ПУШКИН ДУХ
Сложно было найти широкий листок гладкой белой бумаги. Но я, каким-то чудом его находил. Осторожно расстилал на вытертом сухом столе, покрытом старой клеенкой. Стол был богатым наследством, на резных ножках, как женские ноги моей мамы/ Я под этим столом любил сидеть с тех пор, как под ним научился проходить, чуть пригнув голову. На листок я укладывал посредине квадрата большую тарелку из старинного сервиза с нарисованными на дне богато одетыми барышнями, сидящими на садовой скамейке. Тарелку надо было перевернуть красотой вниз. Очерчивал по краю тарелки химическим карандашом большой круг. Убрав тарелку в низ горки, где лежала праздничная посуда, я чертил, мусоля губами химический карандаш, буквы алфавита. Сбиться я не мог, потому что учился в четвертом классе на одни пятерки. И вообще был в нашей начальной школе председателем совета дружины. Правда, из-за этого, я не мог никому рассказать, что так помогал бабушке гадать. Это было домашней тайной. Внутри большого круга с буквами алфавита я точно по центру ставил перевернутое маленькое чайное блюдце из тонкого-тонкого китайского фарфора. Вся эта праздничная посуда внутри нижнего ящика горки была подарена бабушке купцами Филимоновыми за хорошую службу «у блюда». Как-то необычно называла бабушка свою работу прислугой, когда она была очень молодой и очень красивой. Чайное блюдце я тоже обводил химическим карандашом. Нарисовав на оборотной стороне блюдца стрелку, концом вниз, я отложил блюдце в сторону. Потом внутри маленького круга нарисовал портрет кудрявого человека с бакенбардами, похожего на писателя из картинки в учебнике по литературе, только с рожками и хвостом чертика и подписывал под хвостом: «Пушкин Дух». Бабушка терпеливо ждала, когда я закончу этот рисунок.
Мы встали вокруг нашего кряжистого стола, бабушка поставила фарфоровое блюдце в центральный круг стрелкой в сторону буквы «А», и положила на него ладони, чтобы блюдце согрелось. Ее сестра баба Оля и моя мама тоже накрыли блюдце ладонями с двух боков, чтобы оно быстрее грелось. Как только блюдце двинулось, они руки убрали, легонько держала его ладонями только бабушка Анисья. Блюдце тыкалось стрелкой в разные буквы, не выходя из большого круга, и бабушка читала вслух, что говорит «Пушкин Дух». Он говорил всякую чепуху, даже сердил бабушку, и она с ним спорила. Так при мне «Пушкин Духа» сказал, что моя мама скоро выйдет замуж, и назвал себя ее женихом. Конечно, он дурачился. Я мало верил тому, что блюдце само ходит, так что бабушка еле поспевает повторять, что он говорит буквами. Но однажды блюдце нас всех напугало. При первых же словах гадания, бабушка по буквам прочитала, что скоро Сталин умрет. «Как?» – вздрогнули все. «Пушкин Дух» ответил, что его отравят врачи. «А кто же будет вместо него?». «Пушкин Дух» и на это ответил: «Мамленков». Бабушка извинилась, что одна буква лишняя. У нее было только четыре класса начальной школы, как и у меня. И она писала с ошибками, с наклоном в другую сторону и левой рукой, называя себя «Люкша». Такого слова я так нигде в словарях и не нашел, только знал, что оно означает – левша. «Маленков, – поправила мама и велела срочно все спрятать, и строго сказал мне: «Никому ни слова!» Так стало страшно, что меня даже затрясло. Мы быстро бросили гадать, свернули широкий лист бумаги и спрятали его за печку.
А через несколько дней Сталин умер. Я заплакал от страха у черного круга радио, услышав это сообщение. В школе мы тоже почти все плакали на пионерской линейке. Я построил свою дружину, доложил старшей пионер вожатой, что отряд построен. И от слез забыл сказать постоянные слова: «Рапорт сдан!» и пошел к отряду. Старшая пионер вожатая мне в спину крикнула: «Рапорт принят. Вольно». Но меня не ругали за промах. А я забыл даже не столько от слез горя, сколько от удивления: «Как мог знать о смерти Сталина «№Пушкин Дух?» С тех пор я поверил, что «Пушкин Дух» не врет.
А бабушка Анисья не только гадала. Она лечила молитвами всякие болезни. Читает шепотом молитву, потом бывало, три раза перекрестит больное место со словами: «Аминь! Аминь!» Аминь!», и, как задохнувшись, глубоко выдохнет и сплюнет в сторону три раза. Я помню, приходил к ней лечиться мужчина, у которого половина лица была красная, вспухшая, называли эту болезнь «Рожа». А через несколько дней рожа прошла, и все лицо стало обычным, белым. Это бабушка Анисья вылечила.
Только себя бабушка не могла вылечить. У нее признали рак горла, и она умирала с большими муками. Кто-то из ее подружек сказал, что так страдают знахарки, потому что за колдовство Бог сильно наказывает. Мне было жалко бабушку. Она же делала наоборот доброе дело. И еще сказала эта старая женщина, что колдуньи должны передать свой дар другому человеку, без этого Бог не успокоит муки, и земля тело не примет. Я хоть не верил, но бабушку стал бояться. Мама все время была рядом с умирающей. И услышала страшный стук на крыше, когда бабушка скончалась.
И вот я стою фотографироваться со всеми около гроба, прощаюсь с бабушкой, и удивляюсь, почему я не плачу. Когда Сталин умер, я рыдал. А бабушка почти всеми днями была со мной, когда мама работала с утра до поздней ночи. Я очень любил бабушку. Даже больная, она мне купила велосипед, о котором я мечтал все детство. А у гроба бабушки почему-то не плакал.
И вот когда я стал писать притчи в стихах, я написал и притчу «Пушкин Дух», о моей любимой бабушке.
«ПУШКИН ДУХ»
(Притча)
Она склонилась над листом.
На нем начертан круг,
И черт с рогами и хвостом –
Кудрявый «Пушкин Дух».
И блюдце с меткою бежит
Под пальцами. И вслух
По буквам круга ворожит
Ее устами Дух:
«Войны не будет… Завтра дождь…
Твой муж среди живых…
Под осень выйдет замуж дочь,
И я – ее жених…»
«Смеется блюдце надо мной?»
Вновь ворожит: «Пора
Тебе, старуха, на покой
Катиться со двора.
Но будешь сильно ты страдать
От нестерпимых кар,
Пока не сможешь передать
Другому вещий дар».
И вот она уже лежит,
Хватается за крест.
А он в углу ей ворожит
О перемене мест.
Она грозит ему в ночи.
Двенадцать бьют. И вдруг
Ужасный грохот из печи
Весь дом привел в испуг.
На крик сбежалась вся родня.
Я в изголовье встал.
Старуха дунула в меня –
И Бог ее прибрал.
С тех пор дух Пушкина зажег
В душе моей пожар.
Смог получить я, иль не смог
Той ночью вещий дар?
…
Через какое-то время, когда я развелся с женой, и распрощался с девушкой Таней, которой хотел предложить руку и сердце, расстался из-за ее жадности, мне стало не по себе скучать одному в квартире, привыкшему к жизни в семье. И тут мне вспомнился «Пушкин Дух». Может, мне передала бабашка свой дар каким-то способом, и я смогу себе погадать, что меня ожидает в личной неустроенной жизни.
Я пригласил в письме погостить у меня мою двоюродную бабушку – тетю Олю. Она относилась ко мне как родная. И, между прочим, попросил ее привести с собой то блюдце из тонкого фарфора, которое осталось в горке у моей мамы в Астрахани. Приехала тетя Оля, я признался ей о своей тайне погадать на «Пушкина Духа», и спросил, помнит ли она, как все надо делать. Она вспомнила, что надо блюдце нагревать ладонями не только моими, и согласилась мне в этом помочь.
Все сделав, как раньше, мы встали с ней перед листом ватманской бумаги с буквами по кругу, и возложили ладони на перевернутое блюдце. Долго стояли. Блюдце не шевелилось. Я же не верил. И вдруг подумал, что, если взялся гадать, то подсознание мое верит в переданный мне дар. «Пушкин Дух», скажи, что меня ожидает, как поэта, в личной жизни? – спросил я вслух под взволнованное сопение рядом моей любимой тети Оли.
И блюдце задвигалось к буквам. Тетя Оля сразу убрала руки, а блюдце шло, тыкаясь стрелкой в буквы по кругу. Или я его двигал, Не знаю. И куда? Не зависимо от себя я читал: «Ж-а-л-к-о Т-а-н-ю…». Я бросил от страха чертово это гадание. И почему-то был уверен, что «Пушкин Дух» мне сказал про Таню, с которой я порвал отношения. А ведь у меня росла дочь, тоже Таня, в Астрахани, с которой мне не давала общаться ее мама с момента рождения. Только посылаю ей подарки, которые от нее прячут. И все о дочери я узнаю через друзей из Астрахани, ее преподавателей. И даже несколько тайных писем и фотографий Танечки мне прислала Вера Васильевна, мама бывшей жены.
Нет, я сразу подумал о своей будущей жене, с которой помирился и прожил потом более 30 лет.
Но в тот момент я со страхом бросил гадание и разорвал лист с «Пушкиным Духом», поверив что, действительно, в меня вселился колдовской дар от бабушки. А я ни за что не хотел связываться с этим грехом, и молился, чтобы Бог меня отвел от этого зла.
И вот через много лет – на восемьдесят восьмом году началась деменция у моей мамы. Она меня уже не узнает, хотя осмыслено разговаривает с моей женой, которая хорошо за ней ухаживает, как и я. Она меня называет тоже Борей, и просит поискать пропавшего Борю, пожалеть его, потому что он хороший, не пьет, не курит, не гуляет, много работает. Но пошел зимой за святой водой и пропал. «А что мало еды, так потому, что у него небольшой заработок, – уговаривает меня мама». Мне все это страшно, и больно слушать. А она, переставляя перед собой стульчик, чтобы подтягивать сломанную шесть лет назад ногу, идет на меня со страшными глазами и просит поискать под землей ее сына Борю. Я закрываюсь в другой комнате от ее натиска, а она громко стучит в дверь. И так до тех пор, пока не приходит с работы Таня.
И вдруг после очередного приступа мама, лежа в кровати, сунула мне в руку мятый платок с нитками и иголками, торчащими острием в разные стороны. Я с отвращением и испугом отшвырнул этот колючий комок на нее и убежал в другую комнату. Я сразу все понял. «Она решила передать мне свой колдовской дар! – вспомнил я «Пушкина Духа», – чтобы от этого зла избавиться и прекратить свои мучения?». Если она меня не узнавала, значит, любя сына, и не желая ему зла, она решила отдать колдовство другому Боре», – отчаянно размышлял я.
Куда этот платок потом девался, не знаю. Мама умерла у меня на руках. Все с ее кровати вынесли в мусорный ящик, как делают другие родственники покойников.
Несколько раз я читал свою притчу «Пушкин Дух», вспоминая про себя это гадание. Жене Тане и после развода не сказал, что это он ее мне нагадал в жены.
И надо такому случиться, мне опять вспомнился «Пушкин Дух». В Черногории, куда я с писателями ездил на день рождения А.С.Пушкина, и читал там свои стихи с сербскими писателями у памятника Пушкину и Натали.
Нет, невероятная встреча произошла, когда я читал роман «Воскресение» Льва Толстого, о котором писатель при его создании с озлоблением говорил: «Когда он кончится? Как он мне надоел!».
Я узнал эпизод Льва Толстого из этого романа:
«Старый генерал, в то время как Нехлюдов подъехал к подъезду его квартиры, сидел в темной гостиной за инкрустованным столиком и вертел вместе с молодым человеком, художником, братом одного из своих подчиненных, блюдцем по листку бумаги. Тонкие, влажные, слабые пальцы художника были вставлены в жесткие, морщинистые и окостеневшие в сочленениях пальцы старого генерала, и эти соединенные руки дергались вместе с опрокинутым чайным блюдечком по листу бумаги с изображенными на нем всеми буквами алфавита. Блюдечко отвечало на заданный генералом вопрос о том, как будут души узнавать друг друга после смерти.
В то время как один из денщиков, исполнявший должность камердинера, вошел с карточкой Нехлюдова, посредством блюдечка говорила душа Иоанны д,Арк. Душа д,Арк уже сказала по буквам слова: «Будут признавать друг друга», и это было записано. В то же время, как пришел денщик, блюдечко, остановившись раз на «п», другой раз на «о» и потом, дойдя до «с», остановилось на этой букве и стало дергаться туда и сюда. Дергалось оно потому, что следующая буква, по мнению генерала, должна была быть «л», то есть Иоанна д,Арк, по его мнению, должна была сказать, что души будут признавать друг друга только после своего очищения от всего земного или что-нибудь подобное, и потому следующая буква должна быть «л», художник же думал, что следующая буква будет «в», что душа скажет, что потом души будут узнавать друг друга по свету, который будет исходить из эфирного тела душ. Генерал, мрачно насупив свои густые сердитые брови, пристально смотрел на руки, воображая, что блюдечко движется само, тянул его к «л». Молодой же бескровный художник с заложенными за уши жидкими волосами глядел в темный угол гостиной своими безжизненными голубыми глазами и, нервно шевеля губами, тянул к «в». Генерал поморщился на перерыв своего занятия и после минуты молчания взял карточку, надел pince-nez и, крякнув от боли в широкой пояснице, встал во весь свой большой рост, потирая свои окоченевшие пальцы.
– Пригласи в кабинет.
– Позвольте, ваше превосходительство, я один докончу, – сказал художник, вставая. – Я чувствую присутствие.
– Хорошо, заканчивайте, – сказал решительно и строго генерал и направился своими большими шагами невывернутых ног решительной мерной походкой в кабинет…» .
Борис Рябухин
20 февраля 2017 г.