное путешествие поначалу раздосадовало его, но позже, осмотрев вполне сносную каюту и заглянув в бар, Соловей погрузился в раздумья наслаждаясь вкусом одиночества.
     Он знал – за спиной коллеги поговаривают о его вспыльчивом, несносном характере, но если бы вы только слышали невообразимую игру оркестра! Соловей подошел к бару:
     -  Сборище дилетантов ни черта несмыслящих в музыке!
     Фальшивить Соловей не позволит никому. Плеснув в стакан холодный виски, вернулся в кресло и уставился на неизменный пейзаж за стеклом. Серо-синее небо, чуть заметные волны... Одним словом, скука... Соловей поправил тюрбан на голове, мокрое полотенце не спасало от мигрени. Измерив шагами комнату, подошел к роялю, наиграл Моцарта и раздраженно захлопнул крышку.
     - Надоело все... опостылело... остаться бы навсегда на этой посудине... так нет же, гастроли... обязательства...
     И тут раздался негромкий стук в дверь.
     - Войдите! – откликнулся Соловей.
     В каюту неуверенно заглянула голова, украшенная красным гребешком, помаргивая круглым глазом – на пороге в неуверенной позе застыла Курица. Крылья сложены просительно на груди, во взгляде читается мольба.
     - Входите же! Чем обязан? – Соловей недовольно поправил тюрбан, съезжающий на бок, мигрень не отпускала.
       Глаз Курицы моргнул, с любопытством озирая убранство комнаты.
     - Я  много слышала о Вашем неподражаемом голосе! Таланте! Профессионализме! Разрешите взглянуть на Вас!
     - Да будет Вам, – Соловей смущенно подошел к зеркалу и развязал тюрбан. – Есть более талантливые певцы. Возраст... да и голос уже не тот...
     Курица немного осмелела, прошла в центр комнаты :
     - Моя жизнь так скучна! Всю себя я отдала цыплятам, в заботе о них пролетели лучшие годы! Но судьба подарила мне шанс, хозяин перевозит наш курятник в другую деревню. И я узнала – что Вы, Маэстро, плывете этим же паромом! Не прогоните! Дайте шанс!  Пару уроков! Пусть не стану я певицей, но прикоснусь к искусству! – И Курица застыла в выжидательной позе.
     Соловей молчал. Глупости. Пара уроков ничего не дадут. И одиночество прекрасно. Он приготовился тактично отказать:
     - Видите ли...
Но Курица вдруг заломила крылья и рухнула на пол:
     - Не откажите! Всего пара уроков! Умоляю!
     Соловей  поморщился:
     - Хорошо, хорошо... Поднимитесь! Приходите завтра. Буду ждать.
     - Спасибо, спасибо... – Курица поднялась с ковра и попятилась к выходу.
     Соловей, когда закрылась дверь, подошел к роялю, наиграл Моцарта и угрюмо констатировал:
     - Одиночество испорчено...
 
     Среда.
 
     Ровно в два часа пополудни в дверь постучали. Соловей был бодр и воодушевлен - мигрень отступила. Поправив на шее бабочку, крикнул:
    - Войдите!
    - Добрый день, – Курица уверенно прошла в каюту. – Я Вам пирожков напекла.
     Соловей снисходительно улыбнулся:
     - Присаживайтесь, располагайтесь. Сегодня я настроен удивить Вас! Послушайте Шопена.
     Курица распушила перья, важно опустилась в кресло, как же! Сам Маэстро будет играть и петь для нее. То-то разговоров будет в курятнике!
    Соловей сел за рояль, взмахнул крыльями, волны притихли за бортом, хрусталь замер на люстре, все замерло в предвкушении, но тишину нарушил голос:
     - А кофий будет? К пирожкам кофий нужен.
    - Извольте, – Соловей поднялся из-за рояля. – Сейчас закажу.
     Соловей поднял трубку телефона, сделал заказ.
    - Еще чего ни будь желаете? – уточнил у гостьи.
     - Шампанского.
     -  Бокал шампанского, пожалуйста, – добавил Соловей и положил трубку.
     Вошел официант, неся на подносе кофе. Курица с громким кудахтаньем выбралась из кресла.
     - А сахар где?! – требовательно заявила она, взглянув на поднос. – Я без сахару кофий не пью. Надо бы покласть! Теперь мне в кружку и накласть нечего!
     - Сахар здесь, – официант услужливо приоткрыл сахарницу.
     - Не сахар, а карамель! – Курица хлопала крыльями и громко возмущалась. – Белого сахару мне принесите, рассыпчатого!
     Соловей отчего-то съежился в размере, отошел в сторону, подозвал к себе официанта и дал ему на чай вдвое больше обычного.
     - Да Вы пойте, пойте! – кивнула Курица в сторону Соловья и откусила бок пышного пирожка.
     - Что-то голова разболелась, – Соловей подошел к окну и молча уставился на серые волны.
     - Тогда сыграйте.
     - И играть я сегодня не буду. Нездоровится. Вы, любезная, ступайте к себе.
     - Я еще кофий не допила и шампанское, – Курица надкусила третий пирожок и громко отхлебнула из блюдца.
     Соловей молча сел в кресло, налил виски и одним глотком осушил стакан.  Когда Поздним вечером Курица наконец-то допила «кофий», с удовольствием третий час рассказывая о  цыплятах,  Соловей  обкрутил голову полотенцем демонстративно посматривая на часы.  Спустя пару часов захлопнул  дверь за гостьей,  рухнул совершенно без сил на кровать и тихонько застонал.
 
Четверг.
 
     Все утро Соловей пребывал в необъяснимом раздражении. Мерил шагами комнату, нервно посматривал на дверь. Когда раздался настойчивый стук, сухо бросил:
     - Войдите!
В каюту вплыл поднос с горой румяных пирожков, следом за ним появилась  Курица:
     - Со шпеком напекла! Вкуснющи-и-ие!
     Соловей сел за рояль.
     - А как же пирожки? – расстроилась Курица.
     - Я не голоден.
     - А кофий?
     Соловей не ответил и начал играть. Погруженный в сладкое волнение он никого не слышал. Душа его взлетела вместе с нотами куда-то ввысь, туда, где на палубе замерли матросы и пассажиры. Чайкам стало стыдно за резкие крики и они умолкли. Музыка разливалась все выше и выше,  выражая то боль и печаль, победу и вдохновение пока не притихла вместе с соловьиными трелями и не умолкла совсем.
     Соловей застыл за роялем, словно пребывая с изумленными людьми на палубе, которые, находясь под впечатлением, не решались произнести хоть слово и нарушить хрупкую тишину.
     - Вы бы слыхали, как наш Петух в курятнике  поет... – Курица громко отчеканила каждое слово.
     - Что Вы сказали? – вздрогнул Соловей.
     - Я говорю, Вы бы слыхали, как наш Петух поет, вот это голосище! В соседних деревнях слыхать по утрам! Ему хозяин даже картофельную медаль повесил на шею! Вы, Соловей, хорошо поете, но уж больно нежно, тихинько как-то. Вам бы голосу добавить, громкости! И поживее, поживее, чтобы в пляс можно было пойти! Глядишь, и тоже бы получили медаль!
     - Картофельную? – Соловей закрыл крышку рояля, в голосе послышались недобрые нотки.
     - Ну да... картофельную... – Курица неуверенно кивнула головой. – Всем в курятнике понравилась...
     - Убирайтесь вон!!! – закричал Соловей. – Немедленно вон из моей каюты!
     - Да что ж Вы нервный такой? – Курица протянула Маэстро пирожок. - Вот, съешьте, со шпеком. Худой какой… и пьете много.
     - Что? – Соловей схватил с подноса пирожки и стал запускать ими в Курицу. – Убирайтесь!
     Курица подобрала пирожки с пола и с громким кудахтаньем выскочила за дверь, роняя по пути белые перья:
     - Нервы лечить надо!
     - Картофельную медаль... – Соловей трясущимися крыльями смочил полотенце, обмотал голову и рухнул в кресло. Но тут же вскочил, подбежал к двери, повернул ключ в замке и упал в кресло. Сделал глоток виски и откинул голову на подушки. В эту ночь Соловей почти не спал, его мучили кошмары: Петух, позвякивая шпорами, вешал ему медаль на шею, потряхивая картофельной шелухой, а желтые цыплята учили его петь.
   
      Пятница.
 
     - Бежать, бежать отсюда... – ворчал Соловей, рано утром кидая в чемоданы рубашки, галстуки и папки с нотами.
     Раздался стук. Соловей застыл. Стук повторился. Дверь распахнулась, на пороге стояла взъерошенная Курица:
     - Как?  Уже съезжаете? Так рано?
     - Простите, мне сегодня некогда, занятий не будет.
     - Но, как же так? Паром прибывает только вечером! Мы успеем еще позаниматься!
     - Это невозможно, – Соловей подтащил к себе третий чемодан.
     - А зачем Вам одному столько чемоданов?
     - В первом смокинги, во втором рубашки, в третьем бабочки для концертных выступлений,  – Соловей раздраженно вытряхнул содержимое на пол.
     - Мне тоже такой нужен! У меня нет ни одного! Переложите ваши бабочки к смокингам! – возмутилась Курица и вцепилась лапами в чемодан.
      Соловей подхватил оставшиеся чемоданы и выбежал на палубу, пока Курица с громким кудахтаньем тащила чемодан по длинному коридору.
      Больше в каюту Соловей не вернулся. Он просидел до самого вечера в  ресторане под открытым небом, пока паром не прибыл к пункту своего назначения. Глядя на приближающийся берег, Соловей держал стакан с виски, но всмотревшись в содержимое, ему померещилось, что оттуда на него смотрит круглый моргающий куриный  глаз. Соловей вдруг громко рассмеялся, выплеснул виски за борт, подхватил чемоданы и, насвистывая песенку, сошел по трапу. Только сейчас он понял, как же он успел соскучиться по своему оркестру.
     А в курятнике еще долго говорили о том, что таланты Соловья сильно преувеличены, нервишки шалят, да и выпивает он много. Ведь Курица сама все видела...