Национальные коды в европейской литературе ХIХ–XXI веков:
коллективная монография.– Нижний Новгород: Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского, 2016. 677 с. - С. 140-146
ISBN 978-5-91326-388-9
УДК 82.091+ 821.161.1+ 82-6
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПЕЙЗАЖ XVIII ВЕКА И МЕМУАРЫ А.Т. БОЛОТОВА
©2015 г.
Е.Э. Овчарова
Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого
ekbs@yandex.ru
Поступила в редакцию
Аннотация: В европейской литературе со времен Средневековья описание природы часто использовалось для изображения чувств персонажей и развития сюжета. Рождение сентиментализма и влияние века Просвещения породило в документальной прозе XVIII в. (несомненно, испытывавшей влияние художественной литературы) своеобразный культ ландшафта, который можно назвать утилитарным, поскольку он часто был связан с непосредственным занятием автора. В этот период заметно отхождение от просветительской описательной традиции, напротив, в текстах порой присутствует стремление проникнуть в ритмы и состояния природы. Целью данной статьи является изучение рассматриваемой тенденции на примере известных мемуаров А.Т. Болотова путем привлечения как текста самих мемуаров, так и ряда исследований (в частности, материалов диссертаций) выполненных в последние десятилетия.
Ключевые слова: документальная проза XVIII в., описание природы, пейзаж в литературном произведении, сентиментализм, Бернарден де Сент-Пьер, А.Т. Болотов.
В европейской литературе изображение природы часто использовалось для изображения чувств персонажей и развития сюжета, что, несомненно, связано с фольклорной традицией (см., например, [1, с. 41]. Так, в лирических произведениях трубадуров и труверов любовная тема связывалась с цветами, зеленеющей травой, пением птиц, журчанием ручья, каплями росы на листьях. В стихотворном средневековом рыцарском романе природа была сценой для действия, символом откровения или воплощением некоего иного мира [2] (например, сад из знаменитого «Романа о Розе»). В идиллическом «саду уединенном» в романе «Клижес» Кретьена де Труа героиня находила временное пристанище среди опасностей и тревог. В роскошных садах, в полной гармонии с этой искусственной, огражденной высокой стеной природой, пребывают герои новелл Боккаччо, Маргариты Наваррской, Анны Флор; сад, полный «услад и отрад», мог быть также олицетворением гибельных мирских прелестей и служить для погибели душ легковерных и простодушных (как в сборнике средневековых новелл «Римские деяния» [3, с.27]).
В любовном романе XVII-XVIII вв. природа присутствует в виде прекрасного пейзажа (часто обозначенного только упоминанием), предназначенного для любования, эстетического наслаждения – или для рассеяния меланхолии героев (см., например [4, с. 30], более подробно данная тема освещена автором в работе [5]).
В готическом романе XVIII в. пейзажи выполняли многочисленные функции в сюжете, характере, интриге [6] и служили для эстетического наслаждения персонажей и отражения состояния души.
Традиция литературного пейзажа в XVIII в. нашла свое наиболее полное выражение в знаменитом роман Гете «Страдания юного Вертера». Одухотворенный пейзаж здесь был совершенно необходим для выражения бурных переживаний героя. Со времен Гете эти поэтические средства выражения прочно вошли в число инструментов романистов, и одухотворенный ландшафт стал общим местом в романтических повествованиях.
Чувствующая природа, отражающая состояние героев романа, постоянно присутствует в романах Жан-Жака Руссо, оказавших огромное влияние на современников. Стремление к проникновению в природные ритмы становится во второй половине XVIII в. одной из тенденций развитий европейской прозы, находившей свое развитие не только в художественной литературе, но и в документальных текстах.
Одним из подобных явлений новой эпохи было путешествие на Иль-де-Франс (ныне остров Маврикий) (1768-1770 гг.) Бернардена де Сент-Пьера, будущего автора шедевра сентиментализма, повести «Поль и Виргиния». Хотя, в отличие от повести, описание путешествия не имело никакой популярности, и по сей день известно лишь узкому кругу специалистов, оно интересно как отражение новых тенденций в развитии документальной прозы. Как пишет биограф, Сент-Пьера, Ив Бено (Yves B;not), в этом первом своем литературном опыте писатель, отдавая дань традициям просветительского voyage pittoresque, подробно описывая ветра, течения, животных и растения, также с непосредственностью представил читателю свои открытия, тревоги и восторги, связанные с этими природными феноменами, что являлось нарушением традиций эпохи Просвещения [7, с. 7-22]. Ранее природа в описаниях путешествий представала в виде ландшафта, который следовало более или менее подробно охарактеризовать для удовлетворения любознательных читателей – примером здесь могут служить тщательно выписанные, как бы сделанные с помощью камеры-обскуры, описания Индии, которые приводит в своих письмах Франсуа Бернье, знаменитый путешественник XVII в., последователь Гассенди и Декарта [8].
Утилитарный культ ландшафта, связанного с непосредственной деятельностью автора, стремление проникнуть в ритмы и состояния природы, можно обнаружить и в русских образцах документальной прозы второй половины XVIII в., таких, например, как известные мемуары А.Т. Болотова – хотя здесь, возможно, речь идет, скорее, о типологическом сходстве, чем о прямом влиянии. Заметим, что сопоставление столь разных литературных памятников как путешествие Бернардена де Сент-Пьера и мемуаров А.Т. Болотова требует отдельного исследования, которое выходит за рамки тематики данной статьи.
Можно заметить, что А.Т. Болотов был хорошо осведомлен о европейской литературной традиции [9]. Достоверно известно, что он много времени уделял философской литературе, серьезно занимался философией еще во время своей службы в Кёнинсберге и даже, согласно А.А. Гулыге [10, с. 42-46], вступил в опосредованный конфликт с молодым Иммануилом Кантом. Болотов посещал занятия в университете, также много читал и романов, которым в зрелые годы посвятил обширное, до сих пор полностью не опубликованное сочинение в виде сборника статей. Те материалы, которые имеются в открытом доступе, заставляют предположить, что Андрей Тимофеевич, хотя и явился одним из первых русских прозаиков, оставивших проникновенные описания природы, здесь находился в противоречии с общей тенденцией развития русской литературы. За два века до «Серапионовых братьев» он предпочитал «рассказ положений», а не «рассказ характеров» [11; 12] .
Большая часть мемуаров А.Т. Болотова [13] посвящена его страстному увлечению садами. Следует отметить, что описания пейзажей здесь встречаются нечасто, и все они связаны с садами; порой такие отступления сопровождаются философскими размышлениями. Эти описания, возможно, являются одними из первых в русской литературе. Вот яркое описание весны:
«Когда же наступила у нас половодь, бывшая в сей год в последний день месяца марта, то утешения моим конца не было. Я по нескольку раз выбегал на ребро прекрасной горы своей любоваться милою и любезною своею Скнигою-рекою.
Ни в какое время в году не бывает она так хороша и зрения достойна, как в сие половодное, а особливо когда случится быть половоди большой и дружной и такой, какая была в нас в сей год.
Превеликое разлитие вод ее и получение вида реки большой и быстрой; сплывание разнообразных, и где больших, где малых икр, или льдин, ея; сливание оных на местах мелких и узких; страшный шум, делаемый продирающеюся сквозь оныя водою; составляющийся чрез то огромныя заводи и пруди, и паки вдруг уничтожающиеся от прорвания ледяного оплота; быстрое несение сих икр вниз по прорвавшейся воде; бегание ребятишек по берегам вслед оных и произносящих радостные восклицания; ловление другими и старейшими людьми рыбы; радость и всеобщая суета прибрежных жителей, видимая с горы… представляли для глаз такие предметы, которым довольно насмотреться и коими довольно налюбоваться, а особливо в красный и ясный день невозможно. В сие время одни брызги, производимыя продирающиеся сквозь стеснившияся икры водою, представляют уже преузорочное для глаз зрелище!»
Еще в Кёнинсберге, где Болотов прилежно посещал парки, открытые для публики, одним из основных преимуществ снятой квартиры (наряду с хорошими хозяевами) была возможность часами наблюдать за обширным садом, который был расположен прямо напротив балкона.
Если никакого сада в окружении Болотова не было, то он всегда стремился создать его, хотя бы даже на малом клочке земли, в виде небольшого цветника и небольшого количества плодовых деревьев. В собственных же имениях он отводил садам столько пространства, сколько это возможно, уничтожая старые посевы, часть посевных площадей и старые строения (а ведь к последним он относится очень трепетно как к памяти родителей и других своих предков). Сады разбивались Болотовым одновременно со строительством дома для своего семейства в новых местах, где ему приходилось служить.
Сады в мемуарах являются местом для многих важных событий семейной жизни – свадьбы, сборов семьи, а также сценой для важных разговоров с друзьями и сановниками. Страстное увлечение самим процессом создания садов только усиливалось от необходимости стать достойным членом дворянского сообщества, для которого гуляния и празднества в садах в то время было элементом повседневной культуры. Cад является сценой для столь важного, поворотного для Болотова события, как его женитьба. Тревожился и волновался он по поводу данного события чрезвычайно: «Наконец окончился наш пост и начался мясоед, долженствующий решить мой жребий и судьбу мою кончить. Чем ближе подвигался я к сему времени, тем более волновался и смущался и безпокоился весь мой дух. Совершенная неизвестность – будет ли мне женитьба моя удачна, и счастливее ли я чрез оную сделаюсь или безчастнее – тревожила меня и смущала чрезвычайно, и тем паче, что не было никаких особых видов, которые могли б льстить меня сколько-нибудь приятными надеждами, а встречались с мыслями моими более сумнительствы в получении всего того, чего наиболее желало мое сердце»
Накануне свадьбы мы видим Болотова, мечущегося по своим обширным садам, без конца рассуждающего с самим собой о будущих ожидаемых переменах в своей жизни: «Не один раз по нескольку минут, а иногда и по целому часу хаживал по любимой своей, и под тению дерев в саду проложенной и пробитой тропинке взад и вперед и углублялся в философические размышления и предварительныя суждения о будущей и неизвестной судьбе своей! Не один раз восклицал я сам в себе: «А!.. что будет, если в будущей жене своей не найду я себе такого товарища, какого желала вся внутренность души моей и желает и поныне мое сердце? <…> Что будет, если и при дальнейшем возрасте пребудет она таковою ж, каковою мне теперь кажется, не знающей ничего и не имеющею ни малейшей склонности к чтению, наукам и познаниям? <…> Вот таким образом, удаляясь от всех людей, помышлял, озабочивался, смущался и чем сам себя ободрял и подкреплял я в самые последние дни пред своею женитьбою. И не один раз было то, что я не прежде выходил из сада, как повергнув себя где-нибудь в скрытом уголке пред невидимым и вездеприсутствующим Высочайшим Существом, вверяя Ему вновь всю свою судьбу и все свое счастие и несчастие и возвергая на Него всю свою надежду и упование!» .
Сцена перед самой женитьбой, когда Болотов в своем продолжающемся смятении обращается уже не к христианскому богу, а к божеству древних, солнцу, также происходит в саду, причем перед нами явная аллюзия на Гефсиманский сад [13, с. 65].
Примечательно, что многочисленные и долговременные странствования Болотова, например, из Дворяниново через Епифань, Раненбург, Тулу, Козлов, Тамбов в Шацкий уезд, или по Владимирской и Нижегородской губерниям, не вызывали у него никакого желание представить в своем тексте пейзаж. Природных феноменов там совсем немного – разве что дикие ирисы для садов, строевой лес государственного значения под селом Рассказ около Тамбова, пески там же. Следует признать, что восприятие природы у А.Т. Болотова, несмотря на отразившиеся в его творчестве новые тенденции развития литературы, в целом носит утилитарный характер, что вполне естественно для представителя века Просвещения.
Литература
1. Лихачев Д.С. Поэзия садов. СПб.: Наука, 1991. 370 с.
2. Стаф И.К. Природа, любовь и риторика во французской литературе начала XVI в. // В кн.: Природа в культуре Возрождения. М.: Наука, 1992. С. 93-106.
3. Средневековые латинские новеллы XIII в / Отв. ред. А.И Доватур. М.: Наука, 1980. 384 с.
4. Гийераг. Португальские письма / Отв. ред Н.И Балашов. М.: Наука, 1973. 286 с.
5. Овчарова Е.Э. Рассуждение о рецепции пейзажа // Зритель в искусстве: интерпретация и творчество: Материалы научной конференции 26-27 марта 2007 г. СПб.: Роза мира. С. 187-195
6. Соловьева И.А. Новые образы природы и естественного в готическом романе // Материалы XXXIV Международной филологической конференции 14-19 марта 2005 г. Выпуск 8. Часть 4. СПб.: Филологический факультет Санкт-Петербургского университета, 2005. С. 14-18
7. Bernardin de Saint-Pierre. Voyage ; l‘;le de France Un officier du roi l’;le Maurice 1768-1770 / Introduction et notes d’Yves B;not. Paris : La D;couverte/Maspero, 1983. 258 p.
8. Овчарова Е.Э. Франсуа Бернье как an opinion leader XVII в. // Клио: Журнал для ученых. N 4(47). 2009. С. 25-28.
9. Аникейчик Е.А. Нравственно-эстетическое значение пейзажа в русской литературе конца XVIII - начала XIX в.: от сентиментализма к предромантизму : дисс. канд. филолог. наук. М.: МГОУ, 2008. 182 с.
10. Гулыга А.А. Кант. М.: Соратник, 1994. 302 с.
11. Демиховский А.К. Литературное творчество А. Т. Болотова 1780 - 90-х гг. ХVIII в.: к проблеме формирования литературно-эстетических исканий. дисс. канд. филолог. наук. М.: Коломна, 2002. 189 с.
12. Кузнецов А.Е. Проза Андрея Тимофеевича Болотова как художественное явление: автореф. дис. канд. филолог. наук. М.: Литературный институт им.А.М.Горького, 2013. 16 с.
13. Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков. В 3-х томах. Т. 2 / Отв. ред. О. А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2013. 1183 с.
Abstract:
Tradition of literary landscape in Western European literature of 18th century and memoirs of A. T. Bolotov
Since the Middle Ages, representations of the nature and natural landscapes was used in depicting the feelings of heroes and in unraveling of the plot. Documentary literature is always influenced by fiction. In the 18th century, there was a great influence of sentimentalism on the documentary literature, which called into existence a peculiar landscape cult. It possible to view this cult as a utilitarian one, because these representations often were related to the actual occupation of the author. This paper discusses how the said tendency is represented in the well known memoirs of A. T. Bolotov. The paper is based on the original research, also on the memoirs itself and some theses devoted to the memoirs.
Key words: Documentary literature of 18th century, representations of the nature, literary landscape, sentimentalism, Jacques-Henri Bernardin de Saint-Pierre, A.T. Bolotov