Когда Страна бить прикажет - 5

Владимир Марфин
                5.
          В эти дни вновь назначенный народный комиссар Внутренних Дел потихоньку собирал  м а т е р и а л  на ближайшее окружение Сталина. Делалось это осторожно и тайно опытными и преданными людьми, часть которых Лаврентий Павлович привез с собой, а остальных знал по прошлым годам совместной работы и вполне мог на них положиться. Гладыш был одним из таких негласных соратников. Они явно симпатизировали друг другу еще с начала тридцатых годов, когда Берия - полпред ОГПУ в Закавказье – впервые подключился к Паукеру, Власику и Гладышу, осуществляющим личную охрану Вождя.
         За сорок с лишним дней, что Иосиф Виссарионович провел тогда в Цхалтубо, Берия сумел стать для него почти незаменимым и немалую роль в этом сыграл русский богатырь Иван Гладыш, которого не верящий никому Сталин явно выделял из остальных своих телохранителей. Как-то, гуляя по саду и заметив неудачно укрывшегося за деревом Ивана, он неспешно подошел и поинтересовался, какое впечатление на него производит Берия.
         Гладыш растерялся. Сталин никогда не задавал вопросов просто так, однако, чутко уловив, что от него ждут  п о л о ж и т е л ь н о г о  ответа, рубанул, словно бы сплеча, во всю ширь этакой бесхитростной славянской души:
         - Впечатление самое прекрасное, товарищ Сталин. Думаю, что товарищ Берия предан Вам душой и телом!
          Сталин постоял ещё немного, не отрывая от его лица пристально колючих, заставлявших ежиться даже очень мужественных людей глаз, и, задумчиво пыхнув трубочным дымком, усмехнулся благожелательно.
          - Ну что же. Очень хорошо. Думаю, что ви верно распознали этого человека.
          Этот разговор каким-то образом дошел до Берии, и они быстро сблизились и подружились. И не добрым ли стараниям Лаврентия Павловича был обязан теперь комиссар, чуть ли не единственный оставшийся в живых из прежнего руководства наркомата, продолжающий не только работать на прежнем месте, .но и выполнять одно из самых ответственных и секретных поручений наркома. Именно ему доверил Берия раздобыть всеобъемлющий компромат на Молотова. И теперь все сотрудники ПредСовнаркома, от помощников до стенографисток, как и раньше, просеивались через жесткое проверочное «сито». А судьба Зинаиды Сергеевна неизменно сплеталась с судьбой ее дяди Алексея,соратника Молотова по подполью и сегодняшнего референта,  совершенно необходимого следствию, как важнейший - «железный» свидетель.
          Этот старый конспиратор мог раскрыть сокровенные тайны. Однако, как к нему не подступались, на контакты не шел, с возмущением докладывая о всех попытках своему норовистому злопамятному шефу. Его нужно было убирать или скомпрометировать. Но могучий «пермяк», охраняя себя, каждый раз выручал и его.
Да и сам Хозяин уже вычеркнул однажды «Уральца» из арестных рескриптов. А недавно, принимая у себя новых руководителей НКВД, заявил, нажимая на каждое слово:
          - Алексей нам известен не только по Царицыну. Ми ему доверяем, и будем поддерживать...
          Он не договорил, предоставляя слушателям самим понять, что скрывается за его недоговоренностью.
          И те поняли очень хорошо, окружив референта такой охраной, о которой не мечтали даже члены правительства. Но от давней затеи приструнить его не отказались, и одной из гарантий надежной страховки сочли Зинаиду - единственную родную душу бездетного старого вдовца.
          - …Девка очень отчаянная и на все согласится, - горячился Гладыш, выбивая у Кобулова санкцию на ее включение в операцию - Мы их кровью повяжем. А там поглядим, как дурак этот хитрый на все среагирует. Я ж ему не только информацию, я и фото подкину: погляди, чем племяшка твоя занимается! Ну а он чистоплюй, и такого не выдержит. На коленях приползет спасать ее от нас!
           Замнаркома, на что сам подлец и катюга, с изумлением разглядывал старающегося приятеля.
           - Ну и гад же ты, Ванька. Ты ж с ней вроде живешь…
           - Да какое, какое там, - закрутился на стуле Гладыш, будто углей пылающих ему туда сыпанули. - Так… по службе… курирую. Обучаю ремеслу! Ну, чего ты смеешься? Не веришь, что ли? Да не нужна она мне! Во всяком случае, пока что…   Все они одинаковы, сколько их не имей. А для дела годится, и даже очень. Так что, если не возражаешь, поведу ее во «внутреннюю»… Пусть посмотрит на акт и, глядишь, разохотится. Ну, так что? Одобряешь?
          - Да валяй, черт с тобой! Хороша-то хоть девка?
          - Ангелочек блондинистый!
          - Ишь… Ну ладно… тащи. Просвещай и курируй. А при случае удобном Лаврентию подставь. Он таких обожает и будет признателен. Только всё аккуратно, без шума, без шороха. И чтоб я потом знал обо всей ситуации.
          - Ну а как же, а как же, - заверил Гладыш, заговорщицки глядя в глаза замнаркома. - Только ты  и никто. А я сам, как могила…
          Разумеется, ни о чём подобном Зинаида не подозревала. И была, наконец, приятно вознаграждена, когда присланный за ней адъютант комиссара препочтительно препроводил её к нему на дачу…


          … В  КОРИДОРЕ  послышались чьи-то медленные шаркающие шаги. Кто-то подошел к двери, подергал за ручку, а затем изо всех сил ударил ногой в филенку.
           «Начинается», - вздрогнула от неожиданности Зинаида Сергеевна и тут же услышала хрипловатый голос Арасбея.
           - Не пришла еще, гидра. Загуляла, видать.
           - Ничего, скоро явится, куда ей деваться, - зазвучал и сварливый фальцет Лаисы. - И ответит за хамство, и по морде схлопочет. Да и ты, козел старый, получишь сполна. Будешь знать, как за каждую юбку цепляться!
           - Ну, татусенька-мусенька, да причем же здесь я? - забубнил удалой конармеец. - Ты же знаешь, что, кроме тебя, ни-ни... Ну а эта стерва все время цепляется. Полюбила, наверное. Шаг ступить не дает...
           «Ах ты, дурень безмозглый! - чуть не закричала от возмущения Зинаида и, зло сжав кулачки, застучала ими по твердым велюровым подушкам дивана. - Ах, животное жвачное, погоди у меня!»
          - А вот я покажу «полюбила»! - ревниво завизжала Лаиса. - Я ей космы повыдергаю, кислотой оболью! И с тобой разберусь! Ты ж не только к ней, ты и к Варьке подкатывался, обещал маркизету на юбку купить. Говорила она мне, а я не поверила. Уж на эту-то клячу мой бедила не клюнет. А ты все же полез, и ничуть не зажмурился...
          - Да ты что, мамуленька, ты что, - обреченно застонал Арасбей. - Я ж ни слухом, ни духом... я и думать не мог!
          - А вот хошь позову ее? - нагло выпендрилась Лаиса, и Зинаида тут же представила ее: руки в боки, голова задиристо задрана, а нога отставлена в сторону, словно «кухонное» па-де-де прокрутить приготовилась. - Ну-у? Желаешь? Пойдем!
          - Да зачем же, зачем? - окончательно струхнул Арасбей. И вздохнул покаянно. - Ну… взглянул, может быть… ну задел ненароком…
          - А-ах, за-а-адел?! - неожиданно зарыдала Лаиса. – Ну, так и я тебя задену! Получай!По-о-олучай! Курвоплет поганый! Жеребец некастрированный! -    Окончательно озверев, она чем-то тяжелым оттянула мужа по горбу. - Это тебе не в Конной куролесить! Я тебе быстро все твое хозяйство откромсаю!
          И опять долбанула «изменщика» так, что гул протяжный и вибрирующий пошел по коридору.
          - Вей, вей, ве-ей! - завопил потрясенный боец, и тяжелые сапоги его загремели, быстро удаляясь.
          «Ну, дела, - покачала головой Зинаида Сергеевна и, чтобы хоть немного утешиться, снова потянулась за пирожным. - Где же вы, товарищ Бергер? Приезжайте скорее...»
          На дворе уже стало совсем темно. Однако в комнате Зинаиды света хватало. Отраженные в реке огни Кремля и фонарей на набережной позволяли пока обходиться без электричества. Можно было, конечно, включить настольную лампу или ночник над диваном, но она не делала этого, опасаясь, что свет, выбивающийся из-под двери, раньше времени выдаст ее.
          С улицы по-прежнему долетали все звуки и запахи. Где-то, вероятно, на втором этаже, люди жарили рыбу. Где-то, несомненно, гуляли. Там звучала гармошка, и размытые нетрезвые голоса безуспешно пытались слиться в дружный, слаженный хор.
          «А ведь странно, что нас до сих пор не выселили отсюда, - подумала Зинаида. - Эти вопли, наверное, и в Кремле слышны. И вообще, не по чину все эти Арасбеи и Лаисы живут. На окраину их, в бараки паршивые! Развелось всякой сволочи, понаехало со всех концов, вот и орут они, и законы свои устанавливают. И попробуй их выжечь всех… стреляй, не перестреляешь...»
         В коридоре снова что-то грохнуло. Значит, прибыл с работы метростроевец Грумов, притащивший внеочередную добытую железяку. На сей раз отбойный молоток или швеллер какой-нибудь.
         Зинаида Сергеевна поднялась с дивана, подошла к балкону и. заглядевшись на панораму Кремля и Зарядья и их зыбкое звездное отражение в реке, похрустела пальцами. Затем поднесла к глазам миниатюрные наручные часики, подарок Гладыша, но, ничего не разглядев, расстегнула браслет и положила их на секретер.
         Вот уже полгода, как она никуда не ходит и ни с кем не общается. Только работа, магазины и дом - изо дня в день, за неделей неделя. Конечно, остались и школьные подруги, и университетские друзья. Стоит позвонить по тому или иному номеру, и тотчас прибегут, обрадуются, зацелуют. И начнутся застолья, пойдут разговоры о себе, о мужьях, о детишках, у кого они уже появились.
          А что ей рассказать, кого представить? В церковь, что ли сходить, свечечки за всех поставить? Так сама большая грешница, да и срамно это делать большевичке.
                Если завтра война, если завтра в поход,
                если черная сила нагрянет,
                как один человек, весь советский народ
                за свободную родину встанет...- громогласно заорало на всю квартиру радио.
          Значит, Филька пришел и врубил самодельный приёмник.
          А уж сколько говорили паршивцу: не хулигань, не мешай жить соседям! Так ведь нет, не понимает, и чем кому-то хуже, тем ему, видать, приятней. Мерзкий вьюнош, распущенный. И глаза такие странные, и рот безгубый, жабий, и ладони вечно мокрые, и он их то и дело об штаны и об стены вытирает.
          Ну,теперь вроде все собрались. Вон и Арасбей явился, не запылился. К ручке жениной припал, прощения испросил, и уже целый час в туалете покряхтывает.
          А под дверью Варвара, Филькина мать, и Глициния Гудилина вопят и приплясывают. Того и гляди, подолы подмочат или в ванную галопом сиганут. А буденновцу что? Он ответственный квартиросъемщик, и на этом основании ведет себя, как Махно. Но занятненько было бы, если б дамочки крючок сорвали и погнали ретивого беспорточника так, как его беляки когда-то гоняли...