Глава 43.
На собрание, как и предполагалось, пришли не все родители, но родители главных нарушителей дисциплины, по мнению директора, Ковалева, Левкина и Мохова присутствовали. Все собрание они выслушивали нарекание учителей и оправдание детей. Недовольно высказывались и другие родители, особенно отличилось выступление отца Пчелкина Валентина. После чего напряжение только накалилось и началась перебранка между родителями, перешедшая в истерику матери Мохова. Женщина в перелицованном зимнем пальто с поношенным цигейковым воротником, в клетчатом шерстяном платке, завязанном в узел, вызывала жалость, а ее истерика только увеличило это чувство.
- Не трогайте моего сына – сквозь слезы, кричала она. – Он хорошо учился, пока не связался с этим Левкиным. Он его тянет в болото. Уберите этого Левкина.
- С чего вы взяли, что мой сын причина плохой учебы твоего сына – не поворачиваясь, спокойно защищала своего сына другая женщина, розовощекая, с милой улыбкой в вязаном плаке «паутинка».
- А вы кто?
- Я Мария Ивановна Левкина, мать Жени Левкина.
- Ну, конечно, один сын в тюрьме, другой не лучше. И моего Сашку за собой тянет – не успокаивалась Мохова. – Уберите из класса этого Левкина.
- Что странно – поднялся опять отец Пчелкина. – В классе столько мальчищек, а только один Мохов поддается влиянию. А, может, наоборот это Мохов подбивает на грязные дела. Пустые бутылки нашли у него, опять же его видели с полной бутылкой на перемене, он первый ушел с урока химии, и сколько мне известно, он инициатор работы ночами на грузотоварной станции.
- Какой станции? – испугалась Мохова.
- Работают грузчиками, вагоны разгружают и получают деньги.
- А разве это плохо? Я бы тоже пошел. Деньжата не помешали бы – Сорокин оглядел класс. Девочки удивленно смотрели на мальчишек, те потупившись, опустили глаза.
- Труд – это хорошо. Но, всему свое время. Вам сейчас нужно учиться. Ну, на каникулах, почему бы и нет – заключил отец Пчелкина. – И еще, может, Мохову покинуть наш класс, и наступит порядок.
Молчание затянулось. Богданов Ваня, сидевший рядом с Ереминой, прошептал ей на ухо.
- Вы еще те. Я открыто, а у вас тут фи – он свистнул и тем самым прервал молчание.
- Так, хватит тут сидеть, дети поняли. И почему сорвали урок, я думаю задуматься нужно и учителям. Мы отправляем детей в школу учиться, а не слушать оскорбления. Я, наверно, поступил так же, а то и хуже. А по другим вопросам, поговорим дома. Это мое мнение. Молчать можно долго, а договориться, не получиться. Классный руководитель хороший, не то, что та была. Ребята, и вы уважайте, открыто говорите, если вас оскорбляют, а не устраивайте тихие революции ничего не доказывающие. Что вы хотели сказать срывом урока? Виноваты сами стали и привело к этому собранию. А скажите открыто, и не было бы многого чего, а уважения прибавилось бы.
- Правильно, правильно – послышалось со стороны родителей. – Поняли?
- Поняли - наперебой ответили дети.
Собрание закончилось, родители расходились, за ними потянулись и ученики. Только Ваня Богданов не торопился.
- Ты чего сидишь? – Еремина заворачивала в пакет кеды.
- Тань, я ухожу из школы.
- Почему?
- Я никогда не буду таким как вы, я всегда буду тюремщиком. Не могу я так. И не дай бог никому пройти те дороги, что прошел я. Ты не представляешь, что значит быть там и какое к тебе там отношение. Там не видят в тебе ребенка, как здесь на собрании, вы дети, а там я преступник и отношение, как в тюрьме. Не так сделал, не туда поставил, не в то время сел на стул – все наказание, а это не ругают, как сейчас было – Ваня осекся – это больно.
- А что ты такого сделал?
- Пустяк. Залезли в сельский магазин, напакастили, а взять ничего не успели, бутылку вермута выпили и шоколадкой закусили, а на нас списали и продукты, и деньги. А денег в кассе было всего три рубля мелочью, а написали чуть ли тысячу. Продавцу поверили, а нас на воспитание.
- Ни такой уж это и пустяк.
- Пустяк в сравнении с теми, кто там находится.
- У нас Клышков в восьмом учился, якобы, тоже, ту же школу прошел. Ушел, в ПТУ учится сейчас. Был хулиганистый Холохолов, так у них была, чуть ли, ни банда. Мы побаивались их. Правда или нет, но сдав экзамены в восьмом, ввязались в драку и плачевно закончилось. Попали в тюрьму. Самый старший учился в параллельном классе Орлов Сергей, он два раза оставался на второй год, ему восемнадцать.
- Таких в тех местах нет. Их во взрослые лагеря.
- Страшно все это. Меня всегда мучает вопрос - почему идут на такое и зачем?
- У каждого своя причина. Понимаешь, когда уже поздно. Каешься, а толку, назад не повернешь.
- А ты почему? – осторожно по буквам спросила Таня.
- Я? Себе доказать, что могу. Лучше бы пошел вагоны разгружать. Честнее и свое. Теперь понимаю и повторять не хочу. А пацаны лезут туда – Ваня на полуслове замолчал и громко проглотил слюну.
- Ни с кем подружиться не получилось?
- Не хочу с ними. С «братом» - Ваня улыбнулся и посмотрел на Таню. – Надо же так быть похожими. Оба седые – он усмехнулся. – С ним нормально общаемся. Он в душу не лезет и не спрашивает, Мишка Храмов, тоже, нормальный парень. А Мохова терпеть не могу. Тот еще. Чужими руками на вершину влезет. Опасный он человек. Хотел сказать, но не стал. Мать то истерику устроила.
- Он же сын. Для каждой матери сын самый лучший.
- Моя бы не устроила.
- Я ее видела, хорошая на вид.
- Хорошая. Не везет ей с мужиками. Пока там был, двоих сменила. Не осуждаю, ее жизнь. Я ей говорю, нормального бы нашла. Был одни Паша, но что то не получилось у них. Может, испугался, нас четверо. Кому нужна такая обуза. Ну, ладно. Пошли, то скоро темнеть уж начнет, мы все в школе – Ваня поднялся со стула и тут же опустился. – Ты чего мучаешь портфель?
- Хочу втолкнуть кеды, чтоб не тащить мешок с кедами.
- Давай помогу – он взял кеды и аккуратно начал укладывать.
- Ладно, а я пока мусор большой уберу. Все разбежались и забыли про уборку.
Пока Таня собирала и выгребала мусор из столов, Ваня что то написал на листке бумаги и спрятал в портфель.
- Вань – громко окликнула Таня – А почему ты пошел в девятый? Мог бы после восьмого пойти в ПТУ, техникум.
- Я хотел права шофера получить. А там только после десяти, после восьми только на тракториста принимают. А у меня с трактором как то не клеится любовь.
- А куда пойдешь, раз бросить решил, без дела тебе нельзя?
- Без учебы нельзя. Пойду в то же ПТУ, на комбайнера выучусь, а там и на грузовик права получу.
- Чем объяснишь уход?
- Чем. Программа сложная, не справляюсь.
- Ты? – Таня от удивления выпрямилась и смотрела на одноклассника. – Ты в математике лучше меня соображаешь, по истории пятерки, даже, четверок нет.
- Скажи, что отличник.
- А что, можешь и того же Мохова обойти.
- Там отличником был. Вот и осталась та дисциплина. Ну, там хошь, не хошь станешь. Хорошие ученики везде в пример и жизнь послаще. А здесь, директор меня держать не будет. Он перестраховщик. Левкину не завидую, выкинет из школы. Не плохой он, но податливый.
Уже вечером собирая портфель, Таня обнаружила небольшую записку между учебниками.
«Я тебя люблю. Ваня» Таню бросило в жар. Она выронила портфель и опустилась на диван. Долго перечитывала эти три слова. А в голове вертелось только один вопрос – Что делать? Всю ночь она ворочилась в постели, не сомкнув глаз. Она вспомнила Вовку Канушина, одноклассника из старой школы. Он пришел в класс поздней осенью и проучился почти год. Но этот год стал для класса очагом напряженности. Не проходило ни одного дня, чтобы Канушин чего-нибудь не выкинул. Если он не показывал фокусы, то задавал кучу разных вопросов, ставящих учителей в тупик. На молчание учителей он отвечал стихами о любви, что приводило в восторг всех девчонок класса. Он был самым маленьким в классе и самым заметным, непослушным мышонком, которого никто не решался ни выгнать, ни громко поругать. Он находился... на воспитании, пока его родители работали в одной их восточных стран. Он никого не слушал, поступал так, как считал нужным, превознеся себя, но при взгляде Тани он мгновенно превращался в милого мягкого котенка. Он приносил ей шоколадные конфеты и зефир. Девчонки завидовали, а при случае «подставляли ей ножку». Он защищал ее или портфелем по голове обидчицы, или дохлым мышонком, воробьем в учебники. Шум и слезы заполняли класс, а Вовка гордо восседал за своей партой, показывая всем видом, что он мститель. Таня посылала улыбку благодарности защитнику и приносила новую обложку на учебник или тетрадь, которые требовали еженедельной смены.
- Таня, не плачь – успокаивал Вовка. – Стану летчиком, возьму тебя в стюардессы. Вот тогда то они от зависти лопнут.
- А разве в стюардессы берут?
- Мой же папа так маму взял к себе в экипаж. И я так же.
- А ты летчиком хочешь быть?
- Только летчиком.
Вспомним Вовку на сердце Тани стало еще тяжелее. В двенадцать лет легкое детское увлечение, хотя, и с побоями, и слезам, но воспринималось иначе, нежели новая полученная записка. Что сказать, когда испытываешь только чувства дружбы и принимаешь, как одноклассника. Сметение души, ищущей ответа, не давало покоя.
Глава 44.
Утром следующего дня они встретились в коридоре школы. Ваня, у кабинета директора, заворачивал в газету журнал «Юность».
- А, Таня, привет – Таня ответила легкой улыбкой. Заметив необычность приветствия, Ваня улыбнулся. – Сейчас пойду в ПТУ.
- А примут?
- Примут. Вчера узнавал.
- Может, торопишься? Остался бы – робко спросила Таня, и по ее лицу пробежал румянец.
- Я уже решил. Хорошая ты девчонка, но я не твой герой. Я же вижу какая ты, мне до тебя никогда не дотянуться. Честно скажу, нет в классе для тебя достойного. Для Поваренкиной есть, а для тебя нет. Удивлена?
- Ваня.
- Таня, дальше еще больней будет моему сердцу. Так лучше. И еще. Не дружи с Поваренкиной, она отличница, но не надежная. Ладно, пойду. Будь счастлива.
- До свидания, Ваня Богданов.
- До свидания – Ваня крепко по дружески пожал руку и скрылся за дверью школы. В окно Таня видела бегущего по школьному двору одноклассника. Через минуту он скрылся в тумане грядущего дня.
Грустно стало да душе. Таня не слушала учителя, а смотрела в окно на ветки яблонь, что били о стекло, отвлекая от урока. Ей казалось, что эти ветки царапают ее сердце.
- Тань, ты чего весь урок в окно смотришь? – шептал Егоров, занявший место Вани Богданова. – Ваньку жалко? Так не жалей, он не пропадет.
- А ты чего такой радостный?
- Место освободилось рядом с тобой. Не прогонишь?
- Освободилось… Эх, ты – в голосе послышались слезы.
- Что с тобой?
- Ты такое не скажешь.
- Я больше скажу и главное.
- Главное для себя.
- И тебя.
- Поверю ли я – вздохнула Таня.
- Почему нет?
- В тебе нет искренности, решительности, у тебя какой то страх передо мной, делаешь то, что я хочу. Я не знаю тебя.
- Давай станем ближе, узнаешь.
- У тебя нет желания быть друзьями, ты хочешь другого, а я человек, не прыгающий через ступеньки, а медленно поднимающийся.
- А Ваня друг?
- Он меня понял и прочел, как книгу. Он умный.
- А я дурак, что ли?
- Ты еще не вырос, а требования взрослые…
- Еремина, Егоров – это что за выяснение отношений? Перенесите эти вопросы на героев Достоевского. Егоров, ответь – кто права имеет? – Татьяна Анатольевна смотрела на ученика и ждала ответа.
- Права имеет тот, кто пишет эти права, а пишет тот, кто видит. Короче, мы сами решаем – наше это право или отдано другому. А как решишь, так и жить будешь. Или возьмешь, или глядеть со стороны и вздыхать – Егоров не говорил, он будто оратор на трибуне призывал к действию, одноклассники затаив дыхание, слушали и удивлялись. – Сумеешь взять, то победитель и герой. Если примешь взгляд со стороны, то трус и слабак.
- Неожиданно – удивилась Татьяна Анатольевна. – Ты будешь участвовать в конкурсе сочинений. Интересное твое мышление.
- Какой конкурс? – Левкин будто проснулся и потянулся, вытянув руки вверх.
- Евгений, ты тоже принимаешь участие, сам вызвался на прошлом уроке.
- А, это тема «В жизни всегда есть место подвигу».
- Да. И еще, педсовет принял решение, что участвовать могут все желающие. А тех, кого я отметила, обязательно. И не забывайте, что последний день сдачи сочинений эта пятница.
- А когда результат?
- С результатом я вас познакомлю. Женя Левкин, твое сочинение последнее было очень интересное, продолжай писать в том же направлении.
Женька выпрямился и уставился на учительницу, потом громко выдохнул и повернулся через парту к Ереминой.
- Ну. Танька, не подведи.
На что Еремина усмехнулась. Ее удивило то, что за списанное ее сочинение Левкин получил «Пять» и похвалу, как ее сочинение было оценено на «Четыре» и ничего особенного не вызвало.
- Сам справишься, так хвалят. Я уж, без тебя.
- Ладно, потом поговорим.
- Тихо, разговоры в сторону. Продолжаем урок. «Преступление и наказание». Что вызывает старуха проценщица? Жалость, презрение или что то иное?
В классе началось обсуждение и скорее не самой старухи, а явления как такого.
- Тань, я тебе книгу принес, что обещал – шептал Егоров.
- Потом. Тихо.
- Да, ну это, я и не читал. Ты читала?
- Да и мне очень понравилось.
- Да, ладно – Егоров аж отпрянул от одноклассницы. – Тебе нравится такое чтение? А, впрочем, чему удивляюсь, ты же в юридический собираешься.
- Егоров, что за секреты. Скажи всем нам свое мнение и не шепчи на ухо Ереминой.
- Он ей в любви объясняется, а вы дергаете его – с последней парты ехидно сообщил Прошин.
- Вот и хорошо, пусть нам расскажет - любил ли главный герой и что в его понимании любовь?
- Ну, американец – бросил в сторону Прошина Егоров поерзал на месте, но не поднялся. – Я что главный герой сегодня? Кроме меня еще семнадцать человек в классе. Пусть Прошин и ответит, что такое любовь. Он же наперед все знает – недружелюбный взгляд не смутил Прошина.
- Все таки поднимись и ответь на вопрос.
- У меня свое мнение
- Ну, скажи. Потом и Прошина послушаем.
- Конечно, любил, если пошел на такое дело.
- Ты читал роман?
- Не читал. Скучно.
- А как будешь писать сочинение?
- Как- нибудь. Помощника найду, как Левкин.
- Так дело не пойдет, за выходные, чтобы прочли роман – Татьяна Анатольевна захлопнула журнал. – Что мне с вами делать?
- А вы нам расскажите, а интересное мы прочтем – совет Сорокина обескуражил учительницу, она прошлась молча по классу и остановилась у последней парты.
- Другого не остается. Следующее произведение будем читать раздельно по главам, за каждым закреплю определенные главы. И попробуйте сорвать мне урок. Оставлю на осень – слова Татьяны Анатольевны прозвучали, как угроза и неатестация за год могла испортить летние каникулы. Ребята поняли и, опустив глаза, сопели под нос. Скрип входной двери заставил всех повернуть головы. В дверях стоял первоклассник и указательным пальцем звал кого-то из класса.
- Мальчик, тебе кто нужен? – спросила Татьяна Анатольевна, стараясь понять, кто так нужен ребенку.
- Вон та – он выпрямил указательный палец и направил руку в середину класса.
- Кто именно?
- Вон та в синем платье и в горошек.
- А зачем?
- Надо. Это срочно и очень личное.
- Надо же. Очень личное. Сейчас урок, подождать не может?
- Нет – строго ответил мальчик.
- Ты из какого класса? Кто отпустил тебя с урока?
- Ольга Геннадьевна.
- Еремина иди, раз так срочно. Ты его знаешь?
- Да, он из первого класса. Дима Пасюк.
- Ладно, иди.
Таня вышла, а по классу пробежал легкий смешок.
- Вот у кого учиться надо – Левкин улыбался. – Надо и все.
А сейчас ему срочно понадобились фломастеры, а Таня его часто выручала его на уроках рисования.
- Таня, это тебе – он разжал ладошку, на ней лежала ириска.
- Дима, что случилось?
- Конфетку принес, дай фломастеры. Мы лес рисуем и цветы. Дай, а.
- Ладно, на перемене, звонок через пять минут будет. Урок сейчас?
- Нет, следующий. Отпросился в туалет, а то тебя не найдешь потом.
- Ладно, иди в класс, я занесу – довольный Дима побежал в класс. Не успела она дойти до своего стола, как прозвенел звонок.
- Классный жених у тебя – Женька укладывал тетради в сумку и хитро улыбался глазами. – Брата обошел.