Николай Петрович Воронин, придя с работы, не запирался в ванной комнате, а вначале шел на кухню, где возле своих примусов отирались женщины. Он любил побалагурить с ними. Ну и женщинам нравилось внимание, которое оказывал им этот симпатичный сорокалетний мужчина.
Николай Петрович шутил с женщинами и обязательно рассказывал им анекдот, другой. Тогда не сейчас: с анекдотами было туго. Про вождей, про героев Гражданской войны типа Василия Ивановича, а также про советский строй рассказывать анекдоты было нельзя: запросто припишут антисоветчину и срок от пяти лет и выше. Про евреев тоже не разбежишься, ну разве что в узком кругу. А Вовочка со Штирлицем еще не родились. За всех отдувался Пушкин.
Анекдоты были незамысловатые, но народ смеялся. Вот и сейчас:
-- Есть свежий анекдотик про Пушкина. Хотите расскажу?
-- Да, да, Николай Петрович! Но только приличный.
-- Конечно! Значит так. Обращается Пушкин к обществу: «Дамы и господа, знаете ли вы как расшифровывается слово «дуня»?. «Нет!», -- отвечают дамы и господа. «Так слушайте. Д – дураков, У – у нас, Н – нет. Вот так!». «А я?», -- спрашивает одна из дам. «Мадам, если вы дура, то это ваши заботы», -- элегантно ответил Пушкин.
Общий смех.
Совершив вечерний ритуал общения с дамами, довольный Николай Петрович отправлялся умываться.
«Повезло Анне. Такого мужика имеет!», -- завидовала кухня. Послевоенные русские женщины были несчастны: большинство из них жили без мужчин. А без мужчин, какая жизнь? Сплошная серость.
У всех серость, а тут у Анны Степановны такой красавец. Только стали в квартире замечать, что при таком-то счастье, ходит счастливица грустной и даже убитой. С чего бы это?
А причина была. Ида, двадцатидвухлетняя дочь Анны Степановны всем взяла. И красивая, и умница, и на пианино играет. Лёшка Барсуков в свои семнадцать просто обожал Иду . Они часто исполняли дуэты. Оказалось, что мандолина и фортепиано хорошо сочетаются друг с другом. Особенно красиво звучала "Лунная соната". Инструменты сочетались, а исполнители – отнюдь. Все-таки сказывалась разница в возрасте.
Анна Степановна была грустной неспроста. Её очень тревожил тот факт, что Ида при всех её хороших качествах не имела парня. И самое главное: она и не стремилась его иметь. Ни на танцы, ни на вечеринки она не ходила.
Дождь лили и лил. Это было обычно для Ленинграда. Однако нынешнее лето было особенным: дождь лил уже четвёртую неделю. И вдруг в воскресенье после обеда выглянуло солнышко. Лёшка, чтобы не терять время, не поехал на пляж, а поднялся на крышу дома, расстелил байковое одеяло, и в одних трусах подставил свое синеватое тело под интенсивные солнечные лучи. Конечно же он перестарался. Его блёклая кожа покраснела.
Ида, увидев его, удивилась: «Леша, где ты успел так обгореть?». Лешка объяснил. «А, что разве вход на чердак свободный?» -- поинтересовалась Ида. «Абсолютно», -- заверил Лёшка.
«Лёша, в следующий раз, когда пойдешь на крышу, пригласи и меня», предложила Ида. «Непременно!» -- ответствовал Лёшка, предвкушая удовольствие от обозревания Иды в купальнике.
В семье Ворониных жила Таня, племянница Анны Степановны. Девушка была сиротой. Её мама погибла в блокаду. Таня – это полная противоположность живой и общительной Иды. Она была застенчивой, тихой особой. Очень предупредительной и мягкой.
Ида и Таня полюбили друг друга. Вот когда до Анны Степановны дошло осознание этого неприятного факта, она и стала выглядеть убитой. Неделю она терзалась: что делать, с кем посоветоваться? В конце концов она решила пойти в церковь.
Князь-Владимирский собор был пуст. Только в правом приделе отпевали усопшего. Громко звякало кадило, глухо бумкал колокол. Она поставила свечу перед образом Богородицы и стала молить Милосердную о помощи.
Когда священник освободился от обряда отпевания, Анна Степановна подошла к нему под благословение и поделилась своим горем. Батюшка стал утешать её, что на всё мол воля божья, что раз так случилось. то пусть живут: это дело не изменишь, грех, конечно, но замаливаемый и так далее.
Немного полегчало. «Да, придется смириться и терпеть», -- решила Анна Степановна – Беда, конечно, но, что поделаешь?».
Николай же Петрович оказался не таким покладистым. Когда он узнал об этом неприятном казусе, то взъярился и надавал Иде по щекам, а Тане приказал завтра же убираться на все четыре стороны и к ним больше ни ногой.
Таня вечером собрала свои скромные пожитки, а утром девушки поднялись на крышу дома, подошли к карнизу, обнялись и спрыгнули вниз.
Предсмертная записка была короткой:
«Когда нас будут хоронить, пусть звучит танго «Утомленное солнце». Мама и папа, прощайте. Я вас любила».
За катафалком следовала вся квартира. Следовал и Лёшка. Ему было поручено нести патефон и пластинку. Когда гробы стали опускать в могилу, Лешка открыл патефон, поставил пластинку и опустил на нею иглу.
Впервые над Серафимовским кладбищем зазвучала нежная, грустная мелодия. Женщины рыдали, папа стоял каменным изваянием, мама в беспамятстве лежала у его ног.
Потеряв дочь, Воронины утратили хоть какой-либо намёк на желание жить. Они вскоре после похорон один за другим ушли вслед за дочерью.
Барсуков прочно усвоил этот жизненный урок. Он ни разу в своей жизни не осудил ни мужеложца, ни лесбиянку. Они такие же люди, как и все, а многие из них -- даже великие люди. А танго «Утомленное солнце» стало для него гимном толерантности. Он даже на его мелодию написал стихи:
Над жемчужным заливом
Две влюбленные чайки
Без стыда, без утайки
Сплели крыла.
Ну а мы как шальные ,
По причалу все ходим
И никак не не находим
Любви слова.
Не волнуйся, я не стану злиться,
Если вдруг обнимешь ты меня.
Над жемчужным заливом,
Как луна белой ночью,
Осторожная очень,
Любовь взошла.
Люди берегите друг друга!