16.07.09
Лицом к спине
Копаюсь при хорошей апрельской погоде возле своих дверей. Взял метлу, начал выгребать из углов накопившийся за зиму мусор – листочки покорёженные, сухие веточки, старую паутину. Потом решил, что, если подмету вдоль невысокой бетонной стенки, разделявшую нашу территорию от общей, то вкусный, может, даже эксклюзивный ужин с пивом мне обеспечен. К работе приступил с радостью и внутренней улыбкой. То-то обрадуется жена!
Ручка в дверях поповского дома подпрыгнула, щелкнула и боком ко мне начал выползать сам пфарер. Надувшись, он тащил велосипед сквозь открытую створку. Увидев меня, тут же повернулся спиной и продолжил тащить его, но в крайне неудобной позе – под дверью крыльцо из четырех ступенек, а боком люди, подозреваю, никогда не умели ходить. Крабы, рачки стыдливые – да, но люди, да еще духовного сана?
Священнослужитель не отличался особой физической силой, был каким-то серо-жёлтеньким, роста небольшого и по западной моде всегда нечисто выбрит. На левом предплечье у него висел пиджак и здорово мешал контролировать шаги вниз по ступенькам. Но он сражался!
Мне эта картинка показалась интересной. Что-то внутри подсказывало – „не уходи, смотри дальше“. Я остановил свою работу и, повернувшись лицом к велосипедисту, ждал.
Тот сделал пару шагов бочком, опираясь на велик, оставленный на верхней ступеньке. Руки, державшие транспорт, остались на месте, а корпус тела опустился наперекосяк вниз. Попробовал поднять и скатить велосипед в такой позиции. Не получилось! Рычаг в виде перекошенной фигуры, плюс вес велосипеда на концах рук не давали никакого преимущества. Нужно было то ли вновь подниматься, то ли стаскивать двухколёсную вертлявую машину. Всё это время его левый глаз косил вниз-назад, ощупывая территорию и мою фигуру за ней. Я это отчётливо видел.
Наконец пфарер, продолжая стоять ко мне строго спиной, поднялся на одну ступеньку вверх, со вздохом вскинул веломашину на грудь и опять бочком, нащупывая ногами ступеньки, слез на ровный асфальт.
- Явно устал, - подмечал я, видя поднимающиеся в такт дыханию плечи.
Дальше интереснее – для того, чтобы вскочить в седло, ему нужно было повернуться, если не полностью ко мне, то хотя бы полубоком.
Но он стоял спиной, нагнув голову вниз и чуть влево, контролируя боковым зрением моё местонахождение.
Гоголевская сценка! Я лицом к священнослужителю евангельской церкви с искренним желанием пожелать доброго здравия, а он спиной к представителю почти белорусской нации! Вспомнив обиды, нанёсенные лесным белорусам со стороны Тевтонии, уступать я не собирался.
Прошло около полуминуты. Клянусь всеми моими внебрачными детьми, что глаз у него заскочил за нижнее веко, так как он резко поменял позу и начал лихорадочно копаться в велосипедной сумочке, размером 15 на 10 сантиметров. По звукам сумка была пуста, но он в ней копался!
Я был пристыжен. Моё отвратное, с его точки зрения, поведение не давало ему никаких шансов бессловесно исчезнуть. Я же всегда с положительным выражением лица относился к тяжёлому и непредсказуемому труду проповедников евангельской и прочих других свободных церквей. Только это и заставило меня развернуться и громко захлопнуть за собой свою входную дверь.
Слева от неё было маленькое окно, к которому я прильнул всей душой – пфарер опять скосил глаза, воровато оглянулся, прыгнул в седло и, отвернув на всякий случай голову от нашего дома, рванул цепи велосипеда.
Из маленького квадратного окошка на него смотрели мои удивлённые глаза.
Взгляд упирался уже не в спину, а в выбритый затылок священника, быстро исчезавшего за поворотом.