Они познакомились в лесном поселке, куда Надежда приехала в служебную командировку. Войдя в помещение штаба, женщина сразу увидела за стеклянной перегородкой с надписью «Дежурный» симпатичного майора с черными, как смоль, волосами и ярко-голубыми глазами. Показав ему свое удостоверение, Надежда спросила, как пройти к начальнику. Дежурный ответил, что начальник подразделения находится на втором этаже, куда Надежда и поднялась по скрипучей на разные голоса деревянной лестнице.
Когда, доложив по форме руководству цель своей командировки, Надежда спустилась снова на первый этаж, черноволосый и голубоглазый дежурный, уже сдавший свою смену, стоял в коридоре и разговаривал с каким-то мужчиной. Увидев Надежду, он прервал разговор и подошел к ней.
- Вы надолго сюда? – спросил он женщину.
- У меня командировка на трое суток. А что? – ответила Надежда.
- Просто спрашиваю. Вы уже поселились в гостинице?
- Нет, я еще не была там, я сразу в штаб. Я и не знаю, где ваша гостиница.
- Тогда я вас могу проводить, - сказал мужчина.
По дороге они разговорились. Оказалось, что его зовут Владимир и живет он в поселке уже лет двадцать. Был женат, но жена недавно умерла, остались двое детей – дочь и сынишка.
Надежда, жалея вдовца, покачала головой. О себе она ничего не сообщила, только сказала, что впервые приехала в этот поселок.
Это была ее первая командировка после того, как она оставила большой и шумный город в центральной России, откуда она практически сбежала, слезно упросив начальство перевести ее куда угодно, только подальше от деспота-мужа. Вот и перевели ее на Урал, в лесной край. По ее специальности (мастер производственного обучения в женской колонии) в этом учреждении ничего не было, поэтому пришлось в ускоренном темпе постигать новые для нее приказы и инструкции. Вследствие этого она слегка волновалась, как пройдет ее первая контрольная проверка колонии, где содержатся мужчины.
Конечно, ничего этого она Владимиру не сказала, но он сам понял, что женщина отчаянно трусит, и решил взять над ней шефство. Он объяснил, как пройти в колонию и дал несколько ценных советов, как вести себя со спецконтингентом.
Вечером, когда Надежда вернулась в гостиницу и просматривала записи в рабочей тетради, сделанные ею за первый день проверки, в дверь комнаты постучали. Надежда крикнула:
- Входите, не заперто!
Вошел Владимир с большой сумкой в руках.
- Вот решил вас накормить домашней пищей, сам приготовил. Вы, наверное, в столовой обедали, а там кухарят слишком прозаично. Суп да каша с котлетами, да на сладкое эрзац-чай. А я вот потушил картошку с мясом и еще салат нарезал из помидоров с огурцами и зеленым луком со своего огорода. Давайте поужинаем, а?
Так начались их отношения. Надежда приезжала в командировки часто, раз в месяц, и каждый раз Владимир находил время пообщаться с ней. Они давно уже были на «ты» и многое знали друг о друге. Он познакомил женщину со своими детьми, правда, из этого ничего хорошего не вышло. Дочь, пятнадцатилетняя Даша, сразу показала свой характер. С Надеждой она разговаривала грубо и даже очень зло высмеяла ее прическу и макияж. Видя это, сын Владимира, шестилетний Стасик, тоже надулся и, улучив момент, больно щипнул Надежду за бедро.
Надежда в тот раз ничего не сказала Владимиру, она считала, что дети вправе так поступать, ведь их мама умерла совсем недавно, а отец уже знакомит их с какой-то чужой теткой, возможно, претендующей на роль мачехи. С Володей они давно решили, что будут жить вместе, что распишутся здесь же, в лесном поселке, только вот с работой Надежда не знала, что делать, для нее здесь места не было. Однако вскоре все решилось наилучшим образом: Владимира перевели служить в город, в центральное управление.
У Надежды в городе уже было свое жилье – большая и светлая комната с лоджией в двухкомнатной квартире в только что построенном для сотрудников пятиэтажном доме. Во второй комнате жила тоже одинокая женщина, вольнонаемная работница управления. Пробивная Надежда сходила на прием к начальнику, и вскоре женщине предоставили другое жилье, а вся квартира перешла в распоряжение Надежды и ее новой семьи.
Так они стали жить с Володей и его детьми. Надежда, мастерица на все руки, любовно обустраивала жилье. Из тонких белых ниток она связала многочисленные салфетки, которыми украсила мебель, вышила крестиком и гладью кухонные полотенца, долго и тщательно выбирала тюль и портьеры для окон, умело вела домашнее хозяйство. И все бы ничего, да дети Володи постоянно подбрасывали проблемы.
Даша так и не приняла Надежду, как та ни старалась подружиться с ней. Она относилась к женщине по-хамски, порой с ее губ срывалась нецензурная брань в адрес новой жены отца. Стасик же избрал другую тактику. При отце он ластился к Надежде, даже стал называть ее мамой, но втихую пакостил.
Так, однажды на день рождения к Надежде пришли ее сослуживицы. Чтобы не смущать гостей, Владимир с детьми ушли в кино. Надежда накрыла стол к чаю, принесла из кухни только что испеченный пирог с яблоками, положила в розетки вишневое варенье и полезла в буфет за вазочкой с шоколадными конфетами, которые купила вчера в магазине. Каково же было удивление одной из женщин, когда она, развернув фантик, увидела там хлебный мякиш. Вторая гостья тоже взяла конфету и развернула. И там тоже был мякиш, и в следующей… Все фантики были аккуратно завернуты, но конфеты таинственным образом исчезли.
На следующий день Стас покрылся сыпью из-за съеденного почти килограмма шоколада.
За обеденным столом он постоянно что-то проливал, и Надежда, забыв про еду, тут же хватала тряпку и затирала пол, затем шла мыть руки, а придя в кухню, снова видела лужицу под столом. Стас пускал слезу и шептал:
- Я нечаянно. Мама, прости, я не хотел…
Если он что-то мастерил из бумаги, то, как правило, измазывал красками и клеем все вокруг, особенно страдали кружевные салфетки, которые затем приходилось выбрасывать. Ослепительно белые кухонные полотенца становились черными и почему-то пахли гуталином. Капроновые занавески были местами прорезаны, местами прожжены.
Надежды тяжело вздыхала, но мужу не жаловалась, убирала с глаз долой пострадавшие вещи, покупала новый тюль, доставала из комода новые полотенца.
Вскоре Даша стала надолго пропадать из дома. Надежда догадалась, что у нее появился парень. Она решила по-матерински предостеречь девочку, чтобы та не совершила непростительную ошибку, оставаясь долгими вечерами с мальчиком наедине, однако снова нарвалась на поток грубых слов в свой адрес. Володя был дома, он чинил кран в ванной комнате, и услышал только конец ссоры жены с дочерью. Он вбежал в кухню и схватил Дашу за шиворот. Та все еще продолжала выплевывать ругательства. И тогда Владимир с размаха дал дочери пощечину и закричал:
- Кто ты такая, чтобы оскорблять мою жену? Она о вас заботится, кормит вас, поит, обстирывает, переживает за вас, а ты! Ты, соплячка, собирай свои вещи и вали на все четыре стороны! Ты мне больше не дочь!
Надежда бросилась к ним, но Володя отстранил ее рукой.
Даша презрительно усмехнулась, потерла красную щеку и пошла в комнату собирать свои вещи. Надежда закричала мужу:
- Зачем ты так? Останови ее! Она сейчас уйдет ведь! Пропадет! Ты сам потом пожалеешь, что выгнал дочь!
Но Владимир не сделал и шага, чтобы остановить Дашу. Он сильно побледнел и схватился за грудь, хватая открытым ртом воздух. Потом тихо сполз на пол. Надежда побежала к телефону, чтобы вызвать «скорую». Даша спокойно обувалась в прихожей и даже не посмотрела на мачеху. Она слышала, как та в трубку сообщила о сердечном приступе отца, но не проронила ни слова, взяла сумку с вещами и, громко хлопнув дверью, вышла из квартиры.
Владимира с инфарктом увезли в больницу.
Даша в тот день не вернулась. И не позвонила, чтобы узнать, как отец. Надежда не знала, где ее искать. Подруг Даша не завела, а если и были у нее какие-то знакомые, то их телефонов и адресов Надежда не знала.
Стасик, оставшись без отца и сестры, присмирел. Он смотрел на Надежду перепуганными глазами и ходил за ней следом по квартире, боясь остаться совсем один.
Прошло два года.
Владимир оправился от инфаркта. Он вышел на пенсию по болезни, хотя по возрасту еще мог бы служить. Мужчина редко выползал из квартиры, чаще сидел дома, молча глядя в телевизор. Он стал совсем седой, а его ярко-голубые глаза поблекли. Дочь так и не вернулась и не подавала о себе вестей. В училище она тоже не появлялась, и ее отчислили.
Стас учился в школе, приносил хорошие оценки. Надежде он больше не доставлял неприятностей.
Перед майскими праздниками Надежда затеяла генеральную уборку и разогнала своих мужчин, чтобы не мешались под ногами. Она нараспашку открыла только что промытые и оттого ослепительно блестевшие окна, включила музыку и вытирала пыль с мебели, когда раздался неуверенный звонок в дверь.
Босиком прошлепав в прихожую, Надежда, не спрашивая, кто там, отворила дверь и… На лестничной площадке стояла Даша. В первую минута Надежда даже не признала ее. Худая, с глубоко запавшими глазами, всклокоченная, в одежде в чужого плеча перед ней стояла маленькая женщина с ребенком на руках.
- Здравствуйте, - еде слышно произнесла она. – Пустите?
- Даша, конечно же, заходи, раздевайся! – Надежда протянула руки к ребенку. – Давай, я подержу. Мальчик или девочка?
- Дочка, Сонька - ответила Даша. – Я тут рядом была, вот решила зайти узнать, как… отец, Стас…
Она с трудом подбирала слова. Надежда взяла на руки почти невесомую девочку с коростами на лице, та доверчиво прильнула к женщине, обхватив ее за шею маленькими ладошками. Волосенки Сони были грязные, висели сосульками.
Надежда вошла в комнату, закрыла окна. Девочку посадила на диван и стала раздевать. Одёжка была на Соне, скорее всего, тоже от чужих людей, великоватая, замызганная. Сняв кофточку и штанишки, Надежда пошла на кухню и выбросила все это в мусорное ведро. Между делом поставила на газ чайник и кастрюлю с куриной лапшой.
Даша тоже вошла в кухню и присела на табурет.
- Даша, - сказала Надежда, - ты посиди тут, а мне нужно уйти. Суп подогреется, поешь сама и покорми дочку. А я сейчас вернусь, хорошо?
Она одним махом накинула плащ, сунула ноги в танкетки и выскочила на улицу. В их доме недавно открыли промтоварный магазин, куда и держала путь Надежда. В детском отделе она быстро, не торгуясь, купила ворох детских вещей и почти бегом вернулась домой. Суп кипел на плите, чайник вовсю свистел, извещая, что еще минута, и он расплавится. Даша спала, сидя на табуретке в кухне. Ее дочка, Соня, тоже спала, приткнувшись к спинке дивана.
Надежда переложила малышку на свою кровать и укрыла простынкой. Дашу растолкала и насильно заставила съесть тарелку лапши. Затем спросила:
- Ну, может, расскажешь, что с тобой приключилось?
- Надежда, простите меня за все, - заплакала вдруг Даша. – Я так виновата перед вами! Вы ведь предупреждали, что все может кончиться так, но я, дура, не слушала. Вот и результат, как говорится, налицо. Дочка теперь у меня. Ей полтора года. Работы нет, денег нет, жилья нет. Мужа тоже нет… - она вытирала слезы грязноватой ладонью с обломанными ногтями.
- Ладно, Даша, кто старое вспомянет, тому глаз вон. Давай-ка иди в ванную, отмывайся, тут кое-какие вещички твои остались, переоденься. А Сонечке я купила все новое, потом, когда выспится, тоже искупаем ее и переоденем. Скоро отец придет со Стасом, обрадуются, скучали они очень по тебе. Будем решать, как тебе быть. В училище сходим, упросим восстановить тебя, ты же неплохо училась. А жить есть где! Мы же тебя не выписали. Только вот теперь нужно еще дочку твою, Сонечку, прописать, внучку нашу…