Пятый сын

Тоненька
        Погреб был от силы метра полтора в высоту, и Иван чертыхался, несколько раз стукнувшись головой о бетонное перекрытие. Пот ручьем стекал по спине, вынужденная поза была слишком неудобной, но мужчина не прекращал работы. Выровняв одну стойку, закрепив опалубку досками, он поспешил к другой опоре. С этой стороны перекос был не такой сильный, можно было справиться довольно быстро. Иван планировал  совместить отдых с легким перекусом, а потом замешать раствор и заложить бетон в подготовленные формы.
        За неделю бетон схватится, можно будет приступить к укреплению входа. Погреб на даче – первое дело, жаль, что предыдущие хозяева накосячили при его постройке. Свод  залит монолитным бетоном, с сеткой и арматурой, которая кое-где проглядывала в цементе, а вот боковые опоры были слабыми. Про вход и говорить было нечего, косяки дверные сделаны из необработанного бруса, они попросту сгнили за несколько десятков лет. Неудивительно, что теперь все сооружение выглядело жалким и перекошенным.
        Небольшой камешек мешал установить доску вертикально, она застряла, и простым усилием рук Ивану выставить опалубку не удавалось. Пилку с собой он в погреб не взял, доски порезал под размер во дворе, не учел такую мелочь. Взяв кувалду в расчете, что мягкая древесина с торца просто проскочит преграду, Иван с силой ударил по доске, загоняя ее на свое место.
        Он даже не увидел, а только услышал шум за своей спиной, еще не совсем соображая, что произошло.  От удара хрустнули передние подгнившие опоры, бетонный козырек входа стал заваливаться, посыпалась земля, и, прежде чем Иван сообразил, что ему делать, большая бетонная плита рухнула, перекрыв собой выход. Мужчина оказался в западне.
        - Бл…ь! Этого только мне не хватало!
        Полураздетый, потому что куртку Иван повесил на заборе у входа в погреб, голодный, он оказался сам погребенным в полуразрушенном погребе. Хорошо хоть, что само помещение выстояло. Свод, сделанный на совесть, даже не шелохнулся, засыпало только так называемый «предбанник» - узкий коридор со ступенями, ведущими наверх, во двор.
        После того, как первые эмоции улеглись, мужчина смог отогнать панику и стал думать о спасении.  Кричать бесполезно, отсюда его никто не услышит - ни одного соседа поблизости. Телефон остался в доме, как и все остальное – одежда, продукты, вода. Отодвинуть бетонную плиту площадью три квадрата и толщиной сантиметров тридцать в одиночку не удастся. Что остается? Просто сидеть и тупо ждать голодной смерти, трясясь от холода, который уже стал подбираться к мокрой спине.
        Иван вспоминал вчерашний день по минутам, пытаясь вернуть себе хоть маленькую надежду на спасение. Кто знал, что он поехал сюда? Кому хоть словом обмолвился? Привыкший жить на расстоянии, он никого не напрягал своими проблемами. Вот и вчера, ведь мог брату сказать, куда и зачем ехать собирается, а не сделал этого… 

***
        А накануне...
        Взглянув на часы, Иван выключил телевизор и поднялся, вспомнив, что не поставил телефон на зарядку.  Стрелки показывали ровно двадцать два часа, вставать придется рано, на первую электричку, потому мужчина решил выспаться. Вечерних звонков он не ждал, потому невольно вздрогнул, когда телефон зазвонил в его руках, едва Иван подсоединил зарядное устройство. На дисплее засветилось имя одного из братьев.
        - Алло, - отозвался мужчина.
        - Здорово, браток! 
        - Здравствуй, Костя! – не скрывая удивления, ответил Иван на приветствие - братья звонили ему крайне редко.
        - Ты там как? Не звонишь, не приезжаешь.
        - Нормально. А вы? Мама с папой как?
        - Да, потихонечку. Еще шевелятся. Мамка только с давлением часто скорую вызывает, в последний раз очень долго сбить не могли. Отец запаниковал даже, но, слава Богу, обошлось. Она сама виновата - то в огород лезет, то ведро воды сама из колодца достанет, ты же ее знаешь.
        - Да, - понимающе произнес Иван.- Наверное, бесполезно ее перевоспитывать. Всю жизнь в труде, они без работы не могут. Видишь, я тоже купил дачный домик. Ностальжи!
        Братья перекинулись еще несколькими фразами и распрощались. Ни к чему не обязывающий разговор, разве что узнали, что все у всех в порядке.

        Утром первой электричкой Иван уехал за город. Дачный кооператив «Лесное озеро», в котором мужчина в прошлом году приобрел участок с небольшим домом, располагался в шестидесяти километрах от столицы. Выросший в деревне, Иван  скучал по земле. Не то, чтобы он хотел заняться огородом или теплицами, его, прежде всего, привлекала тишина, сад, пение птиц и та свобода и независимость, которую можно ощутить только в собственном доме, но никак не в городской квартире.
        Дом был в полном порядке, чего не скажешь о хозяйственных постройках. Больше всего Иван расстроился, что в погребе обрушилась одна из стен, ведь несколько яблонь обещали богатый урожай, а хранить фрукты негде.
Мужчина приготовил инструмент, завез гравий и цемент, запасся арматурой и планировал осуществить ремонт подвального помещения. За помощью к братьям Иван не обращался, он давно уже привык полагаться только на себя самого.
        - Иван Терентьевич, здравствуйте! – соседка Люба, точнее сказать, Любовь Францевна, так как женщина была лет на пятнадцать старше, была тут как тут, у самого забора. Женщина внимательно разглядывала симпатичного сорокалетнего мужчину, поселившегося рядом в пустовавшем несколько лет доме.
        - Здравствуйте, Люба! Как ваше ничего? – Иван назвал соседку, как та сама просила, лишь по имени.
        - Все хорошо. Я тут уже неделю, но отпуск мой на исходе, поеду сегодня, есть кое-какие дела дома. А вы надолго?
        - Взял пару отгулов да выходные, как управлюсь. Я тут кое-какой ремонт затеял.
        - Ну, трудитесь. Счастливо вам! – и женщина, оглянувшись еще раз, пошла к своему дому.
        Любовь Францевна тоже проживала в столице.  Иван  еще в прошлом году познакомился с соседкой, а за всю зиму в городе ни разу с ней не пересекся, даже телефонами не обменивались, как-то не пришлось. С началом сезона они несколько раз уже виделись, здоровались через забор. Мужчина радовался, что рядом есть люди, хоть Люба всегда приезжала одна.  Иван постеснялся спрашивать о семье, вдруг заденет за живое. Он еще больше обрадовался бы ее мужу, если бы таковой имелся, – мужчинам всегда есть о чем поговорить.
 
        Родители Ивана жили в деревне, им обоим было уже под восемьдесят, но они не унывали, твердо пообещав друг другу дожить в паре до глубокой старости.
        Два старших брата остались в деревне, двое средних жили в райцентре неподалеку, только Иван, как уехал учиться в столицу, так и застрял в городе. Сначала отрабатывал после института, за это время успел квартиру получить от предприятия, как молодой специалист, вот и осел навсегда.
        С семьей не получилось. Пятый сын в семье, он не спешил расставаться с холостяцкой жизнью, зная не понаслышке, как трудно растить детей. Иван хорошо помнил, что мать была всегда уставшей, отец занят, старшие братья сами по себе, а он, как брошенный котенок, слонялся из угла в угол и, казалось, всем мешал.
        - Ванька, отойди! Ванька, не трогай!  Ванька, отстань!
        И он отстал, в буквальном смысле слова. Гиперактивный ребенок, он вынес свои желания за пределы дома, то и дело попадая в какие-то передряги. То нос разобьет кому-то, то сам домой явится с окровавленной физиономией. Школа от него буквально стонала, учителя разве что домой не ходили, а в дневник каждый день родителям писали свои замечания.
        Ивана ругали, ставили в угол, даже ремешком несколько раз попадало. Правда, он искренне не понимал, за что. Учеба давалась легко, даже учить ничего не приходилось, схватывал на лету. Видя, что ученик отвлеченно разглядывает облака через окно, его часто просили повторить то, что только что сказал учитель. К всеобщему удивлению, он слово в слово повторял материал. Словно уши у него существовали отдельно от других органов чувств.
        - Ничего, трактористом будет, - успокаивал расстроенную матушку отец, когда поведение Ивана уже выходило за все рамки.
        Родив пятерых сыновей и ни одной дочки, мать Ивана Анисья Федоровна очень переживала, что в старости опереться будет не на кого, ведь, как известно, сын – отрезанный ломоть.
        Но, вопреки ожиданию, двое старших, Антон и Федор нашли себе девушек в своем селе, отыграли шумные свадьбы, потом и дома выстроили оба, друг подле друга. Они не оставляли родителей, помогали и весенние работы сделать, и осенью управиться.
        Леонид и Константин уезжать из родного дома не планировали, но, отслужив армию, не смогли устроиться на работу в своем совхозе и уехали в райцентр. Со временем и они обзавелись семьями, а потом и внуками порадовали родителей.
        - Было у отца четыре сына, а пятый – Иван, - насмехались над младшим братья. Делали они это совершенно безобидно, но осадок оставался.
        Приезжая домой, Иван все чаще чувствовал себя здесь лишним. Когда собирался весь кагал, он уходил от шумного стола в сад, садился под любимую яблоню и любовался закатом, как делал это в детстве, когда был на кого-то обижен. Его не искали, не звали, словно и не было его здесь никогда.
        «Поскребыш», - вспомнилось ему однажды слово, которое он услышал в свой адрес от матушки. Говорила она с любовью, но глупый мальчик не смог оценить это из-за непонимания смысла и очень обиделся. Для него слово звучало плохо, и смысл имело неправильный.
        - Зачем ты меня родила?! – закричал тогда он в сердцах.
        - Сыночек, ты о чем? – мать даже не поняла, что произошло.
        - О том! Вы не любите меня! Братья прогоняют, папе все время некогда, ты тоже всегда уставшая. А я? Я ведь тоже хочу, чтобы меня любили!
        Так бывает. Последний ребенок больше остальных нуждается во внимании и ласке, потому что он самый маленький, вот Ивану и не доставало этой самой заботы.  Он понимал все иначе. Шли годы, несмышленый мальчик повзрослел, теперь он уже и сам не приставал ни к кому. Глупое времяпрепровождение на улице уступило место вдумчивому чтению. Ваня полюбил книги, в них нашел то, чего не хватало самому. Только это была жизнь героев, с которыми он и смеялся, и плакал, проживая их судьбы, анализируя поступки, постигая житейскую мудрость.
        Иван любил своих братьев, радовался редким встречам, всегда, не задумываясь, бросался на помощь.  Это было в порядке вещей, ведь они – одна семья. Но мужчина был твердо уверен, случись, что с ним, никто даже не заметит, разве что мать да отец, но только не братья. У них была своя жизнь: жены, дети, свои планы и желания.

        Ивана не замечали, но он всегда был рядом. Когда Антон провалился под лед, маленький Ваня пытался помочь, но сообразив, что в одиночку не справится, позвал на помощь взрослых.
        Случилось, что пацаны без спроса что-то мастерили, и Федору палец циркуляркой отрезало, тогда Иван один сообразил руку брату ремнем перетянуть, чтобы не было сильной кровопотери. Благодаря этому, и палец пришили, и крови брат много не потерял.
        Когда Костю в краже кинескопа обвинили, только Ваня знал настоящего вора, не побоялся все рассказать, а ведь мальчишке угрожали расправой. Только Леня как-то в стороне остался. Как ни вспоминал теперь Иван, ничего в голову не пришло – не столкнула судьба с братом ни разу.
        Иван ничего не помнил, потому что маленький был.  На самом деле   Леня был больше всех обязан младшему брату.  Именно он спас Лене жизнь, отдав свою кровь на его спасение, когда страшный диагноз навис над семьей.

        «Неправильно я жил, - мыслительный процесс подошел к тому самому моменту, когда невольно анализируешь свой путь и подводишь итоги. – Что стоило позвонить братьям, пригласить к себе, хоть чисто мужским коллективом, хоть семьями, сейчас не сидел бы тут в холоде, прощаясь с белым светом».
        Вскоре   разрядились батарейки фонаря, который Иван предусмотрительно прихватил с собой в погреб. Через узкую щель в обвале пробивался свет, Иван попытался расширить проем, но земля осунулась и закрыла просвет. Боясь нарушить зыбкую неподвижность грунта, ковырять больше не стал, не дай Бог, опоры не выдержат, и обрушится верхнее перекрытие. Тогда сразу смерть, а так есть все-таки кое-какая надежда.
        На что он надеялся, сформулировать Иван не смог бы, но отчаиваться не стал. Воздуха ему хватит, без еды можно несколько дней протянуть, замерзнуть не должен, можно шевелиться, кое-как согреваться. Вода. Вот ее-то как раз и не было. Вспомнив уроки выживания, Иван решил использовать жидкость своего организма. Главное, продержаться максимально долго. А там?
        Иван нащупал под ногами доски, сложил их вместе, получился небольшой лежак. Присел осторожно, чтобы они не раздвинулись, принял удобную позу и решил ждать. В понедельник хватятся на работе, начнут искать. Коллеги про дачу знают - когда отгулы брал, объяснял шефу, для чего.
        О спасении больше не думал, мысли увели в сторону. Была бы жена, дети, разве случилось бы такое. Но и здесь все наперекосяк, как будто заговоренный он, пятый сын. Кира – симпатичная русоволосая девушка с параллельного курса, так глазки строила, так надеялась. Не дрогнуло сердце, а ведь ребята-однокурсники видели все, даже уговаривали внимание обратить, мол, хорошая девочка и все такое. Так нет же! Любви ждал… неземной.
        Нагрянула, самая что ни есть, как лавина. «Крышу» снесло, с улыбкой по улицам ходил, на стихи поперло. А она оказалась замужем. Нет-нет, встречаться Ирина хотела, даже сама места встреч организовывала, любить умела, что душой, что телом. Только устраивало ее все: муж, семья. Ничего не хотела менять, боялась, что старое разрушит, а новое построить не получится. А он смирился. Через несколько лет и страсть улеглась, Ирина забеременела и ушла в декретный отпуск. А с ней и чувства все куда-то делись, как в воду канули. Сам себя убеждал, что нужно оставить чужое, и убедил окончательно.
        Но после Ирины как узелок завязался – никого. Друзья ему по интернету объявления искали, да ни одна не глянулась Ивану, пустые глаза, маски, а не лица. А ему хотелось живого общения, эмоций, чтобы зашкаливали, как в некогда прочитанных книгах. Так и жил. А годы, между тем, все шли и шли.
       
        Потеряв ощущение дня и ночи в кромешной темноте, Иван на несколько минут отключился, но сырость и холод, пробравший до костей, не позволили задремать. Мужчина стал хлопать себя руками по телу, чтобы согреться. Кровь побежала быстрее, затекшие конечности разогрелись, стало легче.
        Желудок предательски урчал, требуя еды. Во рту пересохло, страшно хотелось промочить горло. Иван отгонял мысли о воде и еде, переключаясь на что-то другое. Вспомнил, сколько раз в детстве хотел с высокой водонапорной башни вниз сигануть, так страдал, что не любят его. «Пусть теперь на похоронах плачут!» Детские обиды казались теперь глупыми. Все самое светлое с завидным упорством возникало в памяти.
        Вспомнил, как с отцом косили сено, попеременно меняя друг друга. Их неумелые рваные покосы казались  смешными рядом с ровным валком сочной травы, скошенной отцом. Но батя их хвалил, заставлял чаще отдыхать, не рвать животы.
        Терентий любил всех сыновей одинаково, как же объяснишь это упертому несмышленышу? Считал, что Ванька сам все поймет, когда подрастет немного. О том, что братья младшего обижали, не думал даже, ибо ничего такого не было,   дети как дети, все такие, особенно хлопцы.
        От воспоминаний навернулись слезы. Теперь Иван не хотел умирать. Это же какой трагедией для родителей обернется, если он – самый младший сын, мужчина в полном расцвете лет, так бездарно закончит здесь свою жизнь.

***

        Анисья проснулась среди ночи от учащенного сердцебиения, вызванного беспокойным сном. Открыв глаза, она села на кровати, пытаясь вспомнить сновидение, но только что напугавшие ее образы ускользали, оставив лишь  тревожное предчувствие.
        - Мать, что? – Терентий просыпался всякий раз, чуть услышав, что жену что-то беспокоит – выработанная годами привычка.
        - Сон, - выдохнула она в ответ. – Что-то не так, Терентий.
        - Успокойся, мало ли что привидится. Завтра хлопцам позвоним, а теперь перевернись на другой бок и спи.
        - Не засну теперь уже.
        - Иди давление измерь, может пилюлю какую примешь. Давай, я тебе помогу.
При этом Терентий поднялся, прошел к постели жены и подал ей свою руку.
        До утра не спали оба. Мужчина слышал, что жена ворочается, не спит, хоть она и не издавала никаких звуков, он тоже не смог заснуть, передалась тревога. Старикам много не надо, обострившаяся сентиментальность, сейчас была некстати.
        Чуть рассвело, как во двор зашел Федор. Страшное предчувствие разлилось в душе, как только Анисья увидела старшего сына. Она буквально выбежала ему навстречу, чуть не сбив его с порога.
        - Мама! Куда ты летишь? – Федор от неожиданности опешил, он только потянулся к двери и не ожидал, что она распахнется перед носом.
        - Феденька, что случилось, сынок? – встревоженная старушка была на себя не похожа.
        - А что случилось? У кого?
        - Да не знаю я, у кого! Ты так рано зачем?
        - Так это, я бате обещал солому за сараем прибрать, а Валя меня на рынок заставляет ехать, вот я и решил с самого утра… Мать, а ты, часом, не заболела?
        Тут вся тревога и обнаружилась. Федор мать успокоил, сделал запланированную  работу и пообещал со всеми братьями поговорить и оповестить тотчас матушку, что у кого и как.
        Но быстро не получилось. Антон и Леня сразу трубку подняли, у них все было хорошо, все здоровы, с детьми порядок. А Костя на звонок долго не отвечал. Федору пришлось несколько раз перезванивать, но напрасно.
        После обеда, увидев несколько пропущенных звонков, откликнулся Костя. Он же и сообщил, что с Иваном разговаривал два дня назад, вроде у того тоже все было о-кей. Но сегодня Иван трубку не брал.
        Оставив все дела, Костя несколько часов безрезультатно набирал то домашний, то мобильный номер брата. Смутная тревога не оставляла. Обмануть мать и сказать, что и у Ивана все в полном порядке братья не смогли, не убедившись в этом лично.
        Вечером Костя позвонил Федору. Разговор был короткий, оба понимали, что оставаться в неведении нельзя. Они успокоили родителей, как могли, но с самого утра решили все вместе ехать в столицу.
        - Знаете, а мы зря к нему на квартиру едем, он стопудово на дачу свою поперся, - спохватился вдруг Костя, когда до города оставалось километров тридцать.
        - Раньше не мог сказать? – недовольно пробурчал Леонид, круто вывернув руль на разворот.
        - Погоди! Ты куда? Не нужно поворачивать, туда по окружной дороге до московской развязки, а там посмотрим по указателям, «Лесное озеро», кажется.
        Свернув в нужном направлении, Леонид плавно вырулил на лесную дорогу. Места вокруг были живописные. Впереди заблестело небольшое озеро, от дороги до воды зеленел луг, а на горизонте плотной стеной возвышался старый сосновый лес, обступающий водоем с трех сторон.
        - Красиво здесь, точно – лесное озеро. Я бы не отказался в таком местечке отдохнуть, здесь и рыбка, наверное, водится.
        Вдоль берега стояло несколько деревянных лодок, притянутых к небольшому столбику цепями. Небольшая площадка, укатанная автомобилями, оказалась пустой – сезон закончился. Еще недельки две тому назад от рыбаков кишели все водоемы,  теперь лишь на противоположном берегу стояло несколько мужчин с удочками.
        - Наш романтик не зря в таком уголке дачу купил, он всегда такой был, - произнес Федор.
        - Какой, такой? – переспросил Костя, не поняв брата.
        - Эстет, или как это называется? Ну, когда человек тянется ко всему красивому.
        - А? Я подумал, ты брата хочешь обидеть, - успокоился Константин.
        - Обидеть? Боже упаси! За что его обижать? Если разобраться, то Иван среди нас самый толковый. В столице живет, институт за плечами, работа хорошая, не то, что мы.
        Все, молча, согласились. Проблему одиночества Ивана никому не хотелось обсуждать, это уже сто лет переговорено. Братья смирились, что невестки у них еще одной не будет, да и племянников, похоже, тоже.

        Дом искали долго, как назло, большинство близлежащих домиков оказалось закрыто на замок. Наконец, встретившаяся старушка – почти ровесница матери, указала на постройку, купленную в прошлом году одиноким мужчиной лет сорока.
        - Это он, - утвердительно кивнул Костя. – Вот ель большая на одном углу участка, а дуб – на другом. Это его, Ваня мне говорил.

        Машина припарковалась у ворот, и братья друг за другом прошли в калитку. Дверь в дом оказалась не запертой. Все указывало на то, что хозяин здесь, просто на время вышел. Правда, печка давно остыла, да кастрюли оказались пустыми, зато холодильник заполнен едой, в пакете на столе две булки хлеба.
        - Такое впечатление, что он к этой еде и не прикасался, смотрите, - Леня поднял пакет, и братья увидели, что от батона отрезан кусок, а черный хлеб  непочатый.
        В это время Федор с Антоном прошли по двору. Мужчинам сразу бросились в глаза инструменты у погреба, корыто с песком, мешок цемента и два ведра воды, стоящие рядом.
        Вход в погреб оказался завален. Свежий оползень говорил о многом.
        - Костя! Леня! Идите сюда! – Федор уже все понял. – Ваня! Ванечка! Ты тут?
        Мужчина поднял руку и жестом приказал всем замолчать. Тишина оглушала, только где-то неподалеку пересвистывались птицы.
        - Мужики, что будем делать? Кажись, брата завалило. Без техники нам не справиться, - Федор растерянно посмотрел на братьев.
        - Знать бы, что он там… живой, - тихо прошептал Леонид.
        - Не каркай! – прикрикнул на него Костя.  – Живой! Видишь, свод не завалился, иначе сверху все просело бы.
        - Так не отзывается почему? – не унимался Леня.
        - А ты, как думаешь? Может, он там все три дня находится, видишь, на заборе его куртка. А та, в которой он приехал, дома висит.
        - Мужики, смотрите, вот петля на плите, за нее можно уцепиться и потянуть, - Федор лопатой отгребал землю от завала, освобождая бетонную поверхность.
        - У меня есть трос в машине, сейчас я во двор заеду, - Леня побежал открывать ворота.
        Зацепив трос, мужчины со всех сторон расчистили подход к плите и, взявшись все дружно, по команде Леонида, который сидел за рулем, потянули плиту, освобождая вход в погреб…

        Он лежал на досках, скрутившись комочком, не подавая признаков жизни. Дрожащими руками Федор повернул тело брата, уже не надеясь. Но тело поддалось, оно хоть и было холодным, но не окоченевшим, в нем билась жизнь, может быть, из последних сил.
        Крепкие руки подняли Ивана наверх, занесли в дом. В восемь рук братья растирали его тело водкой, пытаясь привести в чувства. Скупые мужские слезы то и дело скатывались то по одной, то по другой щеке. Врачи уже спешили по вызову, когда Федор набрал телефон родителей.
        - Мама, мы его нашли. Живой, мать, конечно живой! Только замерз немножко, у него тут печка не протоплена, а в остальном полный порядок. Он тебе чуть позже позвонит, вот только в баньке мы его сейчас попарим, отогреем и сразу позвонит.
        - Вы там только водки много не пейте, - счастливая Анисья повернулась к Терентию. – Наш пятый сын нашелся, сейчас они все вместе, все у них хорошо, слава Богу.