Макар

Александр Дудин 3
Среди не растаявших еще снежных масс петлистой лентой проторила себе дорогу неширокая, но стремительно несущая вешние воды речка. На небольшом отдалении  от нее, рядом с еще не зацветшими фруктовыми деревцами  вырисовывалась небольшая деревня. Она казалась островом среди  таявшего весеннего снега. Ах, сколько же таких деревушек разбросано по матушке России! Покосившиеся избенки  жалобно глядят подслеповатыми оконцами на мир, словно ждут кого-то. Давно уже в этих деревушках не бегают босоногие ребятишки, не слышно по вечерам заливистой гармошки, под которую лихо отплясывала местная молодежь. Не скрипят по утрам телеги, не мычат коровы, которых каждое утро пастух вел на выпас. И, покосившись  от старости, эти избушки медленно зарастают бурьяном….
Было теплое майское утро. Макар Тимофеевич проснулся в холодном поту, сердце стучало так сильно, что его стук отдавал в грудь. Разбудил Макара голос жены Пелагеи, орудующей ухватом у печи: «Макар, что с тобой?»
 
Еще не совсем преодолев дрему, он понял, что это  был всего лишь сон. Притупленным обонянием, чуть улавливая запах вареной картошки, он даже в полудреме не мог погасить в себе какую-то смутную тревогу. «Что за чертовщина, -  подумал он, - и приснится же такое».

На него вдруг хлынул поток воспоминаний. Картины сновидения оживились все сразу, и он со щемящей болью в душе почувствовал как по спине, под рубахой, медленно стекала липкая струйка пота.
 
Родился Макар Тимофеевич в некогда большой деревне с незамысловатым названием "Лидино". Деревня представляла собой блаженный уголок, с первозданной природой и чистейшей  рекой, за которой открываются бескрайние приволья полей, окутанных по утрам росой. Эта деревня, как и многие в России, ничем особо не отличается от других. Как и все, Макар  рано познал нелегкий крестьянский труд. Все бытие, весь повседневный семейный уклад крестьянина, все его воззрения на окружающий мир, подчинены были работе от зари и до зари. А по вечерам, сидя у изголовья детворы, мама рассказывала им сказки и тихо напевала свои незамысловатые  колыбельные песни. Наверное, без этого не обходилось ни одно детство любого ребенка…

Все когда-то кончается. Закончилось и детство. Макару шел уже  восемнадцатый год.
 
Радио в доме не было, а потому о начале войны семья Макара узнала не сразу. Только к полудню было сообщение, и у конторы, где висел громкоговоритель,  собралось все население деревни, от старого до малого. После слов диктора все были в шоке: новость оказалась неожиданной. Женщины, конечно, расстроились, плакали. В воздухе висела зловещая тишина. Мужики, тихо переговариваясь, курили.  Паники не было. Возникли разговоры о том,  кого заберут, кого не заберут на войну.

Сборы и проводы были недолгими, на сборном пункте не задерживали. Спешно была составлена команда из нескольких сот человек, в которую попал и Макар. Прозвучала команда на построение. Построившись, пешим порядком вместе с остальными, Макар направился в расположение запасного стрелкового полка.
 
Там события развивались без задержки: помывка в импровизированной бане, выдача обмундирования. Облачили его в шинель без ремня и нашивок, ботинки без обмоток и нижнее бельё. На головы им надели пилотки и выдали каски.  Началось документальное оформление: выдали красноармейские книжки, винтовки  и рассказали, как  пользоваться выданным оружием. Обучение заключалось в том, что командир взвода, куда определили Макара, мужчина лет около пятидесяти, с впалыми от бессонницы глазами, с осипшим голосом, временами непонятно молчаливый, произвёл один выстрел, а вслед за ним и новобранцы тоже совершили по нескольку выстрелов. На этом обучение закончилось.

Так для Макара наступил первый день фронтовой жизни.

Передовая находилась совсем рядом. Слышались отдельные разрывы снарядов  да изредка – пулемётные очереди…

Первый бой.

Был ли страх? Наверное, был. Но в пылу атаки его как-то не замечаешь. Ему пришлось преодолевать поле, на котором разбросало много убитых, а тут ещё и  новобранцы падают один за другим. Отставать нельзя, это будет хуже смерти, только вперед, вот за тот спасительный бугорок, надо идти вперед, дальше. Преодолевал изрытое воронками от снарядов поле, а в голове была только одна мысль: успеть бы добежать! Лишь бы успеть!!!

Он  и сейчас не помнит, как добежал. Все было, как в бреду. Голос сел от какого-то животного крика: пока Макар бежал по полю, голос надорвался. Сколько их осталось лежать на том поле, кто не смог добежать до заветного бугорка, Макар не знал. Потом было много атак,  и каждая могла стать последней.

Уже начинало темнеть. На высотке, которую необходимо было удержать, вместе с Макаром находилось еще два солдата. Из вооружения был один станковый пулемет и несколько коробок с патронами к нему, а также винтовки, гранаты. Окопавшись, они стали ждать рассвета. В вечернем воздухе пахло гарью, вперемешку с кислым запахом разлагающихся останков, не похороненных солдат.
 
Рассветало.

Небо на горизонте медленно окрашивалось в малиновый цвет. Вдалеке послышался нарастающий гул. Это летели вражеские самолеты. Сбросив, свой смертоносный груз они удалились. Наступила кратковременная тишина. И вот началось. Одна атака следовала за другой, погиб Николай, их осталось двое, оба ранены, он в руку и левую ногу, напарник в голову. На перевязку не было ни минуты, атаки следовали, одна за другой… Патронов уже почти не оставалось, но высоту необходимо было удержать любой ценой. Макар не считал вражеские атаки, вокруг высотки все было усеяно трупами врага. Слышались стоны и крики раненых.

Тихо вскрикнул напарник, подававший ленту с патронами к станковому пулемету, уткнувшись в землю лицом. В его затылке зияла глубокая рана. Макар остался один отражать уже редкие вражеские атаки. И в одну из редких минут затишья, снаряжая пулеметную ленту, он вдруг вспомнил свое детство, юность. И так захотелось жить, что он невольно сжал свое тело в комочек.  В его голове пронеслись картины той довоенной поры, когда он вместе с такими же босоногими мальчишками пас коров; а вот речка, где ловил окуней и раков. Вспомнился вкус испеченного мамой каравая и теплое парное молоко, которое любил пить после утренней дойки.
 
Разрыва снаряда он не помнил.
 
Очнулся Макар в армейском госпитале, разговаривать не мог, так как получил тяжелую контузию и  вдобавок лишился правой ноги. В ушах стоял сплошной шум, болела голова.

За свой подвиг, Макар, был удостоен правительственной награды, Ордена Славы третьей степени. Награду ему вручали там же, в госпитале.
 
Так закончилась для Макара война. И, сейчас, сидя на кровати с опущенной израненной левой ногой, он вдруг тихо застонал, заскрипев своими редкими прокуренными  зубами.
 
Грудь сдавило. Сердце учащенно забилось, ускоряя свой ритм. Макар медленно опустил голову на подушку. В лучах утреннего майского солнца блеснула на щеке Макара скупая мужская слеза.

До празднования Дня Победы оставалось два дня.