На этот раз ей трудно далась гримаса весёлой девочки, зато настолько правдоподобно, что её мама ничего не заподозрила. На самом деле, на душе Анхен была тревога, да ещё какая! Она пыталась понять, зачем же фрау Хитцер приходила к Давиду: «Может, у него появились серьёзные проблемы на фоне одиночества или чего-то другого? То-то он ходил такой хмурый, сам не в себе, будто зомби. Фрау Хитцер, помогите ему. Как же ему плохо! Бедный, бедный Давид!».
С таким настроением Анхен пошла в художественную школу. Она успела отучиться, прийти домой, а ситуация всё никак не отпускала её. Она не могла дождаться следующего дня, чтобы узнать у самого Давида или фрау Хитцер, что же на самом деле случилось: она хотела всё, сразу и сейчас. Её подсознание нагнетало тревогу и страх, как будто оно знало то, о чём она не могла догадаться сознательно. «Он же мне пытался отдать тетради, в которых писал на уроке! Значит, они ему были больше не нужны! Неужели…» Анхен взялась за голову: её состояние было похоже на приступ паники. Она хотела позвонить Давиду или фрау Хитцер, но не знала их номера, и не у кого было спросить. Тогда она твёрдо решила пойти к Давиду, пока ещё не поздно. Она наскоро оделась и пошла.
— Анхен, ты куда? — увидев решительность дочери, спросила мама.
— У Андреа забрать кисти. Я у неё оставила.
— Хорошо.
Анхен также решительно пошла к общежитию Давида. Впоследствии, тревога так захватила её, что остаток пути она бежала, хотя бег абсолютно не был её коньком, и вообще, она была освобождена от физкультуры из-за слабого здоровья. Запыхавшись, с ужасной отдышкой Анхен остановилась на лавочке перед общежитием, так как ничего не видела перед собой: от перегрузок в её глазах потемнело. Как ни пыталась, она не вспомнила, когда последний раз так бежала.
Анхен посидела немного, отдышалась, прозрела, и перед её глазами открылась следующая картина: Давид, обнимая Лену за талию, шёл в общежитие, при этом Лена не в меру громко смеялась.
Анхен медленно опустила голову; на ней совсем не стало лица. Она забыла про тревогу и страх: «Какой там? Ему, по-моему, очень хорошо». В один момент все надежды Анхен рухнули. Из-за этого она не могла стронуться с этой лавочки какое-то время.
Посидев так ещё немного, она встала, и слёзы градом полились из её глаз, а обида полностью захватила её нутро. В таком состоянии она и направилась домой, в слезах прокричав на прощание в сторону общежития:
— Будьте счастливы!
Оказавшись около дома, Анхен попыталась сделать всё, чтобы скрыть следы слёз. Она переживала, что мама что-то заметит, но она была занята, поэтому ничего не заподозрила, и Анхен беспрепятственно проникла в комнату, легла на кровать и продолжила рыдать. Ей вспомнились слова мамы: «Если в нем есть хоть капля достоинства, он перестанет бегать за ней…». После этого Анхен поняла, что любыми способами пора кончать с этими чувствами, ведь Давид не прошёл проверку. «Я так переживала за него, весь день не находила себе места, а он… с ним всё в порядке. Ему даже хорошо. Будь счастлив с ней, а я забуду о тебе». С этими мыслями Анхен и заснула.