Анна Константиновна Самойлович
ГОЛГОФА ЦЕРКВИ ХРИСТОВОЙ
ОТЕЦ СЕРГИЙ ЩУКИН
В ветхой ряске, порыжевшей, облезлой шапке, сухенький, с редкими, светлыми волосами, светлыми глазами, в глубине которых сияет ангел доброты, идёт этот батюшка в церковь. Странная походка, не то подпрыгивающая, не то скользящая над землёй. Такова была внешность покойного о. Сергия Щукина.
Привело меня к нему в первый раз моё тяжёлое горе. Пришла к нему, когда мне казалось, что нет выхода из моего тупика, что уж почва выскользнула из-под ног. Рыдая, я ничего не могла сказать о. Сергию, ни о чём его не просила, а он провёл рукою по моей голове, упавшей на стол и бессильно трепетавшей, и сказал: «Господь с вами, Господь с вами; всё бывает с человеком, когда он живёт один». Я была поражена: он ещё не знал ни меня, ни того, что я одинока, ни того, что причиной всего происшедшего было одиночество. И сказаны были эти простые слова так глубоко-проникновенно, с такой теплотой и искренностью любви к моему исстрадавшемуся сердцу, что сразу почувствовалась благодать внутренней тишины. Вологодское «о» как-то удивительно дополняло ту особенную благость покоя, которую вносил с собою этот батюшка. Так началось наше знакомство, которое впоследствии перешло в тесную дружбу, когда о. Сергий благословил меня на новый труд: написать в стихах о земной жизни Спасителя.
Сам он был академик, однокашник и друг известного о. Сергия Булгакова. О. Сергий Щукин любил и знал литературу и был писателем.
Были двадцатые годы, когда храмы официально ещё не закрывались, но священников арестовывали и томили в тюрьмах. О. Сергий почти не выходил из тюрьмы. Он говорил: «Вот прошёл я 19 тюрем, 20-й не перенести: сердце что-то стало плохо».
В 1927 г. в Крыму было сильное землетрясение. Оно застало о. Сергия в тюрьме. Арестованных не выпускали, хотя дом качало так, что все мы были в страхе: вот-вот рухнет! А батюшка был на втором этаже. Когда выпустили о. Сергия, то НКВД сейчас же предупредил батюшку, что, если он не покинет Крыма, то будет немедленно выслан. Крым для здоровья о. Сергия был необходим, но оставаться там было уже невозможно для батюшки. Отец Сергий уехал в Москву. Там он привлёк к себе огромное внимание. Храм, где служил о. Сергий, не вмещал молящихся. До сих пор вспоминаю его проповеди. Если бы меня спросили, что в них было исключительного? Скажу, что они были доходчивы до сознания каждого простотой, великой глубиной проникновенной веры и любви ко всему в мире, пониманием человеческого сердца, подлинным христианским всепрощением.
25 сентября 1931 года, в день своих именин батюшка, отслужив Литургию, возвращался домой. Жил он далеко от города. Надо было переходить площадь. Только он сделал движение, чтоб перейти дорогу, как с неожиданностью и огромной стремительностью налетел на о. Сергия тяжёлый грузовик. Успел о. Сергий отбросить в сторону неминуемо попадающую одновременно с ним какую-то женщину с ребёнком, но сам не успел уйти от гибели и был убит наповал.
Не посмело безвременье помешать пышности похорон этого батюшки. Хоронили его, как святителя. Словно сговорившись, все священники были в белых ризах. Два епископа и до 40 священников провожали о. Сергия к месту его вечного упокоения. За покойным хлынула вся православная Москва. Трамвайному движению пришлось остановиться. Гроб утопал в цветах и венках.
Не забыта христианской Москвой могила Батюшки Сергия: ежедневно на ней служатся панихиды.
ОТЕЦ СЕРГИЙ АРОНСКИЙ
Это был смиренный, добродушный, приветливый батюшка. В царское время он был протодьяконом в Ливадийской церкви, т.к. отличался весьма сильным, красивым голосом, красивой внешностью и каким-то внутренним обаянием, действовавшим и на самого Государя. «Приветливый взгляд Государя через головы духовенства искал о. Сергия и подолгу останавливался на нём», - говорили мне очевидцы. И у батюшки были царские подарки.
Вполне понятно, что при сов. власти о. Сергий был гоним, прошёл много тюрем, в конце концов сослан в Сибирь, и там «исчез».
Вот подлинный рассказ жены этого батюшки, навещавшей мужа своего в ссылке и после этого побывавшей у меня в Ялте. «Застала я о. Сергия в настоящей клоаке. В избе, где его поместили, жили две семьи страшно грубых людей. Кроме самых озлобленных окриков, придирчивости, незаслуженных оскорблений мы с о. Сергием ничего не слышали от этих людей. Мне было приказано хозяевами ухаживать за свиньями. Сколько ругани, пинков и издевательств я вынесла за мою неумелую работу! Но ещё больнее мне было отношение этих людей к моему мужу. Это были сплошные издевательства, изысканные, оскорбительные насмешки. В избе не прекращалась отборная, площадная ругань, особенно, когда батюшка утром кратко молился у своей стенки. Позднее он стал уходить для молитвы в лес, хотя стояли жестокие морозы. По ночам в избе происходило пьянство, самые отвратительные, ни с чем несравнимые оргии, свист, пляс и, конечно, приставанье к нам с издевательствами. Наконец, каким-то чудом мне пришлось выхлопотать право перейти в маленькую избушку. О. Сергий говорил, что никогда в своей жизни он не был так счастлив, как теперь в этой избушке. Но счастье было кратковременное. Однажды глубокой ночью, в 40° мороз к нашей лачужке подъехали дровни с НКВД, приказавшими о. Сергию немедленно следовать за приехавшими. Перепуганный муж мой забыл взять с собой хотя бы кусок хлеба. Кое-как одевшись, он сел в розвальни и поехал - куда, я не знала. Я бежала за санями, не помня, что глубокая ночь, не чувствуя трескучего мороза. Бежала, пока силы не оставили меня, а о. Сергий только успел крикнуть: «Шура, мужайся!». После долгих хлопот я узнала, что мужа вывезли за 300 км, в Красноярскую тюрьму. Я поехала туда, но мне было сказано: «Возвернись, покеда... а его тута нетути»...
ОТЕЦ ДМИТРИЙ КИРАНОВ
Отец Дмитрий был настоятелем Ялтинского Иоанно-Златоустовского собора. Много раз сидел в тюрьме. А в последний раз просто исчез, без всякого объявления о ссылке. Он был взят из дому и пропал без вести. Это было в 1937 году, когда кровавым шквалом промчалась по России «ежовщина», когда и светские люди томились в тюрьмах и Сибири за религиозные убеждения. О. Дмитрий как в воду канул. Жена его умирала, 20-летний единственный сын был в 5-летней ссылке в Архангельской губ. Отбывал наказание за то, что, страстно желая учиться, (он был в московском вузе), скрыл свое «социальное происхождение». Молодому человеку после трёхлетней разлуки с родными страстно хотелось их повидать, и он изо всех сил трудился на своей работе, чтоб заслужить хотя бы краткий отпуск. И отпуск был дан с расчётом на дорогу, туда и обратно, при возможности побыть дома несколько часов. Юноша мог пробыть дома, как и рассчитано было его начальством, несколько часов. Отца он дома уже не застал, мать была на смертном одре. Никогда не забыть мне расставания этого сына с умирающей матерью. Я увидела, что слёзы действительно могут литься ручьями.
*
Как живые встают в памяти моей эти мученики во Христе. Вспоминаю их согбенные фигуры с мётлами в руках на городских улицах, и особенно 84-летнего о. Александра Тарновского, по какой-то счастливой случайности умершего у себя дома.
Уничтожившим физически этих страдальцев надо было самую память о них облить неслыханной грязью. После исчезновения из Ялты всего духовенства в местной симферопольской газете появилась статья «с разоблачением поведения» наших батюшек. В этой статье говорилось о том, что наше духовенство собиралось по ночам в один из склепов городского кладбища (!) для «неслыханно-разнузданных оргий».
Так наши проникновенно-верующие, от которых уже веяло благостью вечного покоя, церковнослужители, мученики за Христа - получили последнее заплевание.
OCKBEPHEHИE ХРАМОВ
Какому осквернению подверглись наши храмы, описать трудно. Страшно было заглянуть в настежь раскрытые двери древнего Успенского Собора. Исцарапаны гвоздями образа, сорваны со стен. Огромный Запрестольный образ с изображением Спасителя, Матери Божией и Иоанна Богослова валялся на полу, среди храма со следами ходивших по нему ног... Весь алтарь и Престол загажены... Подобному разрушению и осквернению подверглись и остальные храмы. Трудно было разрушать дорогой мозаиковый образ Александра Невского, огромный, драгоценной работы мозаиковый образ Николая Чудотворца (дар Александра III-го), но с упорством поработала кощунственная рука, чтоб исковырять, изрезать эти святыни. Редкой работы старинные образа Иоанна-Златоустовского собора были выброшены и изрублены в щепки. Выброшен был из Алтаря образ - Моление о Чаше. Скорбный лик Христа, изображённого во весь рост, казалось, вновь предвкушал Чашу невыразимой муки... Со всех церквей, закрытых и осквернённых, были сняты колокола, но с собора Александра Невского долго не удавалось снять колокол, а в нём, по слухам, было много серебра: собор и колокол были даром Александра III-го.
Долго трудились над снятием этого колокола, наконец пришлось разбивать его на части, и по всему городу разлились звуки, подобные горьким рыданиям. Страшно было! Казалось, с замиранием последнего звука отлетает Благодать Господня.
(«Православная Русь», № 11 за 1965 г.)