Воспоминание 20 С гитарой по жизни

Николай Таратухин
      Иванов-Крамской. Мы на телевидении
       Встреча с корифеем
Находясь в подвешенном состоянии ни женатого, ни холостяка чувствовал, что такая жизнь может скоро закончиться -  На гитаре играл до одури. Усовершенствовался и стал лучшим гитаристом города.

На гастроли в Краснодар приехал А. М. Иванов-Крамской. Не обошлось без происшествия. Александр Михайлович выступал в местной филармонии. Там в зале прекрасная акустика. Никаких микрофонов. Все слышно очень хорошо, даже на верхнем ярусе. Так вот, Александр Михайлович, как обычно, начал свой концерт с менуэта Ж. Ф. Рамо. Зазвучали торжественно первые аккорды, и тут в зал заходит мужичок под хорошим подпитием, доходит по центральному проходу до первого ряда, усаживается, хлопая откидным сиденьем. Маэстро прекратил игру, ожидая, когда вошедший усядется. Но мужик вдруг громко кричит: «Ну, что ты замолчал, продолжай играть!». Возмущенный артист уходит за кулисы. На мужика набросились присутствующие, вытолкали из зала, и концерт продолжился. Поклонников шестиструнной гитары в городе явно увеличилось.

  Это были первые гастроли Иванова-Крамского в Краснодаре. Когда вскоре он приехал во второй раз, то местное телевидение пригласило его в студию и работники телевидения приготовили ему сюрприз. Дело в том, что гитарный ансамбль клуба «Строитель», куда я ходил играть для поддержки своего друга, на городском смотре художественной самодеятельности трудовых коллективов занял первое место и был отмечен местными музыкальными корифеями, как «высокохудожественный образец народного творчества». А.М. принял это приглашение. Нас тоже позвали и попросили поиграть что-либо из обработок Иванова-Крамского. У нас в репертуаре были вариации А.М. на русскую песню «Во поле береза стояла».

На все выступление Александра Михайловича студия отвела около 25 минут, что по тем временам было довольно много. Маэстро ответил на вопросы ведущего, затем что-то поиграл. Мы не слышали, что именно. Были в другой комнате. А когда ведущий сказал, что для маэстро приготовлен сюрприз, мы вышли в студию, уселись на подготовленные стулья и сыграли наш «сюрприз».

  Иванов-Крамской был просто удивлен, Он даже не подозревал, что в городе есть поклонники его творчества. Поблагодарив ведущего, Александр Михайлович сказал, обращаясь ко мне: «А Вы, молодой человек, начните серьезно заниматься гитарой. У вас хорошие данные».
  — Спасибо, Александр Михайлович, но у нас гитара не преподается в учебных заведениях, — ответил я ему.
  — Тогда приезжайте в Москву. Вас примут обязательно.

  «Легко ему говорить, –думал я, — а у меня нет ни средств, ни музыкального образования». Мои двоюродные братья не могли мне чем-либо помочь. У каждого были семьи, и видел я их очень редко. Да и техникум надо закончить.
  Меня уже не устраивала моя ширпотребовская гитара. Она хорошо строила, звучала сносно, но когда я увидел гитару в руках Иванова-Крамского работы, кажется, московского мастера Феликса Акопова, то загорелся желанием приобрести себе мастеровую гитару. Узнал, что на фабрике им. Луначарского в Ленинграде есть мастерская по изготовлению гитар по индивидуальным заказам, и оформил таковой, отправив 140 рублей (свою месячную зарплату). Получив уведомление о принятии заказа, стал ждать.



                За все надо платить…
                (Алиментами)

  Гитару я потом ожидал почти два года, а на «личном фронте» события развивались по намеченному природой плану. Прошла не холодная краснодарская зима. Наступила весна. К лету моя Раечка затеялась рожать. Когда начались предродовые схватки, мы с ее сестрой, вызвав скорую, отправили будущую маму в роддом. Сын родился на другой день. Все, как положено: нормальный вес, нормальный рост.

  Приехали встречать. И вот я увидел ее, выходящую из дверей роддома, бледную, похудевшую, прижимающую к груди заветный сверток, сердце мое переполнилось нежностью и любовью. Приехали на такси к дому сестры. Зашли в квартиру, распеленали, и я рассмотрел свое произведение. Искупали, перепеленали вновь, и Рая стала его кормить. Он жадно припал к материнской груди, сперва поперхнулся от избытка молока, но тут же уцепился ручонками и стал жадно сосать.

  Я стал отцом. Параллельно со мной таким же отцом стал еще один паренек из нашего общежития, а мамой — женщина из женского общежития.
  «Ну, что мне с вами делать?» — сокрушался наш добрейший комендант общежитий. Он изыскал возможность поселить наши молодые семьи вместе, в одну из комнат женского общежития. Мы ее перегородили шкафами для одежды, оставив узкий проход. За импровизированной «стеной» теперь жила семья с очень странной фамилией Стычка, а в первой — мы с разными фамилиями. Мы не были еще расписанными. В конце июля расписались и стали законными мужем и женой.

 Дальнейшие события развивались для меня стремительно и… невероятно. Я, как молодой супруг, не имевший интима со своей, теперь уже законной женой, долгие 11 месяцев, стал проявлять естественный интерес к ней с целью исполнить свой супружеский долг. За импровизированной стенкой мои соседи эту проблему уже успешно решали, и ритмичное поскрипывание кровати по ночам говорило о том, что этот процесс у них идет довольно успешно. У нас же ничего подобного! Я встречал яростное сопротивление, и все мои попытки сблизиться заканчивались полным провалом. Я терялся в догадках.

  В один из выходных дней, когда соседи уехали к родственникам в станицу и свидетелей не было, я попросил Раю объяснить, в чем дело.
  — Я тебя не люблю, и никогда не любила. Мне нужно было родить ребенка для себя. На это я пошла вместе с тобой.
  — Тогда зачем же ты со мной расписалась?
  — А как ты хотел? Сделать дело и убежать? Плати теперь алименты на своего ребенка. А если ты против, я подам в суд…

  Тут я понял, что мы с ней совершенно чужие люди. «Мавр сделал свое дело — мавр может уходить». Выяснилось, что любила Рая все время своего первого мужчину — солдата, служившего в Краснодаре. Его звали Владимиром, и сына она назвала его именем. Солдат обещал, что после демобилизации увезет ее с собой на свою родину в Латвию, но обманул и уехал, не попрощавшись. Через год Рая вышла замуж за парня, любившего ее еще в школе. Но молодой муж, всякий раз, как только напивался, начинал упрекать ее за то, что она оказалась не девственницей. Часто бил. Ушла она от него, сделав аборт. Вот так, неизвестный мне солдатик. Что же ты, гад, наделал? Ты испортил жизнь девушке и мне.

Короче, ушел от Раи. Комендант, войдя в мое положение, дал мне свободную койку в комнате мужского общежития. Стал готовиться к разводу и больше заниматься музыкой. В сентябре снова начались занятия в техникуме, и это отвлекало меня от грустных мыслей о Рае и сыне.