(прим. - с латинского "Жить")
Раз. Два. Три.
Сжимаю в кулаке простыню и упорно смотрю в черную пустоту. На удивление зрение я еще не успел потерять, хотя, кажется, к этому все идет. Тело редко принадлежит мне, слова не желают слетать с губ, и я медленно и уверенно превращаюсь в овощ. Хотя я всегда больше любил фрукты.
Я боюсь. Да, как бы мне не следует бояться, все говорят, что я должен быть сильным, идти вперед и верить в ... к черту. Какое будущее? И, если уж говорить откровенно, куда и как идти? На костылях я далеко не уйду, мне трудно даже до туалета дойти, а тут - далекое и светлое. Вот от баночки светлого я бы не отказался, но мне нельзя. А жаль.
Четыре. Пять... Пять. Я, кажется, уже говорил. А что после пяти? Забыл. И это самое страшное. Все люди, вот все, без исключения, боятся забвения, боятся того, что будет после их смерти, после того, как они в последний раз закроют глаза, в последний раз вдохнут... и все остановится. Мир, время, сердце.
А я боюсь не забвения, это слишком просто. И глупо. И еще, наверное, банально. А я не привык к банальностям с детства, слишком упертый и ненормальный, чтобы жить по стереотипам. Я боюсь того, что забуду, как жить, пока я жив. Вот это действительно страшно. Я иногда забываю даже свое имя, а тут какая-то смерть... Дико существовать, не имея ни малейшего понятия, как тебя зовут и кто ты, не помнить свою внешность, возраст и даже город, в котором живешь. Смотришь в окно - такой же серый, грязный и многолюдный, как и тысячи других. И становится страшно от того, что ты не понимаешь, почему должен любить его сильнее, чем остальные.
Раз. Два. Три. Четыре. Пять... Пять. Опять забыл.
Я не хочу видеть людей. Не так. Я боюсь, что увижу кого-то, кого я знал раньше, и не узнаю его. А я и так слишком похож на психа, чтобы усугублять и так отвратную ситуацию.
Я знаю, что в моей комнате четыре стены, одно окно, стул, стол и тапочки, которые я ненавижу. Раньше был цветок, который я разбил, и клетка с птицей, которая, кажется, умерла. Хотя, может, я ошибаюсь. Не помню. Я знаю, что стены серые, мебель деревянная, а еда отвратительная. Но я не знаю, сколько мне лет и какая у меня фамилия. Дико.
Кажется, я существую в таком состоянии уже третий год, хотя я могу ошибаться. Как вообще можно доверять человеку, который с трудом считает до десяти? Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь... Семь. Уже неплохо, похоже на рекорд. Можно даже
улыбнуться своему отражению, правда страшно, что оно подмигнет в ответ, и тогда я окончательно сойду с ума.
Не помню то время, когда я был нормальным. Это было слишком давно. Родители пытались показывать мне фотографии и что-то объясняли, но это ничего не дало. Все равно не помню. Даже сейчас, глядя на свое отражение, не могу вспомнить, каким я был, хотя видел фотографии несколько десятков раз.
Белая кожа. Черные волосы. Серые глаза. Фиолетовые губы. Врачи каждый день говорят, что я поправлюсь и все наладится, но я почему-то отчетливо помню, что зомби из некогда любимого мной сериала выглядели именно так. Даже дружелюбнее. Я, наверное, был красивым, но сейчас на меня боятся смотреть даже новые медсестры. Видимо, не понимают, почему я до сих пор не в земле.
А все просто. Я жить хочу. Очень. Пусть даже вот так, в состоянии практически не двигающегося овоща, но хочу. Я понимаю, что прежним я никогда не стану, нужно быть полным идиотом или слишком романтиком, чтобы верить в это, но я просто хочу жить. Почему бы не продолжать коптить небо до тех пор, пока я могу? Сердце держится, легкие тоже, вроде, не подводят, я почти вижу. А у кого-то и этого нет.
Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.
Имя. Александр.