Шаги мерно отсчитывали собственное количество: "тысяча восемьсот четыре, тысяча восемьсот пять...". Он верил, что одиннадцать тысяч шагов в день способны сделать его жизнь намного лучше и счастливее. "Тысяча восемьсот двадцать три", как кто-то окрикнул и отвлек от счета.
- Тьфу ты блин, придется заново считать, - расстроился он, туманно и автоматически ответив на заданный вопрос.
Телефон нервно задрожал в кармане.
"Я беременна. Мне нужны деньги на аборт", - таково было это послание. Он нахмурил брови и вспомнил, как буквально месяц до этого радостно бросил все: все горести и печали, как сорвался к ней в другой город, как на ночь глядя побросал в машину белье и парадный костюм, включил любимую радиостанцию и уехал, быстро рассекая гладкую поверхность скоростной трассы. В тот вечер его дочь писала о том, как они живут в деревенском домике, о том, как там благоухают летние цветы и о том, как она скучает, что его нет рядом. В тот вечер он даже не прочитал ее сообщение, небрежно кинув телефон на переднее сиденье автомобиля. В тот вечер он предвкушал некие перемены в жизни, мечтая, что получит работу в том самом городе, куда он ехал, что там его карьера непременно пойдет в гору.
Ночь - это такое таинственное время суток, когда мир кажется абсолютно другим, более загадочным, более манящим, более перспективным. Он ехал и думал о том, что был бы не прочь начать все с начала, с чистого листа, попробовать еще раз. В очередной раз. Он так давно ее не видел.
И вот наступило утро. Он долго топтался у входа в отель и наконец-то зашел. Сердце бешено билось в груди. Сладкое томление разливалось по телу. Он держал в руке бледно-розовую розу и прокручивал в голове миллионы различных слов, которые вертелись на языке, но никак не могли образовать нужную фразу.
Дверь открыл ее сын. Он никогда не видел его прежде. Мальчик медленно зевнул, злобно посмотрел и молча, развернувшись, ушел. "Иду, иду", - послышалось из ванной комнаты. Она вышла. И мир потускнел в его глазах. Навстречу вышла взрослая, полная дама, лет сорока, с короткой очерченной стрижкой и слегка проросшими корнями. Брови, чрезмерно тонкой полоской, пытались обрамить овал лица, но ярко красные пятна вокруг выдавали неумелые попытки поправить форму здесь и сейчас. Ее халат был отголоском моды десятилетней давности, а яркие, не в тему накрашенные, губы выдавали пошлую харизму деревенских устоев.
Он широко открыл глаза и не мог им поверить. Куда делась та красивая девушка, с которой он познакомился четыре года назад. Ему казалось, что его обманули. Что некие шарлатаны обвели вокруг пальца, как самого последнего глупца.
- Ой, это мне! - защебетала она, - А мы вот приехали, остановились здесь, город посмотреть. В поезде так воняло сортиром, что у меня чуть нос не свернулся.
«Жаль, что у тебя мозг не свернулся», - внезапно подумал он и удивился собственным мыслям. Она вызывала странные чувства, вплоть до отторжения.
- Мы хотим пойти в музей, потом в зоопарк, а после в кино, а потом в ресторан, - ее халат колыхался под тяжестью налитых телес, что казалось, будто сейчас произойдет землетрясение, - я сейчас, допудрю носик, - и она вновь исчезла в ванной комнате.
Он медленно присел на кровать, стоящую посередине номера, удивленно заметив, что она не поинтересовалась, устал ли он с дороги, голоден ли, и другие вопросы, говорящие о просто человеческом внимании. Откуда-то, скорее всего со стороны балкона, появился сын, внимательно изучая гостя.
- Привет, - сказал он. Мальчик промолчал, - как дела? Давай знакомиться.
Мальчик сурово нахмурил брови, сжал кулаки и произнес тихим шепотом:
- Очередной хахаль! Как же вы меня все бесите!
Он хотел переспросить, но она уже вышла из ванной комнаты и опять начала без умолку трещать о том, где они должны побывать и что должны делать. Мальчик вновь принял безучастное и равнодушное выражение лица, как будто ни в чем не бывало.
День показался бесконечным. Безумно хотелось спать. Она совершенно не интересовалась, что происходит в его жизни, а только рассказывала о себе, о своих проблемах, жалуясь, что постоянно не хватает денег. Мальчик периодически просил его фотографировать на фоне достопримечательностей, не скрывая личную неприязнь к новому знакомому. Но она этого не замечала.
В тот день он потратил все свои сбережения, которые взял с собой. Он так и не смог ни разу сказать ей нет. Ему казалось, что тем самым он потеряет что-то очень важное, очень нужное для него. Он не мог признаться, что когда вернется домой, ему почти что не на что будет жить. Да ее это и не интересовало. Вечером перед рестораном сын был отправлен на ночь к неким далеким родственникам. Он ждал, что она наденет какое-нибудь красивое платье, каблуки. Но те же джинсы и бесформенная майка с кедами остались на своих местах.
Дальше как в тумане. Разочарование. Недоумение. Механический разовый секс и мгновенный провал в забвение. И поспешные сборы с утра.
- Может останешься еще на один день? – намекала она на то, что ей хотелось бы продлить номер, а не ехать к родственникам догуливать отпуск.
- У меня дела, - сухо ответил он и поспешно покинул этот некогда любимый город, не желая еще долго туда возвращаться.
Телефонный звонок вернул его из не слишком далеких воспоминаний. Её голос звенел пронзительно писклявым недовольством. Она кричала, что он забыл про нее, что он не оставляет ей выбора, что ей не на что будет содержать малыша. На его попытки объяснить, что он будет помогать и может лучше оставить ребенка, крик переходил в плач. После долгих разговоров, он пообещал найти денег и выключил телефон.
Сон укутал разум не сразу. Было слишком много мыслей. Он понимал, что женщина, убивающая его ребенка, не способна любить по-настоящему. Голова гудела и хотелось стукнуться об стену. Сон пришел быстро и внезапно, вдоволь намучивши своим долгим ожиданием.
Она приснилась еще более старой, толстой, неказистой, неухоженной с сальными черными волосами и забитой в грязной, маленькой квартире, где повсюду висело дырявое белье. Он пришел ее проведать, а увидел нищету и полное бездействие. Рядом в углу сидели два маленьких мальчика – его сыновья. Она ходила по квартире и причитала, что денег нет, что семьи нет, что счастья нет. Его тошнило от одних ее шагов, топающих тяжелой слоновьей походкой. Мысли были только об одном: спасти своих мальчиков. Он понимал, что не может доверить их данной женщине. Она начала кричать в ответ на его недовольства, нисколько не заботясь о чувствах и эмоциях детей, которым было страшно от происходящего вокруг и от невозможности что-либо изменить. В его душе началась паника, он не знал, что делать.
Внезапно в квартиру зашла молодая стройная женщина и с серьезным выражением лица произнесла: «Я забираю этих мальчиков себе!» Малыши прильнули к её телу и боялись отпускать.
Она попыталась воспротивиться, переваливаясь своей тяжелой походкой и пытаясь перегородить выход, но встретила жесткий, суровый отпор – молодая женщина прижала мальчиков к себе и грозным лицом произнесла, что если она не отстанет, то ей не поздоровится и что сама виновата, раз не смогла воспитать детей.
Он еще долго слушал сквозь дремоту бессмысленную вереницу грязных и пошлых ругательств, но проснулся уже совершенно с иными мыслями. Когда включил телефон, то обнаружил около десятка пропущенных звонков и несколько гневных сообщений. Молча открыл компьютер и перевел ей на карточку все оставшиеся деньги. После чего удалил ее номер и решил больше никогда с ней не встречаться.